Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ)

— А пойдёмте, посмотрим, «какой подвал», — предложил следователь.
Я подскочил, демонстрируя мальчишеский интерес. Семёныч встал со стула задумчиво, тяжело и с неохотой.
Люк в комнате квадратно зиял, приглашая вниз. Мы спустились по чугунной лестнице. Семёныч напряжённо и непонимающе хмурился, играя недоумение. Играл, на мой взгляд, бездарно. Его, что, серьёзно «прибила» угроза «посадки»? Странно. Мне раньше думалось, что такие люди должны быть постоянно готовы «присесть». Как Павел Судоплатов, например, или Старинов…
Я искренне веселился, потому что моя уловка сработала, и пытался посмотреть на всё, что я видел раньше, другим взглядом.
— Какой же это подвал? Это первый этаж. Магазинные полки… Склад, наверное, — высказал предположение Семёныч. — Вон и дверь… Только она…
Семёныч оглянулся, мысленно определяясь по сторонам света.
— Только она во двор, почему-то уходит, — неуверенно продолжил «размышлять» Семёныч.
Вот сейчас я ему, как режиссёр всего происходящего, поверил. Молодец, Семёныч! Хорошо сымпровизировал. Мы же не репетировали с ним. И после того случая тут больше ни разу не был.
— Это, как раз, и есть спуск в подвал, — сказал следователь. — Что в том подвале, товарищи?
— О! Не граждане, — заметил я мысленно. — Уже прогресс.
— Не уж-то клад? — спросил я постепенно наполняясь норадреналином и даже немного подпрыгивая от «нетерпения». — Пойдёмте, посмотрим?
— То есть, вы хотите сказать, что ни к этому помещению, ни к тому, что в подвале, вы никакого отношения не имеете?
— Не имеем, — пробубнил Семёныч.
— А вдруг там сокровища⁈ — воскликнул я. — Сейчас скажем, что не имеем, и всё! Тю-тю! Чёрт!
Я с ожесточением ударил ногой в стеллаж.
— Что такое⁈ — участливо спросил меня следователь.
— Ведь если там сокровища, а мы их не находили, они же все государству уйдут? И нам никаких двадцати процентов не «обломится»?
Следователь с интересом посмотрел на меня.
— Странно, что об этом говоришь ты, а не Евгений Семёнович.
— Так, обломится или нет? — повторил вопрос я, внешне «зверея».
— Если не ваше, то не «обломится». Если вы нашли, то вам полагается, ты правильно сказал, до двадцати процентов. Смотря какой клад. Ну… Ваш клад, или нет? — усмехнулся следователь.
— А там клад? — спросил Семёныч.
— Сначала вы скажите, что там лежит и кто это нашёл?
Я смотрел на цепочку следов, оставленных в пыли следователем и «рабочими» и мысленно себе аплодировал. Они уже, балбесы, затоптали то, что у меня не удалось засыпать потолочной пылью, которую я, как художник, собирал по всему подвалу и первому этажу, засыпая свои следы.
— Да, хрен его знает, что там лежит⁉ — недовольно ругнулся Семёныч.
— Золото-бриллианты! — выкрикнул я. — Пять мешков.
Следователь устало усмехнулся.
— А вот и не покажу я вам тогда, что лежит в подвале. Раз вы к этому никакого отношения не имеете. Это — государственная тайна.
— И хрен с ним, с подвалом. Мне самому в подвал идти. Про тот я больше знаю, чем про этот. Что, или кто, там «лежит», догадаться не трудно.
— Да, ладно, вам, Евгений Семёнович. Вы серьёзно, что ли? Мы же с вами договорились, что если мальчишка не будет ерепениться, то поговорим просто и всё.
Я раскрыл рот и посмотрел на коварного Семёныча.
— Хрена себе! Семёныч, это как? Ты сына помогал «колоть»?
— Да, ну тебя, Женёк! Что там тебя «колоть»? Я им всё, что ты мне тогда рассказал, и рассказал. А тебе что скрывать? Не дури, а? Голова уже болит от этого кордебалета. Подвал ещё какой-то… Что там, товарищ следователь?
Следователь ещё раз посмотрел нам в ожидающие ответа лица, и покрутил головой.
— Не имею права. Сейчас эксперты будут работать. Квартиру мы пока опечатаем. Езжайте домой.
— Не понял… Как это опечатаете? А мне в школу с Тихой прикажете ездить?
— Ну, ездил же ты на Тихую, — рассмеялся следователь.
Настроение у него было отличное, и я понимал его. Наверх я вытащил документы, касающиеся только семьи Семёныча. Всё остальное, в том числе и белогвардейский архив, и архив американского экспедиционного корпуса, я оставил на прежних местах. Каким образом американский архив оказался в подвале дома Семёныча, я представить себе не мог. Выкрали его? Наверное. Кто? Арсеньев с дедом Семёныча? Наверное. А кто ещё? И что мне оставалось думать, когда я наткнулся на агентурную картотеку и личные дела американской агентуры, и что делать. Как мне было их не отдать любимому государству?
 
Пришлось документы отдать. И золото тоже отдать. Не получалось не отдавать золото, а было так жалко, что я весь чесался. Пока не додумался позвонить цыганскому барону. А кому мне ещё было звонить? Билу Клинтону?
* * *
— Привет, Роман Григорьевич, — поздоровался я с папой цыганской девочки Татьяны, когда позвонил ему на третий день моих страданий над златом и перебором картотеки «американских» засланцев'.
— О-о-о! Евгений! Как я рад тебя слышать! Тебе жутко повезло, что ты меня застал дома! И мне жутко повезло, что я задержался дома. Мы уезжаем к родственникам в Румынию. Ты уже передумал и хочешь к нам приехать. Это хорошо, потому, что Татьяна так и не перестаёт о тебе думать.
— Подождите, Роман Григорьевич. У меня платный звонок, а мне нужно с вами сильно посоветоваться.
— Так, советуйся, чего ты молчишь?
— Кха! — кашлянул я так в трубку, что цыган «ойкнул». — Что это там у тебя гавкнуло? Собачку завёл.
— Рояль я себе завёл «Шрёдер». Слышали про такую немецкую фирму?
— Солидная фирма, но не немецкая, а российская. Это старейшая фирма по производству фортепиано в России. Иоганн Фридрих Шредер был одним из немногих российских производителей, прославившихся и на международном уровне. У тебя на чугунной раме?
— На чугунной, — подтвердил я.
— Значит инструмент выпущен уже после восемьсот шестьдесят второго года. Это очень надёжная вещь. Играет?
— Очень даже вполне себе… В очень хорошем состоянии. Думаю, он появился во Владивостоке в году девятисотом. Это рояль первого гражданского жителя Владивостока и он стоит у меня в квартире.
— В твоей квартире стоит рояль? — удивлению цыгана не было предела. — Евгений, как это возможно?
— Э-э-э… Роман Григорьевич, я сейчас живу в такой квартире, где может стоять рояль. Так вот… Я хочу его продать. В половину цены. Из уважения к вам, Роман Григорьевич и к вашей дочери Татьяне.
— А какая цена?
— Пять тысяч.
— Ну-у-у… Что ж… Хорошая цена. Красивый, говоришь?
— Из корня карельской берёзы сделан. Дерево само поёт.
— Из корня карельской берёзы? — удивился цыган. — Ни разу не видел такой инструмент. А ты электрогитару сделал? Как мечтал?
— Сделал. И она очень неплохо играет. Приехали б вы ко мне, Роман Григорьевич, я бы вам такие вещи показал. Вы очень сильно удивитесь. Очень…
Последнее «очень» я произнёс так значительно, что цыган на минуту завис.
— Мне срочно нужно выехать в Румынию, но сразу после неё я еду к тебе.
— Тогда к вам будет просьба. Сможете купить в Румынии транзисторы?
— Ну-у-у… В принципе… Тебе я не могу отказать, Евгений, ты же понимаешь… Кхе-кхе…
— Я успею дать вам телеграмму с номерами?
— Если только «молнию». Мы завтра уже уезжаем.
— Всё, звоню на почту. Приедете, деньги отдам.
— Хорошо, — как-то обречённо произнёс цыган я понял, что ему придётся тратить валюту.
— Две цены отдам.
В телефонной трубке послышался облегчённый выдох.
— Да-да, хорошо, Женя. Жди меня дней через десять. И адрес укажи в телеграмме. И телефон.
— Хорошо-хорошо…
* * *
Чтобы отправить телеграмму, мне пришлось брать наличные и бежать на главпочтамт. По телефону почта «молнии» с названием транзисторов не принимала. Мне пришлось брать с собой чешский транзистор и показывать.
— У меня знакомый за границу уезжает в командировку в Румынию. Обещал привезти мне оттуда транзисторы, — сдуру ляпнул я.