Вся эта ложь (ЛП)

  
Вся эта ложь
 
С. Т. Эбби
 
Авторское право 2016 С. Т. Эбби
Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена, сохранена в поисковой системе или передана в любой форме или любыми средствами, электронными, механическими, копировальными, записывающими или иными, без явного письменного разрешения автора. Эта электронная книга лицензирована только для вашего удовольствия. Он не может быть перепродан или передан другим людям.
История в этой книге является собственностью автора во всех средствах массовой информации, как физических, так и цифровых. Никто, кроме владельца этой собственности, не может воспроизводить, копировать или публиковать на любом носителе какую-либо отдельную историю или часть этого романа без выраженного разрешения автора этой работы.
Это для тех, кто потерял голос. Это для тех, кто хотел бы стать Ланой Майерс. Это для тех, о ком люди все еще шепчутся.
Это для тех, кто каждый божий день борется за то, чтобы забыть.
Ты не одинок.
  
Глава 1
 
Живым мы обязаны уважением, но мертвым мы обязаны только правдой.
—Вольтер
ЛОГАН
“Маркус Эванс...Этот мальчик был горсткой, когда был ребенком, но таким милым. А Виктория...она всегда была его тенью. Куда бы ни пошли Маркус и Джейкоб, она следовала за ними. Они позволили ей. Всего год отделял Викторию по возрасту от мальчиков. И Роберт, ну, он сделал все, что мог, чтобы этих детей любили. Джейкоб проводил в своем доме больше времени, чем у себя, потому что Роберт был создан из такой силы и сострадания, которые вы нигде не найдете”.
Диана Барнс откашливается, и я смотрю, как она встает, чтобы взять стакан воды.
“Мальчики, хотите что-нибудь выпить?”
“Нет, мэм", - говорим мы оба в унисон.
Ее шоколадная кожа резко контрастирует с платьем цвета слоновой кости, которое свисает до колен. Она царственная, неподвластная времени женщина с затравленными глазами. Затравленные глаза, как у моей Ланы.
Только там тоже есть чувство вины, в отличие от Ланы. В том, как она себя ведет, есть измученная суровость, как будто она заставляет себя проходить через это каждый день.
“У тебя есть дети?” - спрашивает она нас, возвращаясь, садясь со своей водой и затягивая ожидание.
“Нет, мэм", - повторяем мы оба снова.
“Держу пари, вам обоим нравится быть холостяками, и вы думаете, что время никогда вас не догонит”.
Донни неловко ерзает на стуле, но я просто улыбаюсь.
“Я не женат, но и не холостяк”.
Мгновение она пристально изучает меня. “Ты бы понравился Виктории. В основном ее воспитывал отец после того, как ее мать умерла, когда ей было десять лет. Она жила в одном доме с двумя мужчинами, поэтому ей было удобнее дружить с мальчиками, чем с девочками. Она была разборчива со своими друзьями больше, чем со своими парнями. Не то чтобы кто-то мог знать.”
Я делаю шаг вперед. “Знал что?”
“Нет. Я забегаю вперед. Сначала вам нужно знать, что Роберт умер в тюрьме в ту ночь, когда его осудили за преступления, которые он не мог совершить. Они швырнули в него всеми ботинками и кухонной раковиной, чтобы сделать его убийцей, как будто это каким-то образом заставило бы убийства просто исчезнуть, и каждый мог бы продолжать жить своей жизнью”.
Она снова потягивает воду, и я воздерживаюсь от того, чтобы потребовать, чтобы она перешла к делу.
“Роберт был со своими детьми каждый вечер. Мой мальчик даже часто бывал там в те ночи. Джейкоб Денвер, конечно, тоже был там почти каждую ночь. Роберт готовил, убирал, заботился о своих детях, и обычно к нему приходили и тусовались другие. Такая добрая душа и хороший дом, что люди не могли оставаться в стороне. Папа моего мальчика ушел, когда он был совсем маленьким. Роберт всегда разговаривал с моим мальчиком, как с родным, и, как мать-одиночка, работающая на работе, я ценила всю помощь, которую могла получить. Я вернул услугу, когда мог.”
 
Она замолкает, подавляя эмоции, которых я не уловил в ее голосе. Ее глаза тускнеют.
“Он никогда не смог бы изнасиловать и убить этих женщин. Он даже не мог поднять руку на своих собственных детей. Мой мальчик видел его. Джейкоб увидел его. Несколько из этих ночей он был дома со своими детьми и двумя дополнительными. Это не имело значения. Они не допустили бы показаний очевидцев или не признали бы их алиби в зале суда”.
«Что? Почему?” - спрашивает Донни, сбитый с толку.
“Потому что тогда они не смогли бы обвинить его в убийствах, которых он не совершал”, - говорит она, как будто это очевидно, и он глуп, что даже спрашивает.
Донни раздраженно откидывается назад. Не на нее, а на ситуацию. Он знает, каков Джонсон. Он что-нибудь придумает и срежет все углы, чтобы запереть своего подозреваемого подальше.
“И суд поддержал это?”
“В суде. Шериф. Каждый. Они держали его на допросе пять дней подряд. Заперла его в этой коробке без права. Не впустил бы своего адвоката. Потом солгал и сказал, что никогда не созывал совет. Это была охота на ведьм с самого начала. Проще было повесить это на школьного уборщика, у которого в этом городе не было другой семьи, кроме его детей. Этот парень Джонсон решил, что это он, и с тех пор они сделали так, чтобы это произошло. Шериф был прямо рядом с ним.”
Первоначальный профиль был сексуальным садистом. У них не слишком часто бывают дети, а если и бывают, то они далеки от этих детей. Не любящий и не любящий. Он описал субъекта как одинокого, но он бы им не был.
Отсутствие признаков взлома означает, что он был очаровательным и доступным, вероятно, тем, кому они доверяли. Отсюда и причина, по которой это сделал кто-то в городе. Его способность подставлять человека делает его самовлюбленным, и этот город сыграл ему на руку, дав ему силу, которая действительно вывела его из себя.
И одурачить весь мир было высшим достижением.
“У кого-нибудь были какие-либо претензии к Эвансу до той ночи?”
“Нет", - говорит она, смеясь себе под нос. “Этот человек был святым. Если с ребенком в школе случался несчастный случай, он приводил его в порядок и велел им бежать, пока кто-нибудь этого не увидел. Он не хотел, чтобы они смущались, и знал, что дети могут быть жестокими. Его собственных детей безжалостно высмеивали за то, что они были детьми дворника".
Я откидываюсь назад, пытаясь понять, что, черт возьми, заставило Джонсона так настойчиво называть этого парня субъектом. Даже у него есть сердце.
“А как насчет шерифа? У него были с ним какие-нибудь проблемы?”
Ее губы напряглись. “Шериф был слишком эмоционально заинтересован в том, чтобы найти кого—то—кого угодно-чтобы заплатить. Его дочь была одной из первых жертв. Настоящий больной, злой человек, который убил ее...он выставил ее посреди улицы, чтобы все нашли ее на следующее утро. Она была обнажена и грубо изнасилована. Ее кожа была разрезана на куски, и она истекла кровью за ночь.”
Донни судорожно сглатывает, и я откидываюсь на спинку стула, удивляясь, как, черт возьми, это никогда не попадало в отчеты по делу. Шерифу пришлось бы отстраниться от расследования. Это также снижает вероятность того, что он будет главным подозреваемым, к чему я и склонялся.
” Ей было восемнадцать", - продолжает Диана, сдерживая рыдания. “После этого шериф был не в своем уме. После того, как увидел это. Это было самое тяжелое, что когда-либо переживал этот город в то время. И с этого момента они только ухудшились. Однажды воскресным утром, еще до начала службы, на ступенях церкви лежало тело. Один был на ступеньках школы, прямо там, чтобы дети могли его видеть. Это была Айлин Дарвис. Она была воспитательницей в детском саду. Всего двадцать три.