История «Солнечного Ветра»

25 марта 1953 года, Театр боевых действий Корейской войны
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Десять дней и ночей длился освободительный поход корейской народной армии и корпуса китайских добровольцев. И все это время в корейском небе господствовали толстенькие краснозвездные аппараты, вызывая бурю восторга по одну сторону фронта и лютую злобы и ненависть по другую. Впрочем, со злобствующими ненавистниками поступали сурово и негуманно. В плен брали только тех южных корейцев и англосаксов, кто бросался ничком на землю и лежал не отсвечивая. В течение светлого времени суток пятнадцатого и шестнадцатого числа американское командование пыталось переломить ситуацию, бросив в бой авиационные части, дислоцированные на территории Японии и предназначенные для войны против Советского Союза.
Но «Шершни», несмотря ни на какие попытки им помешать, делали в воздухе над позициями оккупантов что хотели, а обломки американских самолетов усеивали собой корейскую землю. Атмосферные флаеры огневой поддержки десанта – штуки верткие, способные крутиться вокруг собственного хвоста или крыла, так что попасть по ним пилоту атакующего «сейбра» было практически нереально, а «толстячки» при пролете обязательно угощали неприятеля несколькими снарядами из магнитоимпульсной пушки или полосовали наискосок лазером. А это, как правило, смертельно, даже если луч не прошел через кабину и не разделил летчика на две половины. Однако трудно сосредоточиться на работе, если тебе постоянно мешают, поэтому американцы, что называется, напросились.
В ночь с шестнадцатого на семнадцатое марта два эскадрона «Шершней», находившихся в резерве, а потому не участвовавших в дневных вакханалиях, и оба «Каракурта» нанесли удар по аэродромной сети японских островов, не делая различий между гражданскими и военными объектами. И все, больше никто и никуда не летал, даже если было очень надо. Парализованным оказалось и пассажирское сообщение Японии со всем остальным миром, но мне это было безразлично. На войне как на войне.
В результате резко упростившейся воздушной обстановки Сеул был освобожден уже к полудню семнадцатого марта, но еще накануне ночью «правительство» Ли Сын Мана и командование американским оккупационным контингентом бежали в Пусан. Однако далеко убежать у них не получилось. Уже рано утром два звена «Шершней» настигли и отштурмовали правительственную автоколонну, после чего высадившийся десант без всякой пощады добил выживших, а диктатору Ли Сын Ману, приспешнику японских и американских оккупантов даже оказали особое уважение, отрезав его глупую голову. Живым в плен попал только главнокомандующий так называемыми «силами ООН» американский четырехзвездный генерал Марк Уэйн Кларк, «герой» американской высадки в Северной Африке и безрезультатных кровопролитных боев под Монте-Кассино в Италии.
Данный персонаж был в первую очередь примечателен давними приятельскими отношениями с президентом Эйзенхауэром, с которым они вместе учились в Вест-Пойнте. Сначала в 1936 году Кларк помог будущему главнокомандующему американскими силами в Европе и президенту, способствовав переводу того из филлипинской дыры в базу Форт-Льюис на территории США, а потом Эйзенхауэр со страшной силой двигал карьеру Уэйна Кларка, хотя другие американские генералы были о том далеко не лучшего мнения. Генерал Омар Брэдли писал, что назначение Кларка командующим 5-й армией накануне высадки в Италии было не лучшим выбором, так как тот не имел командного опыта. Негативно отзывался о Кларке и другой американский герой войны, Паттон, называвший его скользким типом и полагавший, что того больше интересует собственная карьера, чем победа в войне. В одном из своих писем Паттон писал, что все, кто служит под началом Кларка, постоянно рискуют, и что он хотел бы, чтобы с Кларком что-нибудь случилось.
Характеристика, какую этому человеку дал его начальник и предшественник на посту начальника штаба сухопутных войск армии США генерал Джейкоб Диверс: «холодный, утончённый, высокомерный, эгоистичный, умный, изобретательный, очень амбициозный офицер» тоже может звучать похвалой только в устах профессионального карьериста. Обычно (в военном деле в особенности) за таким набором качеств будет стоять большая кровь как собственных солдат, которых не будут жалеть тратить в невероятных количествах, так и гражданского населения на противоположной стороне. Такие генералы будут убивать каких-нибудь немцев, итальянцев, русских, японцев, корейцев миллионами, и все это просто ради скорейшего продвижения карьеры, да и просто похвалы от начальства. Поэтому когда эту тварь, в дополнение ко всему оказавшуюся лютым антикоммунистом, в совершенно обалдевшем состоянии притащили ко мне в Тридесятое царство, я показал ему свежий, только что оструганный осиновый кол, сказал: «Это для тебя», после чего отправил в разработку в ведомство Бригитты Бергман. Пусть пока поживет, а потом, в целях предостережения всем прочим американским деятелям, я намерен отправить его прямо в Овальный кабинет Белого Дома нанизанным на этот кол будто жук на булавку. Заслужил.
  
Дальнейшие три дня – восемнадцатого, девятнадцатого и двадцатого марта – ознаменовались спецоперацией «охота за штабами», во время которой мои «Шершни» метались над вражескими тылами, начиная дело со штурмового удара и заканчивая высадкой десанта остроухих, подвергавших выживших штабных чинов тотальному беспощадному истреблению. Никакие другие начальственные пленные, за исключением генерала Кларка, на этой войне мне были не нужны. Операция не просто так получила название «Тополиный пух»: вся американская мощь, не только в азиатско-тихоокеанском регионе, но и везде, должна была по ее итогам разлететься прахом по ветру.
Единственным случаем, когда я пустил в ход свои войска, были операции по освобождению концлагерей, в которых содержались корейско-китайские военнопленные, а также гражданские лица, неблагонадежные с точки зрения американских оккупантов и их прихвостней. Поскольку в лагере под Сеулом в самый канун его освобождения имел место инцидент с массовым расстрелом заключенных, я изменил свое отношение к неучастию в наземных операциях. В ночь с двадцатого на двадцать первое число лагерь под Пусаном после штурмового удара «Шершней» атаковал спецбатальон, составленный из прибившихся ко мне окруженцев сорок первого года и возглавляемый одним из героев обороны Брестской крепости капитаном Кижеватовым, а лагеря на острове Коджедо и Чечжудо работали спецбатальоны капитана Коломийцева и гауптмана фон Баха. Задача – простая как мычание: охрану истребить, не делая исключения ни для одного человека, заключенных освободить и через отрывшиеся порталы направить в Тридесятое царство, откуда желающие вернутся на освобожденную территорию, а остальных, если они не сотрудничали с оккупантами и их подручными, я расселю у себя в мире-Метрополии. Лишними эти люди мне не будут.
Не все способны ужиться в одном государстве с экзальтированным товарищем Кимом, и в то же время мои взгляды на истинно справедливое устройство общество гораздо шире. На эту мысль меня навели стекающиеся к Пусану потоки южнокорейских беженцев, а также анализ результатов психосканирования этой биомассы, который мне сделала социоинженер Риоле Лан. Настоящих пособников американских оккупантов и сторонников оголтело-людоедского режима Ли Сын Мана в этих толпах только самый минимум, а остальные либо сбиты с толку беспросветной американско-южнокорейской пропагандой (нигде и никогда не врут так много и беспардонно, как во имя демократии), либо их пугает левацкая, надо сказать, риторика коммунистических властей Северной Кореи. И ведь там была не только риторика – товарищ Ким свою власть утверждал далеко не в белых перчатках. А посему после отработки лагерей военнопленных и неблагонадежных лиц я перешел к перехвату спасающихся бегством гражданских корейцев, переправляя их в Тридесятое царство, а оттуда к себе в мир-Метрополию, на североамериканский континент. Лишними они там не будут.