Мастер карнавала
Девушку нашли полураздетой на следующее утро всего в двух сотнях метров от дома, задушенной красным галстуком, оставленным на месте преступления. Из правой ягодицы было вырезано 468 граммов мышечной ткани. Смерть наступила вскоре после того, как подруги расстались. Ее либо кто-то поджидал на месте, либо следил за группой подобно льву, рассчитывающему, что жертва отобьется от стада.
Сабина Йордански была простой жизнерадостной девчонкой без особых комплексов, не требовавшей от жизни слишком многого. Фабель, не отрываясь от сандвича, принялся рассматривать фотографии с места преступления. Крупные белые ягодицы Сабины были обнажены. Багровый цвет продольной зияющей раны смотрелся особенно зловеще на фоне белизны кожи. Шольц был прав: убийца вырезал кусок уверенным и отработанным движением — не примерялся и действовал точно и расчетливо. Этот парень знал, что делает. Фабель вдруг поймал себя на том, что жует сандвич, разглядывая снимки изуродованного тела, и опешил — в кого он превратился?
Он закрыл папку, быстро доел сандвич и выехал на автостраду, ведущую в Кёльн.
5
На лице Ансгара было написано страдание. Он сел, понимая, что собирается сделать, и уговаривал себя остановиться. Он знал, что в его жизни были минуты слабости. Как, например, сейчас, когда до начала его смены в ресторане оставалось всего полчаса.
Оказавшись за компьютером, он пообещал себе, что не станет заходить на этот сайт. Он обещал себе это и в прошлый раз. И в позапрошлый. Но экран монитора снова недобро замерцал, открывая Ансгару окно в другую реальность, туда, где царили хаос и вседозволенность.
Ансгар опустил пальцы на клавиатуру — он все еще мог выключить компьютер и уйти. Он из всех сил пытался взять себя в руки и устоять перед искушением. Карнавал приближался. А во время карнавала… все позволяли себе всё. Но маленький экран таил в себе особую опасность: он позволял хаосу в его душе соединиться с хаосом совершенно иного порядка — внешним и всеобщим хаосом. Ансгар понимал, что эти виртуальные эффекты не только не утоляют его аппетит, но, напротив, возбуждают еще больше, делают буквально зверским.
Руки дрожали от сладостного предвосхищения, отвращения и страха. Он набрал адрес сайта и не удержался от стона при виде появившихся на экране изображений женщин, изображений плоти.
И кусающих зубов.
6
Первое, на что Фабель обратил внимание при встрече с комиссаром уголовной полиции Бенни Шольцем, был беспорядок в кабинете. Трудно было не заметить и огромную голову из папье-маше, лежавшую в углу. Фабель невольно то и дело бросал на нее взгляд, стараясь понять, что бы это могло быть. В конце концов он решил, что это американский лось.
— Даже не могу передать, как я рад, что вы приехали, — сияя, произнес Шольц и пожал Фабелю руку. Судя по всему, Шольц был лет на десять его моложе. Будучи невысокого роста, он отличался крепким телосложением и физической силой. — Вижу, вас заинтересовала маска быка, приготовленная для участия в карнавале. Дело в том, что мне поручено организовать шествие полицейской колонны в этом году.
— Теперь понятно… — заметил Фабель, вполне удовлетворенный таким пояснением. — Это бык! А я подумал, что лось…
Бросив еще один взгляд на маску, Шольц недовольно скривился и что-то буркнул. Фабель не разобрал, что именно, но ему показалось, что это было слово «проклятие». На лице Шольца снова появилась доброжелательная улыбка.
— Пожалуйста, садитесь, обер-комиссар.
— Зовите меня просто Йен, — предложил Фабель. — Мы же коллеги. — Природная жизнерадостность Шольца располагала к себе, и Фабель это сразу почувствовал, но не очень был этому рад, потому что сразу вспомнил о своем брате Лексе. Тот легко сходился с незнакомыми людьми и ничего не принимал близко к сердцу. Фабель понял, почему Шольц ему понравился — очень похож на Лекса в юности.
— Договорились… Йен, — согласился Шольц. — А я Бенни. Вы уже ели?
— Перекусил по дороге. — Судя по выражению лица Фабеля, он не был в восторге от трапезы.
— Ну… ладно. Я хотел пригласить вас поужинать в типичный кёльнский ресторанчик, если вы не против.
— Конечно… — согласился Фабель. — Но сначала я хотел бы узнать, как продвигается расследование…
— У нас будет для этого время… — Шольц широко развел руки. — Мне так, я имею в виду за едой, лучше думается. Никогда не скрывал, что на пустой желудок мне ничего в голову не лезет.
Фабель улыбнулся.
— Раз уж мы об этом заговорили, — продолжал Шольц, — то должен признать, я уже задумывался о том, что наш парень может оказаться людоедом. Знаете… я не исключаю, что вы правы. Такая мысль уже приходила нам в голову. Но, если честно, мы старались ее не афишировать, чтобы об этом, не дай Бог, не прознала пресса.
— Я практически не сомневаюсь в том, что прав, — решительно заметил Фабель. — И согласен с вами насчет навыков убийцы разделывать мясо. Это может быть хирург, мясник, забойщик скота…
— И это его совершенно не смущает, верно? Он знает, что делает. — Бенни подался вперед и положил локти на стол. — А это правда, что вы англичанин? У вас нет английского акцента. Мне говорили, что вас называют английским комиссаром…
— Я наполовину шотландец, а наполовину фриз, — пояснил Фабель.
— Господи! — засмеялся Бенни. — Это удачная комбинация! Держу пари, что пить вы умеете!
Фабель улыбнулся.
— У вас есть подозреваемые? В деле об этом ничего не говорится.
— Никаких. В том-то и загвоздка. «Бабий» четверг — это сплошная вакханалия. Как, впрочем, и остальные дни карнавала. У всех буквально срывает крышу, кругом царит разврат и свальный грех. Афишка заключается в анонимности. Человек разрешает себе то, чего никогда не позволил бы при обычных обстоятельствах. Идеальные условия, чтобы кого-то укокошить.
— Понятно.
— Но у меня есть версия. Она связана с анонимностью и тем, что в эти дни люди перестают себя сдерживать. Как говорил уже по телефону, я не сомневаюсь в том, что этот парень местный. Думаю, что в остальное время года он самый что ни на есть образцовый гражданин. Жители Кёльна даже считают, что ведут себя гораздо разумнее всех остальных людей на протяжении года, потому что во время карнавала позволяют себе слететь с резьбы и выпустить пар. Может, наш извращенец тоже держит ширинку на молнии и ждет карнавала, чтобы оторваться по полной.
— Отличный психологический портрет! — усмехнулся Фабель. — Хотя лично я обычно излагаю подобные мысли в несколько иных терминах.
— Как бы то ни было, — продолжал Бенни, — даже суды при рассмотрении дел о разводе делают поправку на атмосферу всенародной оргии. Так, супружеская измена в «розовый» понедельник [8] не считается блудом… если, конечно, в остальные дни года все чинно и благородно. Плюс ко всему в последний день карнавала устраивают Nubbelverbrennung — «костер очищения», на котором сжигаются все грехи, совершенные в Дни веселых безумств. Не исключено, что наш парень дает себе волю, списывая все на карнавал.
— Более того, думаю, что за этими убийствами стоит неприятие женщин. Убийца их ненавидит.
— Не уверен… — криво усмехнулся Шольц.
— Ладно… в конце концов, это ваша версия. Обе жертвы были стройными, с крутыми и довольно тяжелыми бедрами. Похоже, они отбирались именно по этому признаку. Особенно учитывая, что он вырезал кусок из определенной части тела.
— Так почему он отбирал именно их? — спросил Шольц. — Потому ли, что его привлекает именно такая фигура, или потому, что из них получается самая лучшая вырезка?
— И потому, и по другому, — ответил Фабель. — Позвольте, я расскажу вам кое-что о каннибалах…
7
Все-таки ему не следовало бы заходить на этот сайт. Теперь он чувствовал безумный голод и не решался глядеть в сторону Екатерины. Он видел, что она заметила его беспокойство на кухне, и наверняка решила, что он чем-то недоволен: либо ее поведением, либо работой. И теперь, как назло, она искала любую возможность заговорить с ним. Ансгар изо всех сил старался держаться от нее как можно дальше, но в тесноте кухни они неизбежно оказывались слишком близко друг к другу и иногда касались телами. Он даже ощущал ее запах.