Темные удовольствия

 Я не знала, почему почувствовала необходимость спрятаться. Может быть, это была ярость, скрывавшаяся за этими шагами. Что-то шепнуло мне, что меня не должны обнаружить, снующей в личных владениях семьи. Я тут же пожалела, что не осталась с мамой.
 Это было все, о чем я успела подумать. Я заметила кресло, расположенное в свободном углу, и нырнула за него как раз в тот момент, когда в поле зрения появился мальчик.
 Он был еще более разъярен, чем раньше. Его загорелые щеки покраснели, темные глаза по-прежнему метали молнии. Звук каблуков, стучащих по мрамору преследовал его.
— Не уходи от меня, Бек.
— Не называй меня Беком, Колетт! Для тебя я Беккет, – огрызнулся мальчик. Беккет.
 Ее пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в красный, вцепились в его плечо, и он остановился, дернувшись от ее прикосновения, как от ожога.
— Я буду называть тебя как захочу, мелкий поганец. Не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю, и не называй меня Колетт. С этого момента зови меня мамой.
— Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты просто папина шлюха...
 Беккет не успел договорить, как рука женщины взметнулась в воздух. Пощечина была такой громкой, что у меня перехватило дыхание. Щека Беккета стала ярче алого лака на ногтях Колетт.
 Мальчик с видимым трудом старался сохранять спокойствие, на его квадратной челюсти подергивался мускул. Его руки сжались в кулаки по бокам.
— Я скорее умру, чем назову тебя мамой.
— Ну, тогда почему бы тебе просто не последовать примеру своей мамы и не сделать это, избавив меня от необходимости присматривать за тобой? – Колетт ткнула в него пальцем, победоносная улыбка тронула ее губы, когда удар достиг цели.
 Я подавила вздох от жестокости ее слов.
 Беккет просто уставился на нее, в его глазах была жажда убийства.
— Беккет! Что здесь происходит? – громкий голос прервал напряженную сцену.
 По изогнутой лестнице над нами спускался мужчина. У меня сводило колени от холодного жесткого пола за креслом, но я не могла встать. Не тогда, когда только что стала свидетельницей чего-то настолько личного.
— Ничего... – Колетт едва успела вымолвить слово, как вмешался Беккет:
— Она сказала мне называть ее мамой.
 Мужчина вышел вперед, и теперь я могла хорошо его разглядеть. Он был одет в костюм и излучал богатство. У него были такие же темные волосы и глаза, как у мальчика. Отец. Сорен Андерсон. Все в Хэйд-Харборе слышали о нем. Он был признанным миллиардером и одним из самых влиятельных людей в городе.
 Он остановился прямо перед креслом.
— Что ж, возможно, это хорошая идея.
— Папа!
— Хватит, Беккет. Я не хочу слышать твои жалобы. Тебе нужно перестать жить прошлым и отпустить ее. Твоей матери больше нет...
— Прекрати! – закричал Беккет и зажал уши руками.
— Она умерла, и нам обоим пора двигаться дальше.
— Почему ты должен двигаться дальше с ней? – Беккет выплюнул последнее слово, устремив злобный взгляд на Колетт.
— Потому что Колетт понимает меня и все, через что я прошел. С меня хватит этих разговоров. Еще раз поссоришься с мачехой, и больше никакого хоккея. Забудь о том, чтобы пробоваться в команду Геллионов, если не можешь ужиться со своей оставшейся семьей.
 Колетт скрестила руки на груди, а на ее миловидном лице появилось довольное выражение. Она действительно была очень красива и казалась намного, намного моложе Сорена.
 Беккет уставился на своего отца. Его ненависть и обида, ярость и грубая, неподдельная боль были осязаемы и сгущали воздух в коридоре. Я гадала, как он выдерживает такой сильный натиск эмоций.
 Наконец он нарушил молчание.
— Я не забуду ее. Мне все равно, чего ты хочешь. Я никогда не забуду ее и не заменю этой женщиной, на которой ты женился.
 Его отец немного помолчал, а затем заговорил с вкрадчивой твердостью.
— Я не собираюсь всю жизнь любить призрака, Беккет. Она ушла. Жизнь – для живых. А теперь веди себя прилично. Я не хочу слышать, как ты ссоришься со своей новой мамой. Сделай это снова и рискнешь остаться без своего драгоценного хоккея.
  
 Сорен повернулся к молодой жене и улыбнулся, погладив ее по щеке.
— Ты в порядке, милая?
— Теперь, когда ты здесь, да. Уверена, Бек быстро привыкнет ко мне. – Она обаятельно улыбнулась Сорену.
 Они не заметили, как руки Беккета сжались в побелевшие кулаки, когда она произнесла это прозвище. Сорен и Колетт отошли от Беккета, не удостоив его взглядом, оставив его одного посреди коридора, в бурлящем водовороте эмоций. Я задавалась вопросом, как долго он планирует стоять там, не давая мне сбежать, как вдруг он поднял руку и яростно вытер глаза.
 Он плакал. Рыдания сотрясали его костлявые плечи. Вся его прежняя бравада и сила рассыпались в прах, теперь, когда он остался один. Я отвела глаза, понимая, что вторглась в очень личный момент. К сожалению, у кресла, за которым я пряталась, были другие идеи. Я попыталась сдвинуть затекшие ноги, и чертово кресло заскрипело по полу. Звук был тихим, но, учитывая обстоятельства, прозвучал оглушительно.
Стоит ли мне спрятаться получше? Но куда мне пойти? Прежде чем я успела принять решение, в поле моего зрения появились кроссовки.
 Беккет стоял прямо передо мной.
— Кто ты? – сердито спросил он.
 Я медленно подняла голову. Его лицо было искажено гневными красными пятнами на щеках. Глаза метали молнии и пришлось приложить все усилия, чтобы выдержать его взгляд. Он был красивее, чем я думала раньше. Его лицо состояло из множества несовпадающих частей, совершенно не подходящих друг к другу, но однажды это изменится. Адамово яблоко подрагивало на тощем горле, пока он проглатывал последние слезы. Следы соли прожгли дорожки на его покрасневших щеках, – явное свидетельство того, что он плакал.
— Я... я здесь со своей мамой, – сказала я.
— И почему ты шныряешь повсюду? Надеешься увидеть то, чего не должна? Ищешь горячие сплетни об Андерсонах? Или, может, пытаешься что-то украсть?
— Что?! Нет, конечно, нет!
— Или твоя мама - одна из шлюх Сорена? Разве она не получила уведомление о том, что он надел кольцо на «вкус недели»? Он, вероятно, перестанет спать с кем попало на пару месяцев или около того. Твоей маме стоит вернуться позже. В любом случае, мой отец, должно быть, действительно отчаялся, если приводит домой шлюх с детьми.
 Я вскочила на ноги прежде, чем смогла остановить себя.
— Эй, не называй так мою маму, идиот!
 Он схватил меня за руку, когда я толкнула его в грудь.
— Как ты меня назвала? – Его глаза впились в мои.
— Идиот. Моя мама – уборщица, а не одна из подружек твоего отца или как там их.
 Он дернулся, как будто я дала ему пощечину.
— Уборщица?
 Я кивнула. Между нами повисла тишина, и мой взгляд переместился на его щеку. Когда он слишком долго молчал, моё любопытство взяло верх.
— Этот мужчина - твой отец? – почти прошептала я.
— Очевидно.
— Что случилось с твоей мамой? – услышала я свой вопрос. Почему я это спросила? Что со мной было не так? У меня никогда не было особого фильтра между мыслями и моим ртом, а тайну случившегося с его биологической мамой было трудно игнорировать.
 Озадаченное выражение лица Беккета посуровело, и он нахмурился, глядя на меня.
— А что?
 Я пожала плечами.
— Просто интересно. Ты в порядке? – добавила я.
 Это была ошибка, я сразу же это поняла. Мальчик напрягся и отступил от меня. Был момент, когда я увидела его боль. Что-то ужасное и печальное случилось с его матерью. Это было источником его ярости; я поняла это по доле секунды уязвимости на его лице. Затем гневная маска встала на место.
 Он окинул меня взглядом с ног до головы, усмешка исказила его черты.
— Ты спрашиваешь, в порядке ли я? Дочь уборщицы?
 От его холодного смеха у меня по спине пробежал холодок.
— Ты была бы менее жалкой, если бы была дочерью одной из шлюх моего отца. По крайней мере, твоя мать получала бы хорошие деньги. – Он поднял с пола мой комикс. — Вместо этого ты не только отброс, но и нищий отброс.