Генерал-майор
Заказав у подбежавшего официанта суп с клецками, краковской колбасы и пива, гусар взял в руки тотчас же поданную кружку и, сделав долгий глоток, невольно прислушался… Кажется, за соседним столиком говорили по-русски. Похоже, как раз и обсуждали свежие новости.
– Да смотрите же, господа! Вот, здесь же написано… Я вам сейчас переведу… Вот! Бонапарт взял Гренобль безо всякого выстрела! Посланные против него войска тотчас же перешли на сторону узурпатора. Маршал Ней, нарушив присягу, вновь признал Наполеона императором. Ага… Вот тут, господа, забавно… Пишут, что агенты Бонапарта приклеили на Вандомской колонне листовку, послание узурпатора королю… Сейчас я вам процитирую, господа… Вот: «Наполеон – Людовику. Брат мой король! Не посылай мне больше солдат – спасибо, их у меня уже достаточно». А?! Что вы на это скажете? Какой наглец, господа? Однако ж – без единого выстрела! Забавно, забавно…
Давыдов про себя хмыкнул: ничего забавного в возвращении Наполеона к власти он не видел. В воздухе снова запахло большой войной – порохом, кровью, смертью…
Отобедав, Денис велел натрескавшемуся пирогов Андрюшке везти его домой, сиречь – в Прагу, как именовался пригород Варшавы сразу же за мостом. Когда-то суворовские чудо-богатыри брали сие предместье штурмом… и русских в Праге не любили особенно… о чем чертов извозчик, конечно же, не предупредил.
Пани Ванда выбежала из дома, едва только коляска гусара въехала во двор.
– Tylko że przyjeżdżali! Taki przystojny oficer, z wąsami… jak on się nazywał… – быстро зачастила женщина.
– Постойте, постойте! – Выбравшись из экипажа, Давыдов замахал руками. – Говорите как-нибудь помедленнее, прошу вас! А то ведь, честно сказать, ни черта не поймешь. Кто приезжал? Зачем? Офицер, говорите?
– Так, так, пан! С усами. Как это… флигель… флигель…
– Флигель-адъютант?! – ахнул Денис. – И что? Что он велел передать?
– Ах, он же оставил бумагу! Teraz… сейчас…
Повернувшись к дому, хозяйка что-то громко закричала, по видимости – служанке. Та сей же час выскочила с желтоватым, сложенным вчетверо листком, скрепленным красной сургучной печатью с двуглавым орлом.
– Дзенкую, пани.
Поблагодарив хозяйку, Денис Васильевич поднялся к себе (на первом этаже жил верный слуга Андрюшка) и не мешкая вскрыл послание…
Завтра в одиннадцать часов пятнадцать минут ему предписывалось быть в приемной великого князя «для принятия решения по вашему делу». Ну наконец-то! Денис ликовал. Наконец-то хоть что-то сдвинулось. Да и пора бы уже, пора… Узурпатор уже в Париже!
Утром Давыдов явился в канцелярию цесаревича ровно в одиннадцать, нагло надев мундир с генеральскими эполетами. Ну, ежели великий князь скажет, что полковник, тогда… тогда что ж…
Тепло-коричневая, с золотыми шнурами форма ахтырских гусар очень шла Денису… как пошла бы, верно, и любому мужчине, истинному защитнику Отечества! Было тепло, и Давыдов, сбросив с плеч вторую «венгерскую» куртку – ментик, закрепил его шнуром. Ах, как приятно била по ногам тяжелая кавалерийская сабля! Как сияло мундирное золото… И все проходящие женщины дружно оборачивались вслед! Ну а что вы хотите? Хочешь быть красивым – поступи в гусары! Недаром сказано.
Цесаревич принял его около часу дня. Что уж тут говорить, помурыжил, как и положено особе царственных кровей! Денис уже устал ждать, уже взмок от нервного пота, угадывая за спиною смешки и презрительные взгляды свитских, всяких там адъютантов, интендантов и прочей швали. Их бы, гадюк штабных, в бой! Да заставить помахать сабелькой. А то разжирели тут, вон, какие ряхи наели!
– Полковник Давыдов! – внезапно ударило по ушам. Денис похолодел – «полковник». А эполеты-то… Вот ведь стыд, стыд… Хотя какой там стыд? Чай, эполеты сии не в кабинетах получены.
– Ваше высочество! Генерал-майор Давыдов для аудиенции явился! – войдя в кабинет, вытянулся гусар.
Стоявший у окна цесаревич медленно повернулся. Статная фигура в темно-синем мундире с пышными эполетами и голубой муаровой лентою через плечо. Круглое лицо. Заметная лысина. Оловянные, чуть навыкате глаза… А уж взгляд! Как у бульдога!
– Quoi? Qu’y a-t-il? Vous êtes colonel ou général? [1] – визгливо закричал Константин Павлович. – Нет! Это ж черт знает что такое… Распустились! В партизанство ударились! Забыли, мон шер, что армия – это порядок и высшее начальство! Даже не знаю, как вас теперь приучить к дисциплине? Разве что погонять на плацу! Да-да, погонять, Давыдов! Как желторотого мальчишку-кадета. И гонять до тех пор, пока вы не позабудете свои дерзкие замашки!
Лицо великого князя покраснело от гнева, он уже брызгал слюной, кривя тонкие злые губы… Кричал…
Денис тоже покраснел и уже не знал, что и думать, как вдруг…
– Ну как? Произвело впечатление? – оборвав крик, спокойно спросил Константин. Затем, подмигнув ошарашенному визитеру, указал на неплотно прикрытую дверь и приложил пальцы к губам.
Давыдов снова вытянулся и кивнул – понял. Цесаревич просто разыгрывал спектакль… Но, черт побери, как талантливо! Майков бы обзавидовался, глядя на такого артиста.
– Проходите сюда, к окну… – шепотом промолвил великий князь. И тотчас же вновь повысил голос до визга: – Сейча-ас! Сейчас, голубчик, я все ваши бумаги просмотрю… А как же!..
Повизжал и снова продолжил спокойно и тихо, почти что шепотом:
– Де Санглен передал послание. Вчера принесли. Два наших министра обсказали все. Ведомства, конечно, малопочтенные, однако государству необходимые. Так что скажешь, генерал-майор? Кто-то против меня играет? Так?
– Вне всяких сомнений, ваше высочество, – отрывисто кивнул Давыдов. – Играют. И это еще мягко сказано! Используют любой ваш промах… Прошу прощенья за дерзость.
– Ничего. Так что же, полагаете, враги империи не оставят меня в покое и здесь, в Варшаве?
Денис спрятал усмешку:
– Тем более – здесь! Идет ведь конгресс в Вене, вы туда ездите… Недруги наши очень захотят о сем конгрессе узнать.
– Что же они, меня выкрадут? – негромко рассмеялся цесаревич. – Пытать будут? Так я им и сказал!
– Кроме вас есть еще документы, бумаги… Их можно украсть!
– Пусть только попробуют! – Константин Павлович недобро прищурился и сложил из пальцев самый натуральный кукиш. – Ну что же… Действуй, генерал-майор. Действуй, как считаешь нужным… Но меня информируй! Не люблю, знаешь ли, когда что-то делается за спиной. Все! Теперь иди… Идите, Давыдов! Ждите решения. И подумайте о своем поведении! Хороше-енько подумайте. Настоятельно советую вам.
Ах, какими злорадными взглядами провожали Давыдова свитские! Особенно тот ротмистр… Впрочем, и остальные были хороши. Вот ведь собрались, гадюки! Сплелись в клубок.
* * *Местные, так сказать, светское общество, не то чтобы выслуживались, но все же стремились выказать полную свою лояльность новой власти, причем желание это частенько вступало в противоречие с некою великопольской фрондой, этаким тяготением к старинным вольностям Речи Посполитой, к своеволию магнатов и шляхты, к парламенту – сейму.
Император Александр Павлович о подобных настроениях новых своих подданных был прекрасно осведомлен и старался действовать так, чтобы сделать политическое положение будущего Царства Польского в составе Российской империи… как можно более комфортным? Нет, пожалуй, как можно менее болезненным. Предосторожность вовсе не лишняя, зная склонность поляков к бунту.
Как бы то ни было, а в обществе давали балы, приглашали русских офицеров… Позвали и Дениса. Прознали, и как-то раз один весьма небедный и влиятельный в определенных кругах господин, владелец парочки особняков в Варшаве и поместий под Белостоком и нескольких ткацких мануфактур в Лодзи, самолично нанес визит пану генерал-майору.
Звали его Яцек Хвороцкий. Чуть сутуловатый, высокий, по сложению, скорей, сухопарый, с длинным вытянутым лицом и породистым, с небольшой горбинкой носом, сей ясновельможный пан, по слухам, был близок к Яну Домбровскому, бывшем фрондеру и «рэволюционэру», этакому господину «эгалите», отдавшему свою шпагу Наполеону… и после поражения последнего обласканному императором Александром. Русский государь имел насчет Добмровского далеко идущие планы… Значит, и пан Хвороцкий нынче был на коне.