Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ)
— Спасибо тебе, Фёдор Никитич. Твой дед был нам верным союзником. Он хотел отъехать в Англию и забрать тебя с собой. Продолжи дело своего деда и твоя служба английской короне не останется без достойного вознаграждения. Думаю, тот патент на баронский титул, что я привёз твоему деду, можно будет переписать на тебя. Не думаю, что его сыновья, приняли бы его. Но, как ты понимаешь, титул надо ещё заслужить.
Ченслер говорил пафосно, но вдруг услышал, как Фёдор хмыкнул.
— Титул? Баронский? Заслужить? Ты смеёшься, Ричард Карлович? Зачем мне твоя Англия и английский титул? Ты мне тут плати хорошо, и мне больше ничего не надо. Не нужен мне ни титул, ни земли, к нему прилагаемые, в вашей Англии. Вот если бы здесь земли, но это у вас вряд ли получится. Государь категорически запретил продавать земли иностранцам. Только по его особому благоволению. Да и здесь земли я сам себе возьму. А вот злато-серебро… Без него никак не обойтись.
Ченслер понял, что сыграть на лжепатриотизме «дикаря» к Англии у него не получится и улыбнулся шире.
— Сколько ты хочешь? — спросил он снисходительно.
— Десять тысяч золотых фунтов в год, — сказал Фёдор. — И вся ваша торговля с Россией и Персией через меня.
Со стороны топчана, где лежал Дженкинсон, что-то хрюкнуло, закашлялось и зашлось в громком смехе. Ченслер, удивлённый вдвойне, оглянулся и увидел трясущегося в конвульсивных спазмах бывшего посла, продолжавшего лежать на спине. Лицо посла наливалось лиловым и Ченслер, подойдя к нему, резким движением перевернул того на бок.
Дженкинсон продолжал рыдать от смеха, а Ченслер, едва сдерживая себя от таких же спазм, переспросил:
— Сколько-сколько?
— Десять тысяч фунтов стерлингов золотом, мистер Ченслер.
— И что же вы готовы предоставить нам за эти баснословные деньги, молодой человек?
— Всю дипломатическую переписку, плюс то, что думает царь о внутренних делах, в том числе планах военных.
Бульканье и всхлипы в углу резко прекратились. Ченслер вскинул левую бровь и задумался, оглядывая дерзкого парня. Он подумал, что десять тысяч золотых фунтов — сумма совершенно немыслимая и даже говорить о ней не серьёзно. Его агент Головин получал тысячу, но трясся со страха над каждым передаваемым резиденту списком с дипломатического письма, или внутреннего указа-распоряжения какому-либо воеводе «встать супротив городка Ругодив и кидать в него ядрами».
Особенно Ченслера интересовала переписка с крымчаками, османским султаном и персидским шахом. Ченслер знал, что когда-нибудь английские торговые и военные корабли прорвут французскую и испанскую блокаду и захватят Индию и Аравию. И тогда его работа ляжет в основу могущества английской короны. И вполне вероятно, что это произойдёт не при его, Ченслера, жизни, а после смерти. Однако для Ричарда важнее всего было то, что это когда-то случиться и в том, что это будет и его вклад в общее дело по продвижению и расширению интересов торгового ордена на весь мир.
Взаимоотношения России с её северными соседями Ченслера тоже интересовали, и в той же, собственно, мере, но его личные интересы влекли его на юго-восток. Он, как путешественник, мечтал добраться до «Островов пряностей». Но его личные интересы не волновали ни сэра Фрэнсиса Уолсингема — его «куратора» по агентурной работе в России, ни самого Уильяма Сессила, лорда Берли — первого секретаря королевы Елизаветы, выполнявшего не только её личные распоряжения, но и возглавлявшего в Англии тайный орден иезуитов, и, соответственно, английскую разведку и контрразведку.
Однако север и запад были переполнены агентами-иезуитами, а вот юг, восток и сама Россия, проникновению католицизма сопротивлялись и на этих территориях информацию приходилось собирать под дипломатическим и торговым прикрытием. Работа Ченслера в Московии осложнялась ещё и тем, что даже оппозиционно настроенные местные «аристократы» не желали работать на английскую разведку. А тут — нате вам пожалуйста — весь перечень интересующих Ченслера вопросов.
Дженкинсон думал также, как и Ченслер. Он тоже был одержим Индией и пряностями, и ещё совсем недавно был рядом с осуществлением своей мечты, ибо в это своё путешествие собирался добраться аж до Индокитая и узнать путь к заветным островам. Услышав требование молодого боярина, Дженкинсон отметил для себя его фразу о торговле с Персией и пока Ченслер молчал, спросил:
— Э-э-э… Фёдор Никитич, позвольте узнать, как вы намереваетесь организовать торговлю с Персией, ведь моя экспедиция по известным вам причинам не состоится? Английская торговая компания не имеет права транзитной торговли с Персией. Сии привилегии имеются только у меня.
— Сии привилегии теперь есть только у меня, сэр Энтони Дженкинсон.
— Да кто вы такой, дьявол вас забери!
— Я бы попросил вас, сэр, попридержать свой язык на счет дьявола. Видит Бог, я его вам отрежу.
— Прошу меня простить, — потупил взгляд Дженкинсон уже сидящий на топчане. — Дурная привычка.
— Хорошо. Отвечаю на ваш вопрос, сэр. Я — доверенное лицо российского государя, которому он поручил взять в свои руки торговлю с Англией и Персией. Товары из Персии, проходящие мимо государевой казны, без пошлины пропускать запрещено. Но и торговать с Персией пока не кому. Просят проход Нидерланды, но царь пока не готов пропускать вообще кого бы то ни было.
— Нидерланды⁈ О, дьявол! — снова выругался Дженкинсон.
Фёдор вздохнул и привстал. Посол останавливающим жестом поднял перед ним ладони.
— Всё-всё-всё, Фёдор Никитич. Прошу прощения.
— Я вас предупредил, — спокойно сказал Фёдор. — Ещё одного прощения не будет.
— И всё-таки, как?
— Поедете вы, сэр. Я выпишу вам проездные документы на имя представителя нашей российской торговой конторы. Не один, конечно, поедете, а с нашими «товарищами». Доведёте их до столицы Персии, а дальше, как хотите. Хотите с ними возвращайтесь, хотите в Индию отправляйтесь. Могу вам и к индийским раджам письма дать. Но представлять будете Россию, а не Англию. Что вы на это скажете?
— А как же посольский выезд? Посольский выезд состоится. Главным приставом поедет мой человек. Он выпустит ваше посольство без вас.
Дженкинсон некоторое время смотрел на Фёдора недоверчиво, потом снова спросил:
— И всё-таки, кто вы, чтобы брать на себя такие гарантии?
— Пока государь благоволит мне, я пользуюсь его доверием и близостью к печатям. Все печати находятся в царских покоях, и государь читает все письма и указы. Указы и письма, кстати, исходят от меня. Я ему читаю, царь только подписывает. Я опечатываю и отправляю. Память у меня хорошая. Могу продиктовать написанное сегодня письмо султану. Правда не подписанное. В раздумьях царь: «отправлять ли». Прочитать?
— Прочти, — быстро отреагировал Ченслер забирая инициативу.
— Хорошо… Э-э-э… Титулы и вступление пропущу… Э-э-э… В знак моего царского расположения да будет тебе известно, что явился перед моим величеством твой придворный и купец Мустафа, который передал мне твое письмо. Из него я узнал, что ты дал ему золота и одежд из твоей сокровищницы и что ты просишь меня, чтобы я дал ему позволение брать в моем богохранимом царстве все то, что ему нужно. Посему, во внимание к давней дружбе, которая установилась между твоим отцом и моим и ради взаимной нашей дружбы, я отдал приказание, чтобы названному Мустафе даваемо было за его деньги все, что ему нужно, и чтобы никто против справедливости Божией не делал огорчения ни ему, ни его людям…
Фёдор закрыл глаза и «прочитал» письмо турецкому султану, писанное пять лет назад, и посмотрел на английского шпиона. Тот удовлетворённо кивнул головой.
— Отлично. А для королевы Елизаветы что написали, знаешь?
— Знаю. Сам писал. Но там очень много. Длинное письмо.
— Не помнишь? — усмехнулся Ченслер.
— Я ничего не забываю, — спокойно сообщил Попаданец, — но каждое письмо стоит денег, а мы с тобой ещё ни о чём не договорились.
— Десять тысяч я тебе не дам, — сказал Ченслер. — Это слишком много.