Черный часослов

– Лучше. У меня была сильная рвота, и, видимо, пары яда плохо подействовали на легкие, но отравление оказалось несерьезным, вряд ли будут какие-то реальные последствия… Я только сильно испугалась, – произнесла девушка, и мы с Эсти инстинктивно подошли к ней поближе, потому что она говорила таким тихим и слабым голосом, что нам удалось разобрать едва ли половину из ее слов.
  
– Нам не хотелось бы выглядеть бесчувственными, но, думаю, вы понимаете, что это наша работа – продвигать расследование, и это особенно важно в первые дни. Вы чувствуете себя в состоянии отвечать на наши вопросы? Если вы согласны, мы запишем все на диктофон, потом сделаем расшифровку и снова заедем на днях, чтобы вы подписали показания.
Лореа взяла пластиковый аппарат, представлявший собой две трубочки с парой шариков внутри – туда нужно было дуть, чтобы восстанавливать и тренировать дыхание. Позанимавшись пару минут, девушка отложила тренажер.
– Я думаю, смогу. Если не получится, то придется прерваться и перенести на другой день, – с сомнением произнесла она.
Лореа казалась одной из тех девушек, в которых воспитали привычку не мешать, быть услужливой и идти по жизни на цыпочках, чтобы никого не потревожить.
– Расскажите, как вы обнаружили тело вашего шефа.
– Это было позавчера. Я почти весь день не была на работе, в книжном, потому что с утра чувствовала себя плохо. Но к середине дня мне уже стало лучше, и так как я в основном занимаюсь административными делами, а не работой с покупателями, потому что это берет на себя шеф… Вернее, брал, – голоском колибри поправила себя Лореа. – В общем, я отправилась на работу около девяти вечера, чтобы наверстать хотя бы несколько часов.
– Эдмундо еще оставался в магазине в это время?
– Как было раньше, не знаю: я ведь только четыре месяца работаю в этом месте, но самый последний месяц – это было какое-то сумасшествие. Так что, конечно, шеф оставался.
– Почему сумасшествие? – поинтересовался я.
– Мне он особо ничего не рассказывал о своих приобретениях и продажах, я больше занималась коллекциями для наших постоянных клиентов-библиофилов. Обычно около двадцати коллекционеров каждый месяц присылали свой бюджет и список желаемого. Почти все клиенты Эдмундо были тематическими коллекционерами. Самыми распространенными темами были охота, геральдика, особенно «чистота крови», коррида… Но, самое удивительное, больше всего запросов было на пополнение коллекции «Агилар». Не знаю, помните ли вы такие маленькие книжечки в красных кожаных переплетах – особенно Коллекция Бревариев. «Песнь песней», сонеты Шекспира…
– Шекспира? – заинтересованно переспросил я. – Эдмундо был специалистом по Шекспиру?
– Нет, вовсе нет. Почти все, с чем он работал, – это произведения испанских авторов.
– Вы не знаете, был ли у него экземпляр «Бури»? – настаивал я.
– Не могу сказать точно, я ведь не проводила инвентаризацию всех его фондов.
– Ну а вообще среди его постоянных клиентов был кто-нибудь, кто заказывал именно Шекспира или конкретно это произведение?
Лореа ответила, почти не задумываясь:
– Нет, точно нет. Я бы помнила.
Эсти бросила на меня вопросительный взгляд. Девушка начала выбиваться из сил, и я зашел в тупик.
– Лореа, – вновь вступила в разговор моя напарница. – Вы говорили, что в этот последний месяц было какое-то сумасшествие. Что вы имели в виду?
– У Эдмундо было множество встреч в подсобке. Какие-то бесконечные курьеры, посылки, другие книготорговцы – но не из Витории, не из его старого круга знакомых, которые обычно приходили сюда по вечерам, когда магазин закрывался…
– Как вы думаете, с чем это могло быть связано?
– Не знаю, Эдмундо ничего мне не рассказывал, – произнесла Лореа, и ее взгляд уперся в стену.
Мне показалось, что в ее глазах промелькнуло нечто вроде обиды.
– Вы не слышали, чтобы кого-то из окружения вашего шефа называли Калибан?
– Нет, никогда. Я делала работу в университете по картине «Буря», и в комментарии к ней описывались изображенные на холсте персонажи – именно оттуда мне известно, кто такой Калибан, но никогда больше я это имя не слышала.
Лореа, должно быть, утвердилась во мнении, что я упрямец и зануда, поэтому она взяла свой тренажер с двумя трубками и шариками и принялась дуть.
– Вы устали, мы уже пойдем, – сказала Эстибалис.
– Да, правда, спасибо, – ответила девушка едва слышным голосом.
– И последний вопрос: у вас ведь были ключи от магазина, верно? – поинтересовался я.
– Да, но несколько недель назад Эдмундо пришлось сделать мне дубликаты, потому что я потеряла свою сумку, а вместе с ней и все ключи.
– Ах, вот какая неприятность, – произнесла Эстибалис.
– Да, еще бы.
– И где вы ее потеряли? – спросила моя напарница.
– Если б знала, я бы ее не потеряла, – без тени раздражения ответила Лореа.
– Да, вы правы… Что ж, оставляем вас отдыхать. Я заеду потом с расшифровкой записи, чтобы вы подписали свои показания.
– Конечно, спасибо большое, – сказала девушка, и мы наконец оставили ее заниматься на своем дыхательном тренажере.
Сосредоточенные каждый на чем-то своем, мы молчали почти все время по дороге в Фонд Санчо Мудрого, находившийся в Бетоньо, пригороде Витории. Я знал, что это реконструированное здание в форме стеклянного куба, заключившее в своих стенах кладбище монастыря босых кармелиток. Все фонды, очевидно, располагались на первом этаже, в хранилищах. Благочестивые сестры, перебравшиеся в другой монастырь, забрали из могил останки почивших монахинь и перевезли их в новое пристанище.
Это было замечательное место, священный приют для книг нашего края. Фонд собирал все материалы, связанные с Виторией или Алавой. Не только книги, но и плакаты, наклейки, журналы, компакт-диски…
Переступив порог, мы с Эсти оказались в квадратном внутреннем дворике, вымощенном каменными плитами, – когда-то здесь была монастырская крытая галерея с ее элегантными арками и колоннами. Нас поприветствовала женщина, стоявшая за черной стойкой.
– Я инспектор Руис де Гауна, меня ждет госпожа Гойя. Не подскажете, где можно ее найти?
Женщина за стойкой посмотрела на нас с удивлением.
– Странно… мне она сказала, что сегодня никого не принимает.
– Должно быть, она передумала. У нас назначена встреча на… – Эсти кинула взгляд на свой мобильный, – на двенадцать тридцать. Так где ее можно найти, у себя в кабинете?
– Ну раз так… Нет, она сейчас на первом этаже – возможно, в справочном отделе или в реставрационной мастерской. Хотите, я ей позвоню?
– Нет, не стоит, мы сами ее найдем, – вмешался я. – Значит, нам по этой лестнице?
Женщина кивнула, все еще пребывая в сомнениях по поводу наших намерений, но мы быстро проскользнули вниз по лестнице и зашагали по залу под удивленными взглядами сотрудников, занимавшихся за своими столами каталогизацией наклеек, журналов и другого самого разнообразного материала.
– Надеюсь, она не бросится наутек, как только увидит меня, – прошептала Эстибалис, и я подтолкнул ее локтем, боясь, что нас услышат.
Мы спросили кого-то из сотрудников, и нам подсказали, что нужно идти в хранилище, куда мы и направились, ориентируясь по указателям.
Наконец в дверях хранилища мы увидели ее – это могла быть только она. Гойя, вдова Эдмундо. На ней был белый халат, надетый поверх безупречного брючного костюма кремового цвета. Я никогда еще не видел шестидесятилетнюю женщину, которая сохранилась бы настолько хорошо: черные, как у меня, волосы собраны в хвост, челка уложена набок и заправлена за ухо, тонкие губы, накрашенные элегантной красной помадой – из тех, что обязательно хранят какой-то секрет, – и огромные зеленые глаза, подчеркнутые черной тушью и притягивавшие к себе внимание.
  
Она обернулась и увидела нас – или, вернее сказать, меня. Эстибалис сделала шаг вперед и представилась, протянув руку, но вдова Эдмундо смотрела исключительно на меня, словно ее глаза пытались найти какой-то ответ в моих.