Chorus (СИ)

Душ, который рядом, также обычный, но и сушилки в нём — нет. Но я всё равно смываю с себя и мазь, и грязные потёки. Лучше быть мокрым, чем вонять Маркусом.
Мыло тут — зелёное, крохотное совсем. Но прежде, чем беру его, ловлю себя на мысли: «а что если Принц пользовался именно им, когда…» Да и ладно. Я — искупаюсь, а не повешусь!
Вместо сушилки зато есть полотенце. Вытираюсь и зачем-то аккуратно вешаю обратно. Как будто это уже мой собственный дом, в котором я сам за порядок и ответственный. С другой стороны — это и есть мой дом теперь, доказательственная надпись на двери — имеется.
  
Разбросанные повсюду листы распечаток хочу сначала собрать, но руки и правый бок заявляют, что это очень опрометчиво. «Потом» — соглашаюсь я с ними мысленно. И так одно только натягивание комбинезона обратно выматывает почти полностью последние оставшиеся у меня силы.
Банку с мазью, упавшую на пол, от души пинаю ногой. Улетела под диван, в самый пыльный угол. Там ей и самое место. Может, я и пассивный терпила, но никак не проститутка.
В Лепрозории по-прежнему пусто, и теперь я этому уже радуюсь. Не все встречи с людьми одинаково полезны и приятны. В коридорах также поубавилось сайлов. Наверное, на ребёнка-сенсацию все уже насмотрелись и разошлись по своим убежищам, проверять, в порядке ли собственные дети.
Когда я прохожу неподалёку от тоннелей, ведущих к центру Улья, Арене и королеве Роя, становится крайне не по себе. Если сейчас меня опять вздумает изнасиловать какой-нибудь инсектоид-беспредельщик, меня не только никто не защитит — у меня просто организм не выдержит. А умирать — очень больно, и очень страшно. И теперь как-то уже и не хочется. Особенно, если такие пригретые на груди змеи, как Маркус, живут и здравствуют. Вот не сдамся и всё.
В домике Архивариуса, по-прежнему полутёмном, меня ожидает довольно хорошее обстоятельство — хозяин не только в сознании, но уже и опирается на передние ходильные конечности. Общается с машиной, что перед ним.
— Мэлло! — зову его.
— Здравствуй, Ник, — отвечает за сайла его машина.
Почему-то хочется подбежать и обнять Архивариуса хотя бы за ногу, но я лишь спрашиваю, подойдя:
— Ты как?
— Мэлло почти в порядке.
И полосы под его глазами, лиловым космосом, светятся белым и голубым. Как будто кусочек земного неба на фоне бесконечной межзвёздной вселенной. Кажется, я романтизирую, но и правда, красиво. Бросаю взгляд на картину, что подарил Влад. Так и есть. Те же цвета и подмеченный эстетизм. Значит, не один я отбился головой. С ума сходить в компании — всегда интересней.
— Ты знаешь, что у вас в Улье сегодня случилось? — сажусь рядом с инсектоидом, опираюсь на его согнутые задние лапы.
— Ник о новом сайле? Мэлло знает. Слышит Рой.
— То есть вам не нужно лично общаться? — немного удивляюсь, — Знает один, знают и все?
— Да. Рой — един. Единицы мало оставляют себе — потребности, эмоции. Быт, как говорит хорус.
— То есть всё, о чём мы говорим, знают все?
— Если хотят. Это доступно. Если важно, Архивариусы — сохраняют. Ник, потом, — вдруг резко обрывает меня, и делает неудачную попытку встать.
— Куда! — делаю я попытку его удержать, как будто мои руки могут остановить сайла. — Тебе ещё лежать и лежать!
— Потомство, — просто отвечает мне Мэлло и снова пытается встать.
— Тем более успокойся, — я повышаю голос. — Нормально всё с твоим ребёнком, сам видел. И тот сайл, что твоя стая, тоже. Он тебя не смог разбудить. Веришь?
Несколько секунд Мэлло выжидает, прежде чем ответить. Наверное, просчитывает вероятность того, что я — лгу. Научил же его плохому!
— Да, — отзывается наконец, доказательством чему служит то, что сгибает и передние ноги, вновь ложась. — Ник не хочет зла.
— И никогда не хотел, — откидываюсь на лапы сайла вновь. — Испытывать злость на вашу расу — надоело за три года, а на тебя лично — не могу, и всё.
— Почему?
Вот, кажется, я попадаюсь в ловушку Архивариуса, в его бесконечные и сложные вопросы.
— Привык, — коротко обрубаю, и задаю уже свой вопрос: — Не расскажешь мне о Принце, Мэлло?
— Помощник до Ника. Умер.
Вот так, лаконично.
— Не с твоей ли помощью? — подначиваю.
— Ошибка. Неверное поведение. Плохо знал хорус, психику. Не предусмотрел.
Заметно, что Архивариус — волнуется, снова строит предложения по старой схеме. Да, его проект по изучению людей тогда был под угрозой, и теперь я — его новый подопытный, попытка реабилитироваться. Может, в этом и кроется причина той решительности, с которой он вышел на Арену. Не просто честь, но амбициозность. Обида на очередную попытку спустить весь его труд в отхожее место. Что, впрочем, безрассудного героизма не умаляет.
— Ты не хочешь о нём разговаривать, потому что не хочешь, чтобы эта информация снова появлялась в вашем этом общем «интернете»?
— Да, — просто соглашается Мэлло. — Ник и так знает о помощнике. Ник был там.
— Это-то ты откуда знаешь? — удивляюсь.
Ни одного сайла, которого бы это интересовало, и близко рядом не было, когда мне Влад сегодня показывал «квартиру».
— Запах. Ник был со стаей, — отмечает Архивариус.
— Маркус мне не стая, — раздражаюсь.
— Ник и Маркус, — сайл выговаривает имя тщательно, — как стая.
— Я не хочу этого, — вырывается.
— Ник должен сказать. Прекратить.
— Я не могу, я…
Не хочется признаваться в собственной слабости, в том, что я просто не могу дать отпор. Особенно тому, кто сейчас и сам — уязвим и ранен. Может, я переношу на сайла свои человеческие понятия, но то, что их раса ценит честь, я уже убедился.
— У людей всё не так просто, Мэлло.
— Ник любит Маркуса? — бесхитростно спрашивает Архивариус.
Я чуть воздухом на вдохе не давлюсь:
— Да с чего ты взял?
— Ник ведёт себя нелогично. Сильно. Люди так делают, когда любят.
Чувствую, что вот-вот покраснею. Искренне ли сайл спрашивает, или в его вопросах есть потайное дно, на котором лежит совсем другое — намёк на то, что я чрезвычайно нелепо и нелогично веду себя как раз в отношении его, Мэлло. Меня это самого пугает, а такие вот вопросы вообще панику нагоняют! Придётся выкручиваться, как только можно. И соврать, само собой:
— Я — нет! Не люблю! Это всё он, Маркус!
Не очень-то и большая ложь, это он, в сущности, таскается за мной, как одержимый, пожаловал мне ранг принцессы и личной девочки. Пусть только заживут мои руки, только пусть заживут! Я тогда этому уроду сломаю пару рёбер, наплевать мне, скольких он там убил. Найду управу.
Я не просил его меня «благодарить» тогда, в лесу. И повторно являться — тоже. Мысль-предатель о том, что мне в жизни так хорошо не было, как тогда, на лежаке в его объятьях — душу́ и выбрасываю. Было. И мне, после того, как меня пользовали сегодня, уже не стыдно за то, что я вытворял с Мэлло. Сайл был нежен, пусть ему и было, возможно, лишь «интересно». И не принуждал меня. И делал так, как я просил срывающимся шёпотом. Да, скорее всего, я совершенно поехал крышей, но выберу ещё один такой раз в объятьях и слизи сайла, чем с Маркусом, даже если он — исправится.
Слишком страшно мне от его улыбки, слишком просто он играет смертью — именно играет. Сайлы — те ещё убийцы, устроившие полный геноцид. Но они — не играли. Они просто делали то, что нужно их расе. Здравомыслящей. Целенаправленной.
— Ник добрый. Слишком добрый.
Мэлло сейчас меня фактически отчитывает.
— Я разберусь. Сам, хорошо?
— Если Маркус делает Нику плохо, больно, страшно, то Мэлло вмешается. Ник — стая.
Внутри меня расцветает крохотный лепесток тепла. Опять меня называют «стаей» и собираются защищать. Даже несмотря на то, что сам Архивариус — ранен, и ещё и встать пока не может. Собрались тут, две калеки, друг за друга заступаемся. И я «принцесса» вовсе не для тебя, Маркус. Выкуси. У меня вот какой есть принц — и рыцарь в броне, и конь — сразу, в одном сине-чёрном флаконе. И перед ним никакой человек, а, тем более, психопат малолетний — не котируется.