И.С.Т. (СИ)
— Хм? — Арестов вскинул бровь.
— Умммгуууу, — Тимур обнял его за шею и со вкусом впился поцелуем в губы, лаская, покусывая, вылизывая, проникая языком в рот, дурея от собственной решительности и нахальства.
— Тим… — выдохнул Марек, отвечая и отстраняясь слишком быстро. — Я не железный, а сейчас раннее утро.
— Каменный, если быть точнее, — усмехнулся Ширинский, тем не менее, послушно отступая. — Ладно, не буду больше тянуть. Иначе отрабатывать плетения Чанису придется натурой…
— Сколько я знаю, он любитель женской натуры, хоть и тщательно это скрывает, — Арестов усмехнулся и сложил руки на груди. — Не шалите, господин Ширинский. И на друзей своих не дуйтесь, они вам еще пригодятся.
— Я б и не против пошалить, господин Арестов, только вы все не ведетесь, так что я уже сомневаюсь в собственных силах… — Тимур развернулся и направился к двери. — Но я все еще надеюсь, что вы выкроите для маленьких безобидных шалостей немного времени в своем плотном графике.
— Я не умею безобидно шалить, Тим.
Тимур обернулся от самой двери, бросил на него пристальный взгляд через плечо, закусил губу, пряча улыбку.
— А заниматься любовью? Ты умеешь заниматься любовью, Марек?
— Хороший вопрос, — Арестов прислонился бедрами к подоконнику. — Хочешь проверить?
— Сегодня вечером. — Не вопрос. Утверждение.
— Наглый, — почти с восхищением протянул Марек, качая головой. — Все, брысь отсюда!
— Увидимсяяя… — почти пропел Тимур прежде чем скрыться за дверью.
…паутина… трехмерная, тянущая во все стороны тонкие пыльные нити. Темно-серая муть, нет ни верха, ни низа, нет ничего, кроме частых бесконечно стремящихся в никуда белесых, болезненного вида лучиков, переплетающихся, пересекающихся, толкающихся на крохотном пространстве пугающей нереальности, разбегающихся прочь, точно осточертевшие друг другу любовники, свивающиеся в коконы-водовороты, дрожащих на неслышном ветру…
Или, может, где-то в невидимой дали перебирает лапками паук, автор этого безумного творения?..
Что если так? Что если эти нити, некоторые из которых почти в предплечье толщиной, создал отвратительный восьмилапый демиург, с фасеточными глазами, мохнатым брюхом и жвалами с руку размером?
Тимур задрожал от отвращения, и тут же, мгновенно, его дрожь передалась соседним ниточкам. Куда-то за горизонт событий унеслись телеграфные послания, безумный страх жертвы, отравляющий кровь и разум глупого человека.
Бомммм… Боооомммм…
Клубящийся седыми космами тумана мир. Нити гудели, вибрировали туго натянутыми гитарными струнами, мычали контрабасами, выли виолончелями, истерично взвизгивали тысячью скрипок, перекликались совсем уж экзотичными для этих мест цимбалами и бандурами, и тренькали, тренькали дурацкими мелкими крохотульками-укулеле.
Нет-нет-нет, только не это!!!
Тимур рванулся, пытаясь выпутаться, пытаясь подняться куда-нибудь, выше, туда, где не будет этой какофонии звуков, где не будет этого всего. Он дергал нити, рвал их, барахтался, задыхаясь, крича, понимая, что с губ не срывается ни единого звука.
Нет, он кричит, просто за оркестром диких струн его голоса совершенно не слышно. Нужно кричать громче, еще громче, во всю мощь легких, пусть он к чертовой матери надорвет связки, пусть будет сипеть или совсем не сумеет говорить — главное докричаться, переорать дьявольскую трель…
— ТИМ!!! — бледный как полотно Сима тряс его за плечи. Его глаза были совершенно шальными, от нижней губы по подбородку стекала струйка крови, а на предплечьях сочно-алым наливались следы от пальцев Тимура, впившихся в хрупкую человеческую плоть. — Тим, все, все норм, слышишь… все хорошо, ты только больше не проваливайся, ладно?.. Бля, Ширинский, тут такое… пиздец, татарин, просто ахтунг какой-то…
— Что… — по связкам будто наждаком полоснули. Тимур закашлялся, разжал сведенные судорогой пальцы, отпуская перепуганного Бехеровича. Вздохнул, сглотнул с усилием, пытаясь хоть так немного привести в чувства надсаженную глотку. — Что такое?..
— Та, бля, у нас тут прям битва за Хогвардс!.. шо йоптвоюмать светопреставление! Чувак, в том крыле где на меня алебарда чуть не ебнулась, там доспехи строевым маршем шествуют, половина замковой стены разрушена, в столовке нацисты с Ганнибалом Лектором устроили званый приём, так что ужина не будет… И еще ты тут голосишь как полоумный, я уж думал все, труба тебе, старик, тоже в какую «Заводь» попал. А ты вот проснулся…
— Это все метатренинг, — просипел Тимур, бросая взгляд на часы. Одиннадцать…
Ноги не держали, колени подгибались. Засиделся в неудобной позе, так что каждый шаг отдавался болью в ступнях. Русалочка, мазафака. Русалочка, блистательно похерившая свидание. Потому что уже одиннадцать. Одиннадцать, Карл, и в институте творится черт знает что. А когда вокруг творится хрень зовут кого? Корректора!
— Э, э… чувак, ты куда? — Сима успел подхватить его прежде, чем господин Ширинский носом пропахал пол в их маленькой гостиной.
— Личную жизнь устраивать, — прошелестел Тимур, аккуратно, по стеночке продолжая путь. Хрен бы с ним, с метатренингом! Дойти до двери апартаментов господина Арестова он должен.
— Не самая здравая мысль. Ты себя давно в зеркале видел?
— Утром, — отмахнулся от первоклашки Тимур.
— Угу, оно и заметно. Ладно, чеши, герой-любовник. Я тебя предупреждал.
И ведь предупреждал же. Кабинет был заперт. В институте царил сущий Армагеддон, который, тем не менее, странным образом успокаивался, точно кто-то незримый сглаживал, перестраивал, исправлял системные ошибки, или заново переписывал программу-алгоритм реальности.
Тимур медленно сполз по стене вниз и устало прикрыл глаза. Голова раскалывалась. Он чувствовал себя выжатым до последней капельки, будто на нем полночи перепахивали окрестные луга на огороды под картошку. Не самое приятное ощущение. Чертов метатренинг. Скорее бы Рождество!..
— Тима? — рядом присели на корточки, слегка коснулись руки. Знакомый голос. Матей? — Что случилось, Тимур? Тебя тоже накрыло?
— И, похоже, совершенно роскошно, — судорожно выдохнул Тимур. — До сих пор меня только тактильно ломало. А тут приложило. Я будто на планаре был. Там было столько нитей, они все опутывали меня. Я как в паутине бился. Так страшно. Как будто я снова вернулся домой и там опять… — он тряхнул головой и умолк, явно не собираясь развивать тему дома.
— Все, закончилось уже, — Матей с силой стиснул его плечо. — Встать сможешь? Арестову сейчас явно не до тебя, а если тебя кто здесь увидит, неприятностей потом не оберешься.
Снова по стеночке, аккуратно, дозируя усилия.
— Все так паршиво? — вообще-то вопрос можно было не задавать. Сима, конечно, склонен преувеличивать, но раз уж Казанова так сказал… — А ты тогда что тут делаешь?
— Не поверишь, к себе шел. Там, где обычно пробирался — сейчас не пролезешь, — Матей поддержал его осторожно, почти деликатно. — Это не ты…из паутины так выбирался? Попал на планар и разорвал его к чертям. Там пространство словно в лепешку смяло.
— Не знаю, — покачал головой Ширинский. — У меня такого вообще не было никогда. С контролем вроде как все в порядке. Было. До сих пор.
— Ты оператор. Все равно что материалист на планаре, вполне мог такое устроить, — Матей остановился перед поворотом. Помолчал немного и выдохнул. — Тим… Ты извини за утро. Просто это оказалось больней, чем я думал… Вот этот вот игнор. А с контролем у меня всегда было не очень.
— Да все норм, — прошелестел Тимур. — Я тоже был неправ, так что должен извиниться. Не то чтоб я чувствовал себя законченной свиньей, но на мне и моих проблемах свет клином не сошелся. В общем, проехали, ладно?
— Ладно, — Матей слабо улыбнулся. — Куда тебя? В свой блок или в наш? Наш ближе, отсидишься, Арестова дождешься. Может быть.
— Лучше к себе, я не знаю, что там сейчас с моими… первоклашками. Я ведь не зря сказал, что у них там слегка невесело, — кивнул Тимур. — К тому же надо бы все-таки прижать мерзавцев и расколоть, что с ними творится.