Утопленник (СИ)

— Представляешь, — рассказывал Алексей Макеев Потапу, — спасая их четырнадцатилетнюю дочь от неминуемой гибели, успокаивая, я положил ладонь на её плечо. А через месяц за мной приехали. Родители девочки подали на меня иск за то прикосновение. Эти твари хотели от меня денег. Много денег. Иначе мне светило лет так пятнадцать, а то и выше. Если бы не наш консул, которого я лично хорошо знал… — Алекс посмотрел на рюмку с водкой, зажатую в пальцах. — И водка наша лучше, чем их вонючий виски. И люди наши… они наши, нормальные. И страна… она наша, и мы должны жить здесь. Наша — Русь.
После того как Алексей Макеев вышел из тюрьмы он, не заезжая за вещами, не закончив свои дела, оставив выкупленный дом в пользу американского государства, прямиком ринулся в аэропорт. Ни на секунду он больше не желал оставаться в этой стране. Отличные знания по криминалистике помогли Алексею создать собственное детективное агентство в Москве, сотрудничающее не только с криминалом, но и с высшими органами. Но имя Алексей Макеев оставил, которое приобрёл в Штатах — Алекс Маккайв. Уже здесь он помогал правоохранительным органам расследовать дело одной зарубежной фармацевтической компании, которая под видом лекарства от онкологии производила опыты по заражению раком. Они изобретали вирус, вызывающий почти молниеносный рак всех полых органов. И человек сгорал от онкологии за считаные дни. Естественно, дело до конца не довели, оно так и заглохло, оставив после себя несколько таинственных смертей. Тогда Алекс вызывал Потапа для консультации над другим делом — по внедрённой шпионской технологии в зрачок одного влиятельно предпринимателя, связанного с этой фармацевтической компанией. Бизнесмена застрелили, глаз вытащили неизвестные, а Потап слышал о таком внедрении чипа — или камеры? — впервые. Алекс недоговаривал, ходил вокруг да около, тем не менее Потап понял, что какими-то потаёнными окраинами лаборатория Профессора связана с этими делами. Но тогда Потап не придал значения: ну, технология технологией — они на этом зарабатывают. И только недавно Потап Батурлин подумал: «Зачем такие вещи нужны Альберту, особенно заражение людей не поддающимися лечению опухолями?» А этот тип с физиономией англичанина подписал с лабораторией Альберта контракт, но теперь ратовал за излечение людей. И Потап очень сомневался в этом. Когда англичанин и двое компаньонов поднимались из-за стола, они все округлили пальцы в знаке «окей». Альберт наигранно учтиво поклонился и тоже показал ОК. По его лицу было видно, что он весьма рад и благодарен этим людям, их предложениям и тому, что подписал. Профессор с благоговейной улыбкой провожал спины новых компаньонов, пока они не скрылись за стеклянными дверями ресторана, повернулся к Потапу и сходу поведал, что означает символ «окей». Когда смыкаются указательный и большой пальцы в круге, а остальные три слегка расходятся вверх, то человек видит три шестёрки. Люди подписавшие с Альбертом бумаги сделали своеобразный ритуал, говорящий: все их удачи, потворства, красивые и богатые жизни творятся и принадлежат, если не самому Сатане, то рода сущностям оттуда — из тонких инфернальных миров.
Тогда Потап в душе посмеялся над Профессором, у которого были весёлые добрые глаза и, можно сказать, милое даже детское выражение лица, правда, бородатое. Профессор начал новые повествования про свои домашние опыты с досками спиритизма, с «зеркальцами» — Потап не понял, про какие зеркальца он говорил, — рассказал, как с помощью какой-то неведомой машины удалось на долю секунды увидеть в ночном стекле окна — демона. Тогда у Потапа возникло беззаботное настроение, ему было интересно слушать мистические сказки и увлечения Альберта, он даже позабыл, что только что распрощался с людьми, про которых знал: когда-то они создавали биологическое оружие. Или, скорее всего, генное.
Сейчас Потап устремил взгляд в какое-то необъяснимое прошлое и ему стало не по себе. Ладонь повернула лист — в левом нижнем углу светилось золотым тиснением число шестьсот шестьдесят семь: значит, страница чего-то.
 
— Не может быть, — прошептал Потап и вернулся в свой главный кабинет, где сразу подошёл к столу и поднял каменный стакан. Пурпурные нити как-то по-бесовски блеснули и потухли, будто притаились в ожидании мыслей человека. Потап перевернул стакан: на дне — эмблема ЦЕРНА точь-в-точь жеста «окей». Или — трёх шестёрок. Потап Батурлин вспомнил стрелка в бейсболке из бара: «Свидимся ещё». Неимоверное уныние простонало где-то в небе. Невероятно низкий и тихий голос посмеялся в самых низких глубинах.
И Потап впервые задал себе вопрос:
— Чем конкретно занимается лаборатория Альберта? — Он взглянул на монитор: никакого результата ещё не высветилось. Со стола взял карту-ключ от входа на этаж лаборатории, подошёл к металлическим дверям второго лифта и нажал кнопку. «И что же хочу там увидеть?»
Потап вышел из дверей и сразу направился к огромному стеклу. В принципе, за ним и была вся лаборатория Альберта — восьмидесятиметровая комната. Остальной этаж занимали офисы, где заседали обычные сотрудники с ворохом бумаг и документов: разными архивами, которые почему-то не переводили в электронный вид. Но и в комнате за стеклом кроме двух столов с несколькими пробирками и небольшими электронными микроскопами почти ничего не было. Ровно по центру на круге возвышался громоздкий стул, подобный гинекологическому креслу, на рельсах сверху — электрический подъёмный кран и под ним центрифуга с компьютером. И всё. Что там можно было исследовать — Потап не понимал: с таким простецким оборудованием и группу крови не узнаешь. Тем не менее вход в эту комнату только из кабинета Альберта. Это был длинный узкий коридор, напичканный разными сенсорами и камерами. Перед самым входом в лабораторию — комната с обеих сторон отделена герметичными непробиваемыми стеклянными дверями, которая сначала открывала одну дверь, запускала, закрывалась, сканировала и решала — разрешён допуск или нет. И если от присутствующего даже исходил запах страха, то искусственный интеллект не давал пропуск и вызывал внимание охраны. Если в течение десяти минут не поступала команда «выпустить» — комната или усыпляла, или убивала: на что запрограммировал сам Профессор.
Ладонь Потапа хлопнула по стеклу словно проверила на прочность. Профессор говорил, что эту стеклянную стену даже не пробьёт прямое попадание самого мощного гранатомёта. Он объяснял действие стекла, что внутри наночешуйки действуют как ядерный взрыв — только не взрывают, а наоборот — сдерживают: на каждую матрицу опираются все на протяжении стекла. А под ними ещё слой и ещё и так полметра. Потап поднёс глаза к стеклу и постарался рассмотреть толщину. Непонятно — то ли десять сантиметров, то ли тридцать. Потап обернулся и рассмотрел всю глубину этажа. Взгляд перебежал от одной видеокамеры к другой потом к следующей. Потап знал, что кроме двух охранников на первом этаже — его видят все, кто работает на фирме. Если любой человек заходил на этаж внерабочее время, то нежелательный визит высвечивался на мобильных устройствах у всех сотрудников. Строго наказывалось, если кто-то визуально не отметил непрошеного гостя или не вовремя зашедшего.
Потап спиной отошёл от стекла и осмотрел всю панораму. На металлических мощных балках написано: LAB «NOKTU’AIR» № 6. Когда выходишь из лифта — слева возле стены на постаменте вокруг шара кружат шесть «обгоревших» ангелов или демонов с подрезанными крыльями.
— И шестой этаж, — произнёс Потап. — И снова — три шестёрки. Никогда не придавал значения… никогда не замечал. — Он начал вспоминать, кому принадлежит лаборатория. Во всех документах на русском языке писалось как «Ноктюр». Да и все офисные называли лабораторию также — «Ноктюр». Некоторые переводили название как «Воздушная пьеса», кто-то называл — «Ночной воздух». Но никто толком не знал истинное название и предназначение. Лаборатория оформлена на неизвестную итальянскую компанию «Рихаель Ашерн Гра́ветт».
«Если эта лаборатория под номером шесть, — думал Потап, — значит есть и другие — мне неизвестные. И вероятнее всего, это не лаборатория, а главный офис… главное здание». Он вспомнил, что в документах часто упоминались организации: «Опус Деи», «Маджестик-12», ЮНИСЕФ, «Корпорация РАНД», «Всемирный банк», ВОЗ, «Красная Роза и Белая Лилия» и некоторые другие.