Неисправная система. Том III Благие Намерения (СИ)
Все от людского любопытства.
Так с чего бы мне взывать к любопытству, когда можно воззвать к куда более древнему и надежному чувству. Чувству, что заставит их уносить отсюда ноги и как можно скорее. Тем более, что практически всю работу в этом направлении за меня уже сделали. Весь тот страх, все то насилие, которыми банда терроризировала жителей, сейчас сыграет мне на руку. Ведь даже во время их мелкого рекита все свидетели стремились убраться подальше.
И не сложно представить, что сделают годами запугиваемые люди, при малейшем риске оказаться невольным и оттого ненужным свидетелем расправы...
Они обеспечат мне незаметность. Незаметность, основанную не на абсолютной скрытности, но на абсолютном страхе.
Однако банда не спешила приступать к действу, несмотря на все мои выкрики. Слишком сильно шокировала их подобная дерзость, и воспринималась она скорее как слуховая галлюцинация. Разве найдется хоть один разумный, способный бросить им вызов на подконтрольной территории? Нет, такого попросту не может быть. Скорее всего, это напрочь лишенный рассудка безумец, о которого даже руки марать будет зазорно.
И с этими мыслями старший усмирил гнев товарищей, сказав, что наглец еще получит свое. Все же сейчас их больше интересовала действительно ценная добыча, а не какой-то голодранец. Голодранец, что совершенно не стеснялся в выражениях...
— Руки прочь от моих вещей, или будете [наслаждаться] порцией внеочередных люлей, — мне даже не потребовалось указывать усиливаемое чувство. В наблюдателях взыграет животный страх, что годами накапливался и становился едва ли не рефлекторным при виде бритоголовых, в то время как сами подонки усилятся в бурлящей ненависти ко мне. — Или вы еще и глухие?
Казалось, в этот миг жизнь покинула трущобы. Люди, звери, птицы, все, кто хоть в некотором роде был способен передвигаться, поспешили оставить место грядущих разборок еще после первого моего крика. После второго же, да с усиливающим воздействием способности, их больше не заботило ни имущество, ни любые иные дела...
Ибо кто знает, что взбредет в головы разъяренных рэкетиров? Стоит их жертве преждевременно откинуться, как банде потребуется новая игрушка для вымещения злобы. И занять ее место не хотелось никому.
Уверен, будь у меня способность к поиску жизни, я не смог бы обнаружить никого в радиусе полусотни метров от нас. Сейчас в этой подворотне остались лишь шестеро: я; бритоголовое мясо х3; комплект цивильной одежды х2.
От одной мысли о мясе в моей левой руке пробудилось сокрытое, но оттого не менее прожорливое зло.
Однако бритоголовых уже не волновали прочие странности в моем поведении. Сколько бы я ни боролся с собственной рукой, для них это выглядело не более чем продолжение малоприятного и оскорбительного представления.
— Братва, кажется сегодня мы повеселимся не дожидаясь вечера, — голос старшего звучал на удивление ровно и спокойно, и ни единый мускул на его теле не дрогнул в ответ на мою провокацию. В пору решить, что его не пронять подобным, если бы не покрасневшее лицо, со вздувшейся на лбу от ярости вене... — Делайте с ним что хотите, главное не убейте. Эта шваль пойдет на ковер к близнецам. Им как раз потребуется новенькая игрушка по возвращению с шахт.
От одного упоминания близнецов лица бритоголовых неестественно побелели. Ужасы, что в этот момент вырисовывало их воображение, практически полностью затмили ненависть ко мне.
— Может просто того, — бритоголовый поставил сжатые в кулак руки друг на друга, изображая сворачиваемую шею.
— Вас приняли за мускулы, а не способности к самодеятельности, — спокойный голос их старшего пробирал до костей. Пусть комплекцией он уступал своим подельникам, однако те даже не помышляли о неподчинении. Строгая иерархия, основанная на жестокости, не позволяла им этого. — Или мне рассказать остальным, что вы позволяете всякому сброду оскорблять нашу банду? Рассказать, что вы готовы стерпеть любые унижения?
Ответа не требовалось. Никто не станет рисковать собственной шкурой ради незнакомца. Особенно если этот незнакомец только что оскорблял тебя.
Едва ли не сбивая друг друга с ног, они кинулись на мне. Тесный проход меж извилистых рядов палаток, не позволял бритоголовым напасть на меня разом. Не способствовал этому и разбросанный под ногами мусор. Потому к приближению первой туши я уже занял стойку.
Посмотрим, как им придется по вкусу армейский рукопашный бой.
Но жизнь решила внести свои корректировки в сложившуюся ситуацию. А если точнее Беня. Чем ближе подбиралось к нам свежее мясо, тем отчетливее становился треск скрывающей плотоядное растение ткани. Если раньше его сдерживали приказы, то теперь, прикрываясь защитой хозяина, Беня без промедлений сожрет негодяев.
Сука.
Одно дело — избить полудурков. Объявят охоту в пределах банды, затаят обиду, но все в пределах разумного. Как будто раньше такого не было. Но вот заливать улицы серого квартала реками крови... тут подобной мелочью отделаться не получится. Это будет уже не случайная жалоба на очередную потасовку, а полноценное доказательство резни. Такое проигнорировать и при желании не получится.
Особенно когда местная стража вовсю ищет преступного попаданца.
А значит нельзя позволить Бене даже прикоснуться к этим, спешащим на собственную кончину, кускам мяса.
Сука.
До чего докатился, спасаю кожаных ублюдков от...
... от того, кто уже не раз спасал мою шкуру, от того, кто уже не раз сослужил мне верную службу, хоть и изрядно успел выесть мозги своими выходками...
Вдох-выдох, отскочить от удара.
Ржавая заточка оставила глубокую рану на моей щеке, обнажая оскаленные зубы.
А ведь здесь сейчас всего пять человек, не считая меня. Пять бессильных кусков мяса...
И совершенно никаких свидетелей...
Так нужен ли мне этот цирк со спасением? Достаточно просто не оставить улик. И не заляпать кровью новую одежду...
Словно прочитав мои мысли Беня успокоился.
Любишь кровожадного хозяина, скотина бессовестная? Я тоже люблю, когда вместо многих тысяч сказанных слов и сотен ухищрений проблемы решаются старым добрым насилием. Люблю, когда о последствиях заботятся другие, а ты волен действовать как пожелаешь, пока не преступишь мнимые рамки закона. Люблю понимать, что и зачем я делаю, а не надеяться на успех, оставаясь в неведении бесконечных паутин чужих интриг и планов...
А что здесь? Абсолютная свобода и полная безнаказанность, сила, что и не снилась моему отцу...
... и рамки, ограничивающие лучше самых крепких стальных кандалов, потому как возводим их именно мы. Стараемся, выдумываем тысячи причин, чтобы не делать то что действительно хочется...
А все просто потому...
Не хочется и думать к чему это все может привести, если даже в драке с ублюдками, которых и без способностей превратил бы в кровавое месиво, приходится сдерживаться...
Второй удар заточкой пришелся под ребро. В раздумьях я мог и не заметить его, если бы не обломавшаяся ручка заточки. Ого, а ведь для обычного человека такая травма в трущобах будет смертельна. И крайне, крайне мучительна...
Пора заканчивать представление. Только захвачу мусорный пакет...
От следующего удара я даже не стал уклоняться, и гордо встретил его собственным лбом. Бритоголовый вскрикнул от боли. Больше он не сможет ударить этой рукой... да и воспользоваться тоже. Раздробленные пальцы уже не успеют срастись до самого скорого конца его глупой жизни. А раз рабочей руки у него больше нет, то и голова не потребуется.
Все равно пользоваться не умеет.
Подпрыгнув, я поджал колени к груди. С повышенной силой оказаться на уровне человеческой головы оказалось несложно. Оттого непонимающее выражение бритоголовой морды, когда она встретилась с моими стопами стало приятным бонусом. Крошечным дополнением к неприятному факту. Потому как во время удара, мужик даже сквозь боль продолжал напирать вперед. Силой его природа и вправду не обделила, в отличие от инстинкта самосохранения.