Вкус греха

Мирабелла с ужасом ждала ужина не только потому, что ей было противно видеть, как взрослые люди едят, напрочь позабыв об этикете, — нет, ну зачем дядя требовал серебряные приборы, если он хватает куски пальцами? — но и потому, что ужин был для них безмолвным сигналом к началу попойки.
Вино прибывало — манеры убывали. Гости, которые еще недавно не обращали на нее никакого внимания, вдруг начинали говорить о ней без умолку. Так, по крайней мере, было раньше.
В этот раз они оставили ее в покое. Появление лорда Тарстона в их рядах интересовало гостей куда больше. В данный момент они донимали его вопросами, полными подозрения.
— Что привело вас на наш скромный праздник? — спросил мистер Хартзингер.
— Удивлен, что вы выбрали время между утонченными приемами вашей матушки и заседаниями в Палате лордов, — сказал мистер Уотерсон.
— А не вы ли сказали леди Киллори, что излишество в питье — признак слабого ума? — поинтересовался мистер Харрис.
Но Вит был само остроумие.
— Я здесь в силу как раз тех причин, что вы назвали, мистер Уотерсон. У меня появился повод сбежать от глупых женщин и постылых домашних вечеров, не говоря уже о Палате лордов. И вы бы тоже так поступили, мистер Харрис, если бы леди дышала на вас шерри. Я просто придумал способ от них избавиться.
И вскоре допрос сменился бесшабашным разгулом воспоминаний о покойном лорде Тарстоне и разговорами о том, что сын еще перещеголяет своего старика.
Мирабелла вжималась в стул. Ей было стыдно перед Витом за то, что дядя и его друзья едят, как свиньи, но если удастся оставаться весь вечер незамеченной, если ее никто не окликнет, то хотя бы не придется.
— Эй, ты, перестань сутулиться! — рявкнул дядя. «Черт!» — подумала она.
— И так смотреть страшно, — добавил он, незачем еще и осанку портить.
«Проклятье».
— Оставь ее в покое, Эпперсли, — сказал кто-то, но Мирабелла не захотела поднимать глаза, чтобы узнать, кто именно. — Не такая уж она и страшная. Я бы к ней подкатил!
«О… черт… побери!»
Она не могла посмотреть на Вита. Не смогла бы заставить себя посмотреть ему в глаза, даже если бы на кону стояла ее жизнь. Он смеется? Мирабелла не слышала его хохота, но из-за какофонии фырканья, которую дядя называл смехом, она вообще ничего не могла разобрать. Вит злится? Он обижен? Потрясен? Жаль, что у нее не хватает духу выяснить это.
— Что скажешь, Тарстон? — крикнул один из гостей. — Ты когда-нибудь…
Мирабелла с силой закашляла. У нее першило в горле и слезились глаза, но ей было все равно. Если бы гость успел задать вопрос, она бы не умерла от стыда на месте, но ей бы очень этого захотелось.
Барон проворчал и щелкнул жирными пальцами, чтоб подозвать лакея.
— Эй, человек!
— Симмонс, сэр.
— Разве я спрашивал твое имя? — спросил он и указал на Мирабеллу. — Идиот! Хлопни уже девчонку по спине, в конце концов.
— Хлопнуть?..
— Ты слышал!
Мирабелла жадно глотнула ртом воздух, жестом и слабой улыбкой остановила лакея.
— Не нужно, Симмонс, спасибо.
Слуга посмотрел на барона, ища подтверждения. Тот равнодушно пожал плечами и стал дальше уплетать еду.
— Простите, — пробормотала Мирабелла и убежала. Возможно, завтра дядя выругает ее за то, что она так рано ушла, но возможно, он уже сильно пьян и не заметит, что ее нет. Как бы то ни было, она больше ни секунды не могла там оставаться. Мирабелла прибежала в свою комнату, захлопнула дверь и закрыла ее на замок.
Она не знала, сколько простояла в темноте, дрожа, не в силах отдышаться. Значит, это конец? Ее репутация будет испорчена из-за одной небрежной шутки? Коленки стали подгибаться, но Мирабелла быстро привела себя в чувство, подавив панику и призвав на помощь логику. Гость сказал, что если бы у него был шанс, он бы подкатил к ней, но не говорил, что уже это делал. Тут есть маленькая, но существенная разница. Первое — это всего лишь злая и ужасная шутка, а второе — угроза ее честному имени. Получается, что ее репутацию слегка поцарапали. Как и ее гордость. И сердце: может, Вит и не смеялся над остротой, но и не заступился за нее.
 
— Да пошел он! — крикнула Мирабелла, и ей даже не было стыдно, что она произнесла такую непристойность. Она слышала сотни раз, как дядя говорил это. — Да пошли они все!
Очень скоро она начнет искать доказательства невиновности барона. Она их найдет, и Вит уедет. Если после всего этого ее не выставят из Хэлдона, сегодняшний вечер останется лишь ужасным, унизительным воспоминанием. Если бы не… что ж…
— Да пошло оно все, — в сердцах сказала она.
Мирабелла осмелилась снова выйти из комнаты только через два часа. Гости еще не спали, и оставалось выяснить, хватило ли им сил перейти в кабинет барона или они так напились, что не могли сдвинуться с места, и поэтому остались в столовой. Она надеялась на второе. Ее дядя порой засыпал, сидя на стуле, и если окажется, что стул стоит в кабинете, обыск придется отложить на завтра. Ей не терпелось проникнуть в святая святых дяди, поэтому мысль о том, что с этим придется повременить, казалась совершенно непривлекательной. Мирабелла хотела побыстрее покончить с неприятным делом и жить дальше.
Она пошла на звуки дикого хохота и очутилась у дверей столовой. Решено», — подумала Мирабелла. Дядя уснет прямо там, или кому-то из слуг не повезет и придется тащить его в спальню. Но в кабинет он уже не пойдет.
Мирабелла развернулась, чтобы уйти, но остановилась. Любопытство взяло верх, и она вернулась обратно.
Вит еще там?
Она заглянула через щелочку и увидела, что он действительно там… мерзавец.
Для человека, который сюда не развлекаться приехал, Вит как-то подозрительно правдоподобно изображал из себя заправского кутилу. Она с отвращением заметила, что он пьян. Ладно, это нужно, чтобы заслужить доверие и уважение гостей, но необязательно быть при этом таким чертовски счастливым.
Вит развалился на старинном стуле с высокой спинкой и улыбался, как дурак, сдернув галстук и расстегнув сюртук. Вит держал бутылку вина и привлекал восхищенное внимание нескольких человек, рассказывая им байку про вепря-людоеда, которого завалил во Франции. При этом он еле ворочал языком. «Чуть с жизнью не расстался», — сказал он, и Мирабелла подумала: если в этой истории есть хоть капля правды, она съест свою голубую сорочку.
«Хорошо, что Вит весело проводит время», — сказала себе Мирабелла. Он мог сидеть в сторонке, наблюдая за дядей с омерзением и презрением, и думать, как бы оградить Коулов от всех и вся, что хоть как-то связано с бароном Эпперсли.
Мирабелла подавила возглас раздражения и пошла к себе в комнату. Они начнут расходиться не раньше, чем через час, но она на всякий случай подождет два.
Она выждала три, решив, что в этом доме лучше проявить осторожность, чем недальновидность.
Мирабелла покинула свою комнату, точно зная, что будет делать. Сначала проверит, не заперта ли дверь в кабинет. Если заперта — выйдет на улицу и попытается залезть через окно. Не сможет (учитывая, что она никогда раньше не пробовала) или окно окажется закрытым — ей придется пробраться в кабинет днем. От одной лишь мысли об этом ей стало не по себе. Днем гораздо проще попасться, и если дядя узнает, что она рылась в его бумагах…
«Не думай об этом. Не думай об этом сейчас».
Она тихонько спустилась по лестнице, стараясь не наступать на скрипящие половицы. По всей вероятности, никто бы не услышал, даже промчись по узкой лестнице целое стадо слонов. Вдрызг пьяные гости крепко спали, а слуги слишком устали, чтобы обращать внимание на скрип, не говоря уже о том, чтобы пойти посмотреть, кто бродит по особняку. И все же в дядином доме никогда не стоит полагаться на удачу.
К ее невероятному облегчению, кабинет был открыт. То ли барон слишком много выпил и забыл запереть его, то ли был уверен, что никто не посмеет зайти без приглашения. Давно дав себе зарок обходить любимую комнату дяди десятой дорогой, Мирабелла никогда раньше не пробовала дергать за ручку.