Ошибка архитектора (СИ)

— Прямо спящая богиня, — улыбнулся Иан выйдя из ванной комнаты. На нём была только штаны и рубашка, он видимо умывался, потому что волосы вокруг лица были влажными. — С пробуждением тебя, любимая.
Он подошёл к ней и нагнувшись поцеловал.
— Соскучился по тебе, — прошептал он ей в губы. — Так надоело ходить в совет и ждать там весь день неизвестно чего. Отпустить на отдых отпустили, а бумажки никак не могут подготовить.
Иан сел рядом с ней, давая Шэйли возможность себя обнять.
— Обещали завтра всё сделать, но столько я уже этих завтра слышал, — он недовольно поморщился, что совершенно не испортило его красивое лицо. — Эйва сказала, что ты не обедала.
Шэйли кивнула:
— Проспала, кажется, — ответила она, а Иан улыбнулся.
— Ужинать спустимся вниз? — спросил он.
— Я не хочу есть, — и это была чистая правда, а ещё ей не хотелось снова быть одной без него, хотелось, чтобы он её обнимал, целовал…
— Шэй, — он покачал головой, потом погладил её по спине. — Надо есть, детка. А хочешь поужинаем здесь? Вдвоём?
— Хочу, — и она радостно закивала ему, а он рассмеялся её изменившемуся от радости лицу.
— Согласен, я тоже не хочу с ними есть, — и он снова поморщился, потом притянул Шэйли к себе. — Хочу другого…
И она в нём растворилась. Поцелуи переросли в обоюдные жаркие ласки, а дальше их закружило страстью обладания друг друга. И, богиня, как она была счастлива наконец-то это ощутить. Невероятно счастлива. Словно воды напилась после мук нестерпимой жажды.
— Так и не поужинали, — заметил Иан, поглаживая её плечо, когда она лежала прижимаясь к нему всем телом, потому что боялась снова потеряться.
— Прости, — прошептала она.
Он фыркнул, потом ухмыльнулся:
— Буду есть тебя, — и с этими словами приподнялся, а потом нагнулся так, что укусил Шэйли за плечо. Она взвизгнула, рассмеявшись, и попыталась вывернуться, но не получилось, потому что его сильные руки её не отпустили.
И под её визг и смех Иан кусал её куда придётся, а потом вдруг резко остановился, заглянул в озадаченное из-за остановки, но радостное лицо.
— Я люблю тебя, Шэй, — проговорил он и девушка поняла, что всё, снова их двоих сейчас унесёт желанием. Но сопротивляться она была не намерена, наоборот протянула к нему руки.
Он был таким невообразимо прекрасным, идеальным, как ей казалось. Такой нежный и при этом её пробирало от прикосновений, поцелуев — безумие, совершенное. Шэйли чувствовала стыд и невообразимую негу, утопая в ней, отдаваясь во власть мужчины, который точно знал, что и как надо сделать, чтобы она потерялась, несмотря на то, что казалось бы она сама не своя, испугана пустотой прошлого и тревожными снами, похожими на реальность, но в их близости было столько естественности, столько реальности.
— Я тоже люблю тебя, Иан, — ответила она, задыхаясь от тягучего омута страсти.
  
Глава 2 Эйва
 
Эйва сидела на кухне и пила чай. Вокруг неё хлопотала повариха Шелранов.
— И чего ты сидишь, Эйва? — недовольно проговорила Яци. — Разве не нужно девочку к ужину одевать?
Она пожала плечами:
— Меня не звали. Тем более господин Иан вернулся. Может они и не спустятся теперь вообще.
— Развратники! — фыркнула повариха. — В моё время не было такого. Этими делами только в ночи занимались!
Эйва рассмеялась:
— Ой, перестань. Тоже мне, скажешь. Можно подумать никто никого под утречко в кладовой или в жаркий день на сеновале не обжимал. Чистые все какие.
Яци недовольно зыркнула на служанку.
— Да и дело молодое, — ответила на это Эйва. — Им положено. Никак не могут отлипнуть друг от друга.
— Пусть бы уж детей наконец сделали, — заворчала на это Яци. — А то отлипнуть не могут, грешат без конца — и в завтрак, и в обед, и в ужин, а детей нет. Пустая девка выходит.
— Ой, что ты завелась? — повела головой горничная. — Дай ей в себя прийти. Лица нет на бедняжке, а ты с детьми пристала.
— А что? Благодать-то где?
— Сказала бы я тебе, но побойся гнева богини, — зашипела на повариху Эйва. И обе женщины закрыли глаза и воздали про себя хвалу Йэтри. — Выжила и то хорошо!
 
— Всё такая же странная? — спросила Яци, тяжело вздыхая.
— А какая должна быть? — не любила Эйва такие разговоры. — Но уж поди лучше ни́хры нашей.
Повариха осторожно подняла голову вверх, нахмурилась и прислушалась, словно эта самая "нихра" могла их услышать. В этот момент в кухню влетела всклокоченная и расстроенная Юллин.
— Что случилось, крошка? — спросила Яци взволнованно.
— Эйва, тебя госпожа Лана зовёт, — только и смогла выдавить из себя девушка, потом расплакалась и убежала с кухни.
— Дочь про́клятых богов, я ж говорю, ну истинная ни́хра! — проговорила зло кухарка.
— Смотри, еду испортишь злостью, — заметила Эйва, вставая.
— А я злая, да. И ничего, пусть ей встанет поперёк. Снова небось тут не так, там не этак! Уух! — и женщина сотрясла кулаком воздух направляя его наверх, туда, где были покои госпожи Ланиры.
— Уймись, Яци, — покачала головой служанка.
— Бедный мой мальчик, не повезло ему вступить в союз с такой мерзкой девицей…
И под ворчание и проклятия кухарки, Эйва вышла с кухни и отправилась наверх к госпоже Лане.
Та сидела в комнате перед зеркалом и прекрасное лицо её было перекошено трагизмом такой глубины, словно мир перестал существовать. Увидев служанку, она всхлипнула и её глаза даже увлажнились слезами, и конечно Эйва, должна была отреагировать на это представление в лучших традициях королевских театральных постановок.
"Самые пробирающие эмоции, как правило не имеют ничего общего с честностью," — говорила её бабушка, которая была примой большого королевского театра и любимицей короля и аристократической публики. От бабушки им с матерью достались яркие рыжие волосы и невероятное умение абстрагироваться от любых проблем.
Эйва надела маску озабоченности и подплыла к супруге хозяина дома.
— О, ваша светлость, что случилось? — служанка подошла и положила руки на плечи Ланы. — Солнечная моя, не надо плакать, вы испортите лицо.
Госпожа была невероятно красива той невообразимо чистой сияющей красотой. Глаза лучились голубым светом, даже сейчас при свете ламп вечернего освещения внутри дома. Волосы густые, мягкие и светлые, тёплого пшеничного оттенка. Лицо такое детское, нежное, ресницы густые, брови чуть темнее волос, на щеках румянец, припухшие губы были идеальной формы, и несмотря на то, что нижняя губы сейчас была искривлена и тряслась в деланной истерике, всё равно была прекрасна.
Если бы Лану сейчас увидел кто-то другой — пылкий юноша, суровый муж, сердобольная тётушка или парочка простодушных стариков, то все они дрогнули, перенимая эту невообразимую печаль, стали бы скакать вокруг неё, пытаясь узнать причину её печали и желая как угодно исправить положение. Но в этом доме все знали какой может быть Ланира Шелран, поэтому, если и потакали этим спектаклям, то только чтобы оставить свою душевное равновесие в целостности и сохранности. Потому что нервы эта особа портила так же виртуозно, как и пронимала окружающих на восторгание или сочувствие.
— Эта глупая девица всё испортила! — с досадой произнесла Лана.
— Что она испортила, госпожа?
— Всё! Посмотри на платье! Посмотри на мою голову! Я должна спуститься к ужину, но я совсем не готова. Я не вынесу этого!
Эйва подошла к платью, лежащему на кровати. В целом ничего такого с ним не было, намётанный глаз горничной видел недостатки, но это были мелочи, не такие, чтобы заламывать руки и утверждать, что жизнь кончена.
Она развернулась к Лане. Та сидела в тонкой нижней сорочке, скорбное лицо, растрёпанная голова, но скорее из-за того, что сама так сделала в гневе на Юллин.
— Давайте всё исправим? — предложила женщина и вернулась к ней.
— Ах, Эйва, нет сил, нет сил, — проговорила Лана, когда служанка стала заниматься её волосами. — Это какой-то кошмар. Юллин совершенно невозможна. Почему я должна это терпеть? Ответь мне!