Повелители лошадей (ЛП)

Весь день небо было серым, обещая бурю нарастающей силы. В то время как ханы со страхом смотрели на небо, кахан был на взводе, ожидая дождя. Ранним вечером разразилась гроза. Внезапно Ямун отпустил ханов и слуг, отправив их под ливень. С тех пор Ямун сидел, пил вино и время от времени отдавал приказы, но его напряжение не спадало. К этому часу кахан двигался устало, и его состояние души было вспыльчивым.
Ямун отпил глоток вина из чеканного серебряного кубка. — Напиши этот приказ, писец, — резко сказал он.
Коджа аккуратно отложил в сторону заметки, над которыми работал, и разложил чистый лист бумаги. Его зрение было затуманено долгими часами работы. Его уставшие пальцы уронили кисточку для письма, разбрызгав капли черных чернил по чистой белой странице.
— Тебе придется быть сильнее, писец, — прорычал Ямун, раздраженный задержкой. — Будь крепче. У тебя будут дни и ночи без сна, когда мы начнем марш.
— В поход, Великий Хан? За две недели, прошедшие с момента его назначения, Коджа так и не услышал ни одного упоминания об армиях кахана, собирающихся в поход.
— Да, в поход. Ты думаешь, я намерен сидеть здесь вечно, ожидая соизволения других — таких, как твой Принц Оганди? Придет время, и я должен буду выступить, — огрызнулся коренастый мужчина. — Скоро здешние пастбища истощатся, и тогда мы должны будем переезжать.
— Великий Кахан, — взмолился Коджа, перекладывая бумаги, — не проще ли тебе было бы найти другого писца? Конечно, один из ваших людей, кто-нибудь посильнее меня, мог бы выполнить эту работу.
— Что это? Тебе не нравится быть моим писцом? Кахан сердито посмотрел поверх своей чашки на Коджу, его отвратительное настроение становилось все хуже.
— Нет, дело не в этом, — заикаясь, произнес Коджа. — Это... Я не храбрый. Я не солдат, — выпалил он. В ужасе он обратил свое внимание на листы перед собой, бормоча: — Кроме того, я никогда не думал, что здесь так много работы. Я имею в виду…
— Вы все думали, что мы невежественны и не знаем, как вести записи, — холодно перебил его Ямун. Коджа отчаялся. Все его попытки объяснить свои слабости только усугубляли ситуацию.
Ямун соскользнул вперед со своего места, приблизившись к Кодже. — Я не умею писать и не умею читать, поэтому ты считаешь меня дураком. Я знаю их ценность. Он схватил горсть бумаг Коджи с маленького письменного стола. — Все великие короли и принцы правят с помощью этих клочков бумаги. Я видел бумаги, разосланные императором Шу Лунг. Я тоже император. Я не какой-нибудь маленький принц, который ходит от палатки к палатке, разговаривая со всеми своими последователями. Я — кахан всех Туйганов, и я буду еще большим.
Коджа, молча, посмотрел на кахана, пораженный вспышкой его гнева.
Тем не менее, скептицизм, должно быть, отразился на лице священника. Ямун тяжело поднялся на ноги, расплескав вино по коврам. — Ты сомневаешься во мне? Тейлас пообещал мне это! Послушай его там, — крикнул он, сделав паузу, достаточную для того, чтобы Коджа услышал особенно громкий раскат грома. — Это его голос. Это его слова. Большинство людей живут в страхе перед ним. Они молятся и кричат, боясь, что он призовет их к испытанию. Но я не боюсь. Он проверил меня, и я все еще жив. Слегка пошатываясь от выпитого вина, Ямун направился к двери. — Сейчас он зовет меня. Сегодня.
Коджа остался на своем месте, пытаясь разобраться в разглагольствованиях Ямуна. Ночной страж, однако, бросился к дверному проему и упал на ковер. — Великий Вождь, — взмолился он, — не выходи на улицу! Я прошу тебя об этом. Никогда еще не было такого шторма, как этот. Это дурное предзнаменование. Тейлас выпустил на нас своих духов. Если ты выйдешь на улицу, они попытаются тебя похитить. Тейлас сердится!
— Смотри, — крикнул Ямун через юрту Кодже. — Они все боятся штормов, гроз,  мощи Тейласа. Это мои солдаты-дети! Двигайся, воин, — приказал он, снова обращая свое внимание на съежившегося человека. — Я не боюсь гнева Тейласа. В конце концов, я — кахан. Мой предок родился ребенком Тейласа и Синей Волчицы.
 
Ямун высокомерно прошагал мимо коленопреклоненного мужчины и отодвинул дверной клапан. Тяжелая ткань тут же с треском распахнулась. Холодный дождь хлестал в открытую дверь, подхваченный мощным ветром. Пачкающий пепел удушливыми облаками поднялся из жаровен. Теплый воздух внезапно испарился.
— Вот. Это мощь Тейласа, — проревел Ямун, указывая на бурю. — Пойдем, писец, раз ты не веришь, что он разговаривает со мной.
— Пожалуйста, Великий Господин, — взмолился Коджа, перекрикивая ветер, — останься внутри.
— Нет! Ты пойдешь и увидишь, потому что я приказал. Он шагнул к Кодже, схватил его за плечо и почти потащил к двери. Бесцеремонным толчком Ямун вытолкнул священника под проливной дождь.
Коджа споткнулся и поскользнулся в холодной грязи. Дождь хлынул в слякоть и густо забрызгал его. Копье молнии неровно рассекло ночное небо, осветив весь горизонт. В короткой вспышке света Коджа увидел темную фигуру Ямуна, стоящего над ним, лицом к небу, с широко открытым ртом. Свет длился всего мгновение, а затем мир снова погрузился во тьму. Сильная рука Ямуна схватила священника за одежду и вытащила его из грязи.
Двое мужчин двинулись в путь, борясь и скользя вниз по склону. Они прошли по ледяной грязи, вышли за ворота и миновали юрты, пока не добрались до загона для лошадей за пределами центра. Ветер и дождь хлестали их по лицам. Ручейки стекали с волос Ямуна на его усы, стекая в рот. Огромные капли стекали со всех сторон по бритой голове Коджи, смывая комья грязи.
— Тейлас! — крикнул Ямун, сплевывая воду между каждым словом. — Вот и я! Послушай меня! Далекая вспышка молнии тускло осветила степь, отбрасывая на них причудливые тени. Ветер на мгновение смахнул капли дождя с их лиц, а затем снова хлестнул по ним. Глухой грохот далекого удара едва донесся из-за ветра.
— Он слушает, — уверенно сказал Ямун, отпуская плечо Коджи. Внезапно лишившись поддержки, священник отшатнулся назад и упал, барахтаясь на неожиданно крутом участке. Не обращая ни на что внимания, Ямун шагал вперед до тех пор, пока Коджа едва мог разглядеть громоздкий силуэт пожилого мужчины. Шлепая по лужам грязной воды, Коджа делал все возможное, чтобы наверстать его.
Наконец, священник снова упал в грязь, измученный тем, что спотыкался и поскальзывался в погоне за каханом. Случайные вспышки молнии помогали Кодже ориентироваться, но теперь он потерял Ямуна из виду. Где-то поблизости ржали лошади, их пронзительные крики перекрывали шум дождя. Коджа оттолкнулся от грязи и зашлепал в направлении шума.
— Тейлас! Голос Ямуна донесся откуда-то слева от священника.
— Кахан! — крикнул Коджа, надеясь, что Ямун услышит его.
Вспышка молнии, почти над головой, залила небо светом и раскатами грома. Хотя его глаза заболели от света, Коджа смог увидеть Ямуна слева. Вокруг него виднелись неясные очертания лошадей, вставших на дыбы и гарцующих в панике.
— Кахан Ямун! — крикнул он. Ответа не последовало.
Молния снова осветила землю, словно в ответ на крики Коджи. В мгновение ока он увидел Ямуна, простирающего руки к небесам, в центре одного из загонов для лошадей. Дождь образовал вокруг него серебристые полосы.
Полный решимости, Коджа бросился вперед, в темноту. Его ноги вязли в грязи и грозили выскользнуть из-под него в любую секунду. Дождевая вода стекала по его бровям, затуманивая зрение. Его одежда, промокшая и грязная, обвисла и натянулась на его теле.
Голень Коджи ударилась обо что-то твердое — забор. Потрясенный болью, лама попытался устоять на одной ноге, но потерял равновесие. Обе ноги вылетели из-под него, взметнувшись в воздух. Он сидел в грязи у подножия изгороди загона, потирая стреляющие полосы боли, которые начинались в голени и поднимались вверх по ноге.
— Тейлас, послушай... могущественный... правь... Голос Ямуна урывками разносился над воем ветра. Коджа заглянул через забор. Теперь он был достаточно близко, чтобы заглянуть в загон, хотя все еще ничего не мог ясно разглядеть. Прикрывая глаза от дождя, Коджа вглядывался сквозь лошадиные ноги, пытаясь разглядеть Ямуна.