АНАФЕМА: Свобода Воли. ТОМ 1 и ТОМ 2. (ЧАСТИ VIII и IX) (СИ)
— Понимаю, — глухо ответила Зуриэль, пристроившись мне в кильватер. Руки её были сжаты в кулаки, спрятав внутри себя когти, чтобы не дай боги не повредить нежному телу Альбины.
Следующим нашим пунктом остановки была та самая песчаная площадка, где были закопаны позорные столбы. Те самые штуки для БДСМ игр, куда можно было закрыть голову и руки жертвы, поставив её раком. Правда в этот раз игрушки были совсем не безобидными, и несли они двум запертым девушкам сплошную кровь, смерть и дикую боль. Пятёрка развлекавшихся здесь ублюдков так и застыла в разных позициях: двое на отдыхе, один у стеллажей с плётками, а двое во время широких замахов, намереваясь вот-вот опустить на исполосованные спины жертв новые удары кожаных инструментов.
— Хм… — поглядев на эту композицию, первым делом оценил ауру жертв. Не зря же я поднял восприятие своей души достаточно, чтобы можно было легко читать отметины, оставленные на людях в течение их жизни.
Аура человека прекрасно показывала, кто и как жил всё это время: врал ли, причинял ли окружающим боль, убивал ли кого-то, и если да, то как медленно и жестоко, проявлял ли сострадание к ближнему и как часто терпел унижения от других. Аура словно отпечаток ладони, хранила в себе множество информации, если ты умеешь её читать… Ведь те, кто рядом с тобой, своей аурой влияют и на твою, оставляя на ней отпечаток своих чувств и даже проклятий. И мало кто способен отгородиться от такого влияния!
— Странно. Не ожидал, — ауры этих двоих мне, как ни странно, нравились. Чистые, ровные, не испорченные алчностью и нарциссизмом. Ауры простых по сути людей, разве что нёсшие на себе множество следов животного ужаса, ненависти и похоти к противоположному полу. Но ни пережитый ужас ни ненависть к кому-то, ни тем более девичья похоть, не были теми видами грехов, за которые я был готов нещадно карать молодых девушек. Ну нимфоманки они, ну любят когда их ебут, что же их, убивать за это⁈ Этак всех блядей в мире придётся передавить… А и кому от этого станет лучше? Мужики так точно меня проклянут за такое. Да и не мешают распутные женщины нормальному существованию человечества… они его естественная часть как ни странно. Слова про древнейшую профессию не с пустого места придумали.
Опять же и следов подлости, равнодушия или садистских наклонностей я в этих двоих не наблюдал совершенно, а значит и вести они себя должны были более-менее адекватно. А похоть можно легко утолить и естественным путём…
В общем, подумав, в итоге решил их спасти.
А попытавшись рассмотреть прикованных девушек поближе, я странным образом поймал себя на мысли, что пленницы выглядели как-то знакомо. И только когда присел у самых их голов, как следует разглядев лица, я понял, где видел этих двоих. В том самом клипе, что показывали по телевизору в комнате Степана! Здесь, в этом самом месте, собирались забить насмерть самых настоящих эстрадных звёзд!
— Ну ни хера себе… — почесав затылок, принялся освобождать обеих из плена позорных столбов. Спины и белой и чёрной были рассечены почти до костей, откуда сочилась безостановочно ярко красная кровь. А сами девицы уже давно потеряли сознание от нестерпимой боли, повиснув на своих путах. Благо всех людей под куполом я заставил замереть в моменте, вовремя остановив данное непотребство. И лишь это спасло девушкам жизнь!
Ещё бы немного, и беленькая точно загнулась…
— Ну-ка, аккуратненько… — достав из захвата и положив чуть в стороне прямо на песочек выведенного явно по особому заказу беловолосого клона, я первым делом зарастил её спину, за пару секунд вернув коже первозданную мягкость и красоту. Сходил за второй, проделав все те же процедуры, после чего потащил к месту казни одного из ублюдков в белой тоге — из тех, что стояли и отдыхали чуть в стороне. Закинул в колодки, опустил вторую часть механизма, и намертво запер ублюдка внутри. Второй отдыхавший отправился следом, на соседнее место!
Тоже мне перетрудились, бедняжки, стоят, с-суки, отдыхают от трудов праведных… Пущай попробуют жизнь по ту сторону плётки, глядишь перед смертью немного одумаются!
— Хотя вряд ли… — сам себе ответил я на свои мысли, приступив к выносу нового мусора.
Первым делом вернул подвижность тому, что выбирал себе подходящий инструмент у стеллажей. Он тотчас зашевелился, начал взмахивать отполированной рукояткой, как делал до этого, пробуя баланс инструмента. Вот только плотный пучок обработанной кожи не последовал законам инерции, а словно живая змея взвился вверх, начав оплетать его руку.
— А! Фак! Фак! Что за ерунда⁈ Что за говно происходит⁈ А-а-а-а-!! — руку бойко ругавшегося на английском товарища стремительно обвило чёрное тело ожившей плети, резко сжало, и выломило против сустава, загнув локоть в неестественном положении. Визжал он дико!
Вскоре со стеллажа на жертву ринулись новые «змеи» стремительно обхватив всё его тело, продолжая стягивать и сжимать, покуда кости не начали ломаться, а кожа лопаться, орошая его одежду кровью. Когда ноги мужчины были неестественно прижаты к грудной клетке, а руки сплелись за спиной словно стебли юных побегов, и спина его с хрустом выгнулась в обратную сторону чуть ли не под прямым углом, он наконец-то умер…
Тело, переставшее походить на человека даже отдалённо, так и осталось лежать на песке, стянутое в бесформенную кучу мяса и костей десятком кожаных плёток. Словно какой-то окорок, подготовленный для копчения.
— Жил как говно, и умер также, — плюнув в сторону трупа местного чиновника средней руки, занимавшегося логистикой и контрабандой младенцев для более высоких чиновников из их узкого круга, я забыл о нём окончательно.
Даже выяснять не хотелось, зачем этим мразям понадобились дети, рождённые в бедных кварталах пригородов… Как бы мне ни хотелось, а я это в ближайшие недели и так узнаю. И боюсь аппетит эта информация мне отобьёт на долгие часы…
В то же самое время ожила и та четвёрка, что находилась у позорных столбов. Замершая во время прошлого замахапервая пара стремительно завершила свои удары, опустив их на спины запертых в ловушке жертв! Тонкие полосы обработанной плетёной кожи обрушились на их белые тоги словно гильотина, рассекая ткань вместе с поверхностью спины.
В воздух тотчас взлетел ошарашенный вой, вперемежку с недоуменными ругательствами. Первые пытались понять, что происходит, почему на месте похищенных знаменитостей оказались товарищи по кровавым играм, а также почему, дьявол их побери, они не могут остановиться⁈
Вторые, понятное дело, пытались вырваться из плена позорных столбов, также задаваясь вопросами, как они попали сюда. Ведь они только что стояли далеко в стороне!
С каждым ударом интенсивность воплей росла, а разговоров соответственно падала. И даже сами экзекуторы чувствовали себя всё хуже и хуже, пусть и не переставая хлестать друзей по несчастью со всё тем же задором и силой. Я не стал мудрить и тупо привязал их жизни друг к другу. Умрут жертвы — умрут и их мучители. Никого из этих уёбков оставлять в живых я был не намерен!
— А что с этими делать? Убивать не будем? — подала голос Зуриэль, стоя рядом с клонами-близняшками.
— Эти не виновны. Их даже наказать не за что, а просто так забить… нет у меня на это веской причины.
— Если оставим здесь, всё одно они умрут как свидетели. А если возьмём с собой, они могут вас выдать, находясь рядом. Если кто-то узнает, что они здесь были, и поймёт, что они оказались после у вас, — это будет косвенным доказательством того, что вы причастны к произошедшим убийствам.
— И я это прекрасно осознаю, милая. Вот почему придётся не только сменить им внешность, но и приставить к какому-то делу, изолировав от внешнего мира. Не готов я убивать невиновных просто ради собственного спокойствия. Особенно если могу избежать подобного исхода, немного поработав головой…
— Я же вас не отговариваю! — улыбнулась хитро Зуриэль, — Господин, если вы желаете обладать этими самками, так и скажите. После того, как вытащите их из этого места, вы имеете полное право распоряжаться жизнями девушек — ни к чему придумывать высокодуховные оправдания. Иначе зачем вообще самцу нужна сила и власть⁈… К тому же, имея рядом не особо ценных смертных, всегда можно восполнить часть ваших сил, если возникнет угроза вашей жизни. К сожалению, я не всесильна, хоть и крайне сильна. Пусть хотя бы этим они окупят ваши усилия и доброту.