Столичный доктор. Том VIII (СИ)

— Какой ужас! — вздохнул Боткин. — Были погибшие в госпитале? Раненые?
— Нет, Бог миловал. Пара фельдшеров дизентерию подхватили. Борюсь с ними, борюсь, чтобы только кипяченую воду пили, все без толку. «У нас в деревне колодезная вода завсегда чистая была…». Представляете? Теперь штрафовать буду.
— Это правильно, — согласился Боткин. — Но раз были под обстрелом, да и тут, как я слышал, геройски себя проявили…
  
Гедройц молча кивнула, подтверждая сказанное.
— Хочу написать на всех представление к наградам. Люди такое пережили…
— Я поддержу, — закивал Евгений Сергеевич. — Мне также необходим список ваших нужд, постараюсь удовлетворить.
— Ну и как там, в нашем монастыре? — вдруг спросила Вера Игнатьевна.
— Жизнь кипит, — совсем грустным голосом сказал Боткин. — Сами понимаете, рядом с великой княгиней многие хотят оказаться, погреться в лучах ее славы. Вот и занимаются благотворительными вечерами. Ну и лечебной работой тоже, — быстро добавил он, наверное, чтобы мы не подумали, что у Лизы там только балы устраивают.
— А у меня есть бутылка коньяку. Давайте выпьем, — внезапно предложила княжна. — Сидим тут как гимназисты, чай пьем. Начальство привечаем, называется.
— Оставьте на потом. Что я за главный врач, если своей выпивки нет. Вот, извольте, — я полез в ящик и достал спрятанную среди вещей бутылку «Хеннесси». — Пожалуйста. Жаль, конечно, всего четыре звезды, не пять, но тоже неплох.
— Если честно, если мне глаза завязать, то я три звезды от пяти отличить не смогу, — признался Боткин. — Главное, чтобы компания хорошая. А сегодня здесь, посмотрел он на нас, — на все десять звезд, не меньше.
* * *
Боткин уехал, а я пошел проводить Гедройц.
— Подождите, мне надо срочно закурить, — остановилась Вера и похлопала по карманам в поисках спичек. — Давайте посидим, отдохнем немного от этого сумасшедшего дома.
— Ваше желание, княжна, — шутливо поклонился я.
— Ой, бросьте, — махнула она рукой. — Если честно, никакая я не княжна. Чтобы выехать за границу, пришлось фиктивно замуж выйти. Теперь это всё висит надо мной… Боже, Евгений Александрович, простите меня! Чего только спьяну… Пожалуйста, прошу вас, никому…
Не так уж мы много выпили. Гедройц интересничает и о боже, кокетничает? Женщины — всегда женщины. Даже такие страшненькие…
— Тут не Петербург, даже моя Пелагея может одеться побогаче и представиться графиней, — продолжала княжна. — Знакомые помогли, попросили Трепова, устроили. Евгений Сергеевич принимал участие тоже. Так что, если быть точной, то я не Гедройц, а Белозерова.
— Бросьте, не стоит этот разговор времени, на него потраченного. Вы же знаете, что княжеское достоинство мне было возвращено всего лет десять назад, перед моей вынужденной эмиграцией. А до этого я был обычным дворянином Тамбовской губернии. Тем более, что здесь, как вы успели заметить, мне в нашем госпитале нужны специалисты, а не обладатели титулов. А вас я не обменяю даже на троих великих князей.
— Тем более, что их свита здесь не уместится, — хихикнула Вера.
* * *
Стою, оперирую, никому не мешаю. Ответственный этап — наложение кишечного шва. Это в анатомическом театре студентам когда показываешь, то всё просто, а в жизни почему-то наоборот. Так что надо сосредоточиться и сделать всё правильно, без ошибок. Настроение умеренно поганое — перед этим два подряд пациента из красной группы умерли на столе. Вдруг из предоперационной голос санитара:
— Ваше сиятельство, к вам генерал…
— Вон отсюда со всеми генералами! — рявкнул я. — Не лезьте ко мне со всякой ерундой! Оперирую! Генерала напоить чаем, пусть ждет, если надо! А не станет ждать, так невелика печаль!
Последнее дело — переносить свое плохое настроение на подчиненных. Но сказано уже столько раз, что святой Пантелей на иконе в углу палатки запомнить должен был: во время операции никого из врачей не беспокоить, в случае пожара аккуратно оттаскивать в сторону вместе со столом. Эка невидаль, генерал. Да их хватит тут, чтобы роту сформировать, еще и в резерве останется. Перед каждым спину гнуть — работать некогда. Тем более, что я и сам тайный советник, хоть и в отставке.
Закончили примерно через час и я вышел из палатки. Хорошо как! Весна, тепло, солнышко! Сейчас бы на природу, чтобы возле реки где-нибудь — занырнуть в воду, потом пикничок, шашлыки, винца красного, зеленухи… И тишина кругом, а не стрельба.
— Ваше сиятельство, генерал Чичагов… — тихо сказал санитар.
— Как Чичагов? Откуда? Что ж ты мне сразу не сообщил?
— Так вы же меня и прогнали, ваше сиятельство…
— Да. Извините. Где ждёт?
Мне вдруг стало стыдно. За барское «тыканье», за перекладывание вины. Сам не дослушал доклад, дал волю эмоциям.
— Как вы и велели, в вашей палатке, пьет чай. Её сиятельство, они там тоже…
— Что за «её сиятельство»? Гедройц? Она же в операционной…
— Нет, ваше сиятельство… Агнесса Григорьевна. Приехала. Только что.
Что за бараны меня окружают? Неужели нельзя было сразу сказать, что Агнесс вернулась? Генералы, чай… А главное на потом оставили.
Слушать дальше я, естественно, не стал. Где моя палатка, и сам знаю. Тут недалеко, метров сто. Бежать не стал, дабы не поднимать панику, но шел очень быстро.
Полог палатки был откинут — и по причине теплой погоды, и чтобы приличия не нарушались. Неподалеку от входа стоял чичаговский адъютант — мало ли что понадобится, а он уже рядом. Увидев меня, он улыбнулся и отдал честь. Я в ответ кивнул. В палатке громко и по-актерски, с интонациями, вещал Николай Михайлович:
— А ведь матушка моя, царство ей небесное, тоже была писательница. Когда взяли в плен Шамиля, это был знаменитый глава инсургентов на Кавказе, то его определили жить в Калугу. А отца моего приставили к нему. И вот наша семья с семьей Шамиля очень дружны были, помню его у нас дома. Так вот, году в восемьдесят девятом для книги о Шамиле мама написала его биографию…
Дальше ждать не стал. Чичагов — рассказчик замечательный, и в другой ситуации я бы и про Шамиля послушал, но не сейчас. Вошел в палатку и просто сказал:
— Здравствуйте.
Агнесс резко отодвинула чашку, так что чай выплеснулся на стол, вскочила, и бросилась ко мне.
— Здравствуй, Женя. Вот я и вернулась.
Я обнял её, крепко, будто проверяя, настоящая ли. Тепло её губ, такой знакомый запах от волос и немного аромата чая — всё это было куда убедительнее слов.
Чичагов, как настоящий джентльмен, сразу поднялся и вежливо отвернулся.
— Николай Михайлович, очень рад нашей встрече. Какими судьбами?
— Так вот, жену вам доставил. И бронепоезд будет здесь… если ничего не помешает, то послезавтра.
  
Глава 11
 
Японскіе шпіоны въ Сибири
КРОНШТАДТЪ, 3 мая. Вчера, на прибывшемъ изъ Кардифа англійскомъ пароходѣ «Саmross» задержанъ машинистъ и два каютныхъ лакея. Всѣ задержанные — восточнаго происхожденія и именуютъ себя индо-китайцами; по-видимому, есть межъ ними и японцы. Задержанные содержатся полиціей и ведутъ себя дерзко.
«Daily News» разсказываетъ, что около Омска на рѣкѣ послѣ ледохода рыбаки нашли утопленника похожего на японца. Въ его карманѣ были найдены бумаги, изъ которыхъ оказалось, что онъ японскій шпіонъ, имѣвшій порученіе отъ своего правительства. Между прочимъ, среди бумагъ нашли письмо отъ его жены изъ Кіото, въ которомъ она совѣтовала ему соблюдать осторожность при исполненіи имъ своего опаснаго порученія. Полагаютъ, что японецъ хотѣлъ взорвать на рѣкѣ мостъ, но, попавъ въ прорубь, утонулъ.
  
Телеграмма отъ штаба манчжурской арміи
Войскамъ манчжурской арміи приказано перейти при ношеніи лѣтней одежды на сѣрый цвѣтъ, причемъ разрѣшается офицерамъ вмѣсто кителей носить сѣрые рубашки. Командующій арміей поручилъ просить Экономическіе общества офицеровъ имѣть на складахъ запасъ матеріи сѣраго цвѣта преимущественно полутемныхъ оттѣнковъ.