"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ)

Волкодав молча пошёл вперёд, и стражник опустил лук, а остальные заинтересованно обернулись. Возчик явно способен был снять кнутом слепня с уха любого из своих упряжных коней, не потревожив при этом ни шерстинки. Стегал ли он когда-нибудь самих коней, подумал Волкодав. Нет, вряд ли. Наверное, он их любил и берёг. В Самоцветных горах надсмотрщики, случалось, тоже баловали приблудившуюся живность…
Волкодав почувствовал, что звереет. Он понимал, что сейчас опять сделает глупость, но эта мысль прошла каким-то краем сознания, а ноги уже несли его вперёд, навстречу громко щёлкавшему кнуту. Бывало, надсмотрщик выходил на поединок с крепким рабом, не имея иного оружия, кроме кнута. И этого обычно хватало. Если бы возчик был менее пьян, он, возможно, присмотрелся бы к лицу Волкодава и удрал без оглядки. Но он присматриваться не стал. Он расхохотался и стегнул венна кнутом. Вернее, то место, где венн был мгновение назад. Волкодав уже летел к нему, распластываясь в прыжке. Левая рука, выброшенная вперёд, мёртвой хваткой стиснула кнутовище. Между тем как правая сложилась в кулак и…
Перед его умственным взором предстала маленькая старушка верхом на смирном, мышастого цвета ослике. Она строго смотрела на Волкодава и грозила ему пальцем, укоризненно покачивая головой.
Венн остановился, понимая, что был очень близок к убийству. Ещё хуже, чем тогда, на причале. Что-то жуткое рванулось наружу и, остановленное у самого края, снова уползло в потёмки души. Стыд и срам. И наука на будущее.
Кажется, один только возчик так и не понял, что едва не погиб. Ему, правда, было особо и некогда поразмыслить об этом, потому что Волкодав обошёлся без кулака – попросту пнул его в колено и сшиб с ног. Подскочившие стражники в один миг скрутили гуляку.
– А ты, венн, и убить можешь, – задумчиво сказал Волкодаву старшина. Тот запоздало сообразил, что дышит точно вытащенная рыба, и задумался, как надлежало понимать эти слова. Как похвалу? А может, как предостережение? Ни в том ни в другом Волкодав не нуждался. А впрочем, наверное, не зря порядочные люди не хотели брать его на работу.
– Может, и могу, – буркнул он сквозь зубы и повернулся идти.
– Погоди, венн, – остановил его старшина.
Волкодав оглянулся, и воин передал ему снятый с возчика пояс:
– Держи. Ты побил, тебе и владеть.
Волкодав мыл пол. Это был ещё один надёжный способ изрядно скостить плату за стол и постой. Волкодав знал, что хозяйка навряд ли оставит его добровольный труд без милостивого внимания. Ещё он знал, что рано или поздно начнутся почти неизбежные смешки по поводу мужчин, до того привыкших слушаться женщин, что им уже и женская работа нипочём. Замечаниями насчёт неподходящей работы бывалого каторжника пронять было трудно. Если же ядовитые языки слишком распускались, он их укорачивал испытанным средством, столь же нехитрым, сколь и надёжным. Поворачивался лицом и вставал во весь рост. Действовало безотказно. Во всяком случае, на трезвых людей.
Сняв рубаху и закатав штаны по колено, Волкодав вымел наружу солому, которой по сольвеннскому обычаю усыпан был пол. Обмакнул тряпку и принялся тереть половицы в углу, под одним из столов. И почти сразу же, совсем некстати, через порог шагнул человек.
Волкодав скосил глаза и признал в нём одного из вчерашних гуляк. Того крепкого, которого пришлось успокаивать дважды. Под глазом у парня красовался великолепный синяк, да и шеей по сторонам он старался особенно не крутить. Что он здесь потерял? Сквитаться решил?.. Волкодав равнодушно отвернулся от него и вновь принялся за работу.
Некоторое время возчик молча переминался с ноги на ногу, глядя, как равномерно двигается его спина. Волкодав не оглядывался, и наконец сзади послышалось робкое:
– Эй, венн…
Волкодав не спеша повернул голову. Здоровенный парень тискал в ладонях кожаную шапку, и чувствовалось, что одна рука у него болит до сих пор. То есть вид у детинушки был совсем не задиристый. Скорее наоборот: смущённый и даже просящий. На всякий случай Волкодав не стал отвечать, но тряпку положил. Послушаем, что скажет.
 
И парень, не поднимая глаз, попросил:
– Отдай мне мой пояс с ножом, венн.
Сквозь бурый загар на его лице проступала яркая малиновая краска. Он помялся ещё и добавил совсем тихо:
– Пожалуйста…
Волкодав сел на корточки, сложил руки на коленях и поинтересовался, глядя на него снизу вверх:
– А с какой стати мне его тебе отдавать?
Тот так и не отважился посмотреть ему прямо в глаза, и Волкодав подумал, что краснеть подобным образом можно было только от стыда.
– Мне… от батюшки он… – глядя в сторону, ответил сольвенн.
У Волкодава на дне заплечного мешка хранилось сокровище: старый-престарый молот, которым некогда работал его отец. Единственное наследие, чудом перешедшее ему от родни. Волкодав скорее согласился бы отрубить себе руку, чем его потерять. А этому вот дурню предстояло вернуться домой и рассказывать там, как сберегал родительскую памятку. Что утратил её не в правом бою, защищая жизнь друга или добро. Что напился пьяным и сдуру замахнулся заветным ножом на встречного венна, как выяснилось, слишком ловкого драться…
Волкодав едва не велел молодцу выкатываться подобру-поздорову вон из харчевни. Но посмотрел ещё раз на густо-малиновую рожу молодого сольвенна… и передумал. Парень, как видно, стыда ещё не забыл, и у Волкодава, человека далеко не мягкосердечного, что-то шевельнулось внутри. Бросив тряпку, он поднялся на ноги, отметив про себя, как попятился горе-драчун, и ушёл по всходу наверх. Благо помнил, который из трёх поясов отнят был у просителя.
Нелетучий Мыш спал на подушке, целиком запелёнутый в чистую тряпочку. Наружу выглядывала только ушастая голова да задние лапки. Зашивание крыла увенчалось отменным успехом, но на всякий случай Тилорн почти не позволял зверьку просыпаться: только для еды, да и то не полностью. Полусонный Мыш глотал хлеб с молоком и вновь сладко засыпал, не обращая ни малейшего внимания на повязку. Волкодав хотел погладить пальцем чёрную мордочку, но не отважился. Взял пояс и вышел так же тихо, как и вошёл.
Самое обидное, нож был заметно лучше двух оставшихся: длинный, с крепким, хорошей работы клинком и гладкой костяной рукоятью. Рукоять эта, правду молвить, ввела Волкодава в некоторое сомнение. Выглядела она не отцовым наследием, а скорее так, будто её купили на торгу седмицу назад. Скажем, поставили вместо старой, надтреснутой. Волкодав пригляделся к лезвию. Умелый кузнец расположил между железными полосами тонкую стальную пластину: снашиваясь при работе, такие клинки сами себя точат. Вот только лезвие вовсе не было стёрто или выедено возле основания, как случается у старых ножей.
Волкодав пожал плечами. Вряд ли парень соврал ему. Если он врал, значит, либо сам был глупцом, либо его держал за беспросветного дурака. И на то и на другое было мало похоже. Скорее, старый батюшка действительно подарил наследнику нож. Только не прадедовский, а ещё тёпленький, с наковальни. Мало ли что в жизни бывает. Волкодав взял пояс и спустился по лестнице вниз.
Он шёл по ступенькам и думал о том, что, наверное, должен был что-то сказать. Что-нибудь насчёт того, чтобы больше не срамился. Он знал, что промолчит. Такое говорить без толку. Рожоного ума нет, не дашь и учёного. А есть, сам всё поймёт.
Он отдал парню нож, и тот только что не бухнулся перед ним на колени:
– Спасибо, венн…
Волкодав повернулся к нему спиной и вытащил из ведра тряпку.
В крохотной комнатушке, предназначенной для одного-единственного человека, оказалось уже четверо постояльцев. Погода держалась тёплая, и Волкодав решил, что кому-то придётся уйти ночевать во двор. А лучше, если двоим. Волкодав рассудил, что одним из двоих будет он сам. Вторым же… Он снял с деревянного гвоздя свой старый шерстяной плащ и позвал Эвриха:
– Пошли.
Молодой аррант двинулся следом за ним послушно, хотя и без большого желания. Но едва он успел сделать шаг, как мимо него проскользнула Ниилит.