Собирая осколки (СИ)

- Что звонила Аня? – вытирая руки в кухонное полотенце, спросила Мария Васильевна и шагнула к сыну.
- Приглашали в кафе, – неохотно ответил Кирилл.
- И ты отказался.
- Да.
Женщина тяжело вздохнула.
- Кирилл, тебе нужно его отпустить, – мягко начала мать, присаживаясь во второе кресло.
- О чем ты? – нервно сглотнув, Кирилл перевел взгляд в пол.
- Ты знаешь, – бросив взгляд на мобильный телефон в его руках, тихо ответила она. – Это твой отец может не замечать, что с тобой не все в порядке. Он такой, с этим ничего не поделаешь. Но я-то вижу...
- Я в порядке, – резко перебил он ее, резко вскакивая на ноги. Но его остановили, взяв за руку и вынуждая опять опуститься в кресло.
- От того, что ты повторяешь это круглыми сутками, лучше не станет. Я знаю, что мы ошиблись, заставив Костю оставить тебя. Но прошло уже полтора года.
Кирилл внутренне сжался, мечтая раствориться в воздухе. Он не хотел говорить ни о Косте, ни о том, что было. Не хотел. Пускай его считают слабым и безвольным, но это слишком больно вот так снова возвращаться назад.
- Ты должен отпустить его, Кирилл. Не нужно ему звонить. Позволь и ему, и себе начать жить заново. Ведь Косте это тоже необходимо. Пойми, что, возможно, у него уже кто-то есть. Но даже если это не так, – Мария Васильевна на мгновение замолчала и снова продолжила. – Ты держишь его на привязи, не давая жить в полную силу. Я не против Кости, я лишь хочу уберечь тебя от новых разочарований.
Главное дышать. Ровно и медленно.
- Знаешь, то, что было между вами, это не любовь, – осторожно продолжила Мария Васильевна. – Ты слишком молод. У тебя и у Кости все впереди. Вы оба еще найдете себе того человека, которого действительно полюбите. А вечно цепляясь за прошлое, вы оба будете страдать. Не звони ему, Кирилл. Дай и ему, и себе шанс все забыть и начать все с начала.
Повисла тяжелая тишина, прерываемая тиканьем часов на стене.
- Я пришел! – оповестил о своем приходе отец из коридора.
Никогда еще Кирилл так не радовался возвращению главы семейства. Он не хотел больше слушать мать, не хотел больше слышать слова, которые хуже самого медленного яда парализовали, убивали.
- Подумай о том, что я тебе сказала, – произнесла мать напоследок и отправилась встречать отца. Она так и не поняла, что разрушила хрупкий мост своего сына, по которому он перебирался через бездну.
Медленно дыша, Кирилл держался за подлокотники кресла, словно они могли удержать его от падения. Мать права. Во всем. Но он не хотел принимать эту правду, боясь ее и ненавидя одновременно.
Кирилл со злостью отшвырнул телефон в угол комнаты. Захотелось что-нибудь сделать: разбить шары на елке, перегрызть провода гирлянды, разорвать гребанные сверкающие снежинки, свисающие с потолка, или выйти на крышу дома и спрыгнуть вниз. Но он продолжал сидеть. Сидеть и дышать. Потому что он обещал. Обещал жить.
- Это мне? Антон, ты не дарил мне цветы уже сотню лет. По какому поводу?
- Я не могу сделать подарок своей жене просто так?
Тиканье настенных часов убивало. Воркование родителей и их смех в коридоре не приносили и половину той радости, которую Кирилл надеялся испытать, ожидая, когда у них все наладится.
- Ой, поставь меня, дурачок! Мне уже не семнадцать.
- Ты сегодня такая красивая, Маш, что мне не хочется тебя отпускать.
- Мы не одни, – тихий счастливый шепот.
- Сын, там, у подъезда, тебя друзья ждут, – входя в гостиную, сообщил отец. – Иди, отдохни, проветрись. А то сидишь целыми днями за учебниками.
Ударить бы его сейчас. Со всего размаху. От всей души. Просто так. Увидеть, как потечет кровь из его сломанного носа.
Кирилл поймал себя на мысли, что он целый день сегодня хочет кого-то избить. То Олег, теперь вот собственный отец.
Зачем они это делают? Зачем вынуждают его отказаться от Кости и оставляют одного?
- Да. Пойду, погуляю, – поднимаясь с кресла, ответил Кирилл. Сохранять невозмутимое спокойствие на лице было труднее с каждой минутой.
Схватив куртку, Кирилл вышел из дома, аккуратно закрыв за собой дверь и слыша в спину «Будь осторожней». Он не стал ждать лифта, сбежав по лестнице вниз, не задерживаясь ни на секунду. Бежать. Вниз. Перепрыгивая ступеньки.
 
Голова, казалась, сейчас взорвется от мыслей. В ушах все еще звучал голос матери «отпусти его», вызывая ответную реакцию «никогда». Добежав до последней ступеньки, Кирилл остановился. Он прислонился спиной к холодной стене подъезда, ощущая себя беспомощным, жалким, никому не нужным существом.
- Ты обещал, – слова слетели с губ, превращаясь в облако пара. Кирилл медленно сполз по стенке вниз, закрывая руками лицо. Костя обещал, что придет. Обещал.
Как же это все глупо. Безумно глупо надеяться, что случится чудо, что именно сейчас перед ним появится тот, кто нужен больше всего. Глупо и безрассудно. Больно.
Кирилл застонал от безысходности, от вечной тьмы, которая теперь всегда окружала его, не позволяя вырваться из замкнутого круга. А рядом нет никого, кто мог бы помочь, кто подал бы руку, кто осветил бы путь, став спасительным маяком. Кирилл поднял голову, затылком ударившись о стену, и посмотрел на одиноко свисающую лампочку.
- Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, – говоря в пустоту, Кирилл и не надеялся, что его услышит тот, кто должен был услышать. Просто нужно было это сказать. Сейчас. А телефон остался там. Наверху. Дома. Иначе бы он позвонил, решился бы поговорить, в последний раз. – Наверное, так будет лучше.
Бездумно нащупав в кармане ключи от квартиры, Кирилл достал их. Погруженный в свои тоскливые мысли, он стал выводить на стене буквы. Корявые, но большие. Вот палочка. Еще одна. Он с силой надавливал на ключ, царапая гладкую поверхность. Несколько букв, заставляющих сердце биться громче, целая жизнь, счастье и горе. «Костя».
- Прощай, – проведя пальцами по надписи, Кирилл поднялся. Его пошатывало от переизбытка отчаяния и горечи. Нужно действовать. Пока еще решимость не угасла, пока еще можно что-то изменить навсегда. Оставить все позади. Начать сначала.
Кирилл поднялся и, оглядев напоследок результат своей работы, быстро выскочил из подъезда. Отец не обманывал. Его одноклассники играли в снежки, дурачась и смеясь. Они веселились, а ему хотелось кричать, они улыбались, а ему хотелось реветь, их ждала впереди счастливая жизнь, его – пустота.
- О, смотрите, кто объявился, – отрываясь от своей лепки снежного шара, воскликнул Артемьев. Его нападки в сторону Кирилла прекратились после того, как они с Аней все же разобрались в своих отношениях.
- Наконец-то, а то еще немного, и я себе все ноги отморозила бы, – пожаловалась девушка в розовом полушубке, приплясывая от холода возле Максима.
Листов, не отрываясь, смотрел на тяжело дышащего растрепанного Кирилла. Он победоносно улыбнулся, словно это его заслуга в том, что Кирилл спустился к ним. И это было так не похоже на улыбку Кости, теплую, открытую, проникающую в самую душу.
- Деменцев, мы уже и не надеялись лицезреть тебя, – запыхавшаяся, вся в снегу, Соловьева шагнула к нему. Она была совершенно не похожа на вторую девушку. Не было в ней ни шика, ни гламура. Рыжие кудряшки торчали из-под лохматой шапки с бубенцом, на руках цветные варежки, зимняя куртка со смайликами на рукавах.
Не давая себе времени передумать, Кирилл шагнул ближе и резко притянул Аню к себе. Сердце гулко стучалось в груди, но не от радости, скорее от ожидания необратимого. Закрыв глаза, он коснулся влажных губ девушки, ощущая странный клубничный привкус ее помады. Было непривычно и даже как-то неправильно. Кирилл осторожно, боясь раздавить, держал девушку за плечи, углубляя поцелуй. Аня ответила, прильнула, прижалась, обвивая руками его за шею, умело целуя в ответ. Кириллу хотелось разрыдаться – никаких чувств, никаких эмоций у него по-прежнему не было. Ничего. Он целовал Аню, скользнув ладонью в густые рыжие волосы, уронив ее шапку в снег.