Княжий человек (СИ)

— На смерти людей, — кивнул я. — Знаю. Говорю же, слухов о нем порядочно.
Вообще, смущал меня Моровой. Мне не очень нравились люди, которые позволяют говорить о себе в третьем лице. Будто своего голоса нет.
— Ты это, Матвей, не обижайся, но дай на тебя нормально взглянуть, без артефакта. А то как-то стремно. Мы перед тобой нараспашку, а ты гасишься.
Я подумал немного, но в итоге все же кивнул. В отводе глаз от меня теперь не было большого смысла, ведь я без пяти минут воеводов человек. Ну, или княжий, не знаю, как правильно. Да и пятый рубец не за горами. А бес сказал, что артефакт действует как раз до уровня ведуна. Затем станет бесполезен. Может, вэтте его потом продать?
В общем, я снял кулон с закрытым глазом. И мои собеседники переполошились. Моровой удивленно посмотрел на Печатника, а Саня опять хлопнул себя могучей рукой по не менее могучей ноге.
— Четвертый рубец. Ты же хист недавно принял. И когда успел?
— Да было время. Не дома же сидеть.
— А чего делал-то?
— Мужики, без обид, но вы ратники воеводы, а я нет. И про свой хист говорить не хочу.
— В своем, типа, праве, — услышал я знакомую присказку. Интересно то, что сказал это Моровой.
— Согласен, — решительно произнес Саня. — Не хочешь, не говори.
Наш разговор прервал скрипучий звук петель. Хоть бы смазали, что ли, а то непорядок. Инга медленно вышла, притворив дверь за собой. Ей бы с таким лицом — в покер играть. Вот вообще не разберешь, что у Травницы на уме. Блин, начал как рубежники ее называть.
Инга глубоко вздохнула и посмотрела на меня, не обращая внимания на Печатника и Морового. Я без всяких слов поднялся на ноги, как ученик, всю ночь готовившийся к открытому уроку. Рубежница поправила мою футболку на плечах и улыбнулась.
— Ничего не бойся, говори прямо. И портсигар свой давай. Не дело бесу такие разговоры слушать.
Как не дрожал артефакт в возмущении, я передал его Инге.
— Да, юлить не вздумай, — подсказал Саня. — Илия этого не любит. К тому же, обозлен он после Вранового.
Инга удивленно посмотрела на Печатника. Видимо, не ожидала, что рубежник будет мне подсказывать. Да, Травница, вот такой у тебя замиренник. Без мыла вылезет и новых друзей заведет. Ну ладно, не прям друзей. Знакомых.
— Все нормально будет, — улыбнулся я. — Не съест же меня воевода.
Я открыл дверь и собрался войти. Но меня остановила с последним напутствием Инга.
— Матвей, и самое главное, пожалуйста, не шути.
Я вошел внутрь, затворив за собой дверь. А когда обернулся, то душа ушла в пятки. И стало понятно — последние слова Инги явно лишние. Вот именно шутить мне теперь хотелось меньше всего.
  
Глава 3
 
Я видел кощея только раз в жизни. Да и то, предыдущий прошел мимо, даже не пытаясь как-то воздействовать на меня. Но и тогда я более чем впечатлился. Это было похоже на встречу с груженым тяжеловозом на двухполоске, когда и ты, и он летите на бешеной скорости. Тебя, конечно, не снесет, если держишься за руль двумя руками. Но качнет так, что сердце внутри забьется чаще.
Нынешний кощей и не пытался скрыть свою мощь. Мне даже казалось, что он напротив — выставил хист вроде щита. И на воеводу теперь нельзя было смотреть, кроме как зажмурившись. Примерно как на солнце. Только под последним воспринимался не теплый кругляш в небе, а сжигающая все на своем пути звезда. И я сделал первое, что пришло в голову.
— Представая гостем сего дома, я, Зорин Матвей, приветствую тебя благородный брат. Я пришел сюда с чистым помыслами и не тая зла. И обещаю не злоумышлять зла против хозяев сего дома, их детей, домочадцев, существ и скота.
Мне показалось, что воевода поморщился при словам «благородный брат». Нет, по поводу благородства к нему вопросов не было. Только какой я ему брат? Ивашка без году неделя в рубежниках. Однако все же ответил.
— Представая хозяином сего дома, я, Илия Шеремет, сын Никиты Шеремета, приветствую благородного брата. Если ты пришел сюда с чистыми помыслами и не тая зла, то не потерпишь вреда для себя, не будешь уязвлен в промысле и знаниях.
 
И сразу солнце словно выключили. Осталась только громадная сила, заключенная внутри кощея на троне. А учитывая внушительную оболочку, промысла в нем хранилось немало. Хоть в пятилитровку разливай и на маркетплейсе продавай.
Шеремет был огромным. Может даже больше Сани. Только последний оказался раскачанным амбалом, а Илия предстал просто здоровенным от природы дядькой. Я встречал таких. В школе со мной учился Ваня Федорычев, который на спор гнул монеты и гвозди «двусотки». И это в восьмом классе. Причем, с виду обычный пацан, но сила в руках заключена немереная.
Воевода же вышел еще и габаритами. Трудно было оценить, насколько Илия высок, когда он сидел. Но мне подумалось, что он что-то около двух метров. Здоровенный, словно космодесантник Императора человечества — плечи, руки, ноги.
Лицо немолодое, но и стариком его назвать язык не поворачивался. Я ожидал увидеть какого-то русского богатыря, застрявшего в середине второго тысячелетия. А передо мной предстал гладковыбритый мужчина с прямыми светлыми волосами. По длине — чуть больше, чем позволялось носить пацанам в моем районе.
Облачен воевода был в свободную рубаху, с рукавами, закрывающими запястья. Не посконно-русская, а с модным стоячим воротником. Правда, рубаха сидела как-то странно. Будто под ней находился броник. Шеремет шевельнулся и я понял — кольчуга. Ничего себе. Это же он не меня боится?
На ногах штаны тоже свободного покроя, впрочем, сидевшие идеально. А нетерпеливо притопывал Шеремет высокими кожаными сапогами. Ни говоря ни слова.
Я тоже не торопился начать разговор. Во-первых, не знал что именно нужно говорить. А попасть впросак не хотелось. Костян вон один раз ляпнул лишнего, теперь с Ольгой мучается.
Во-вторых, где-то читал, что старшие всегда говорят первыми, а юнцы должны ждать, когда им разрешат сказать слово. Конечно, пережиток прошлого, но так и половина рубежников в этом прошлом серьезно застряла. Поэтому надо следовать правилам. Мне с этим дяденькой надо если не подружиться, то хотя бы не поссориться.
В-третьих, я почувствовал, что это вроде игры в гляделки. Кто первый отвернется, в нашем случае — заговорит, тот и проиграл.
Потому я пока начал разглядывать зал приемов воеводы. Судя по всему, был он каким-то секретным. Я мог поклясться, что сюда нас раньше не водили. Стены из крупного камня, без добавления красного кирпича, как наверху. По бокам от воеводы рыцарские доспехи. Только довольно огромные, метра три в высоту. И над каждым висит старая, будто бы покрытая пылью печать. Внутренний голос подсказал, что лучше мне на эти печати даже не смотреть.
Сам воевода сидел на огромном массивном стуле со спинкой. Не трон, конечно, но что-то вроде того. За его плечами на стене висело гигантское полотно алого цвета с золоченым замком о трех башнях. Герб, что ли? Может быть.
Еще, благодаря крохотным оконцам и круглой люстре со свечами, я смог разглядеть маленькую дверь возле полотна. Видимо, черный ход.
— Почему сразу не пришел? Как только узнал, что рубежником стал и какие у нас правила? — наконец произнес воевода.
— Так на баннерах в городе не написано, что если мир переворачивается с ног на голову, то надо первым делом присягать князю. А далее адрес и телефон, где это можно сделать.
Блин, Инга же говорила, что надо быть смиренным и послушным. А я опять в бутылку лезу. Поэтому продолжил спокойно.
— Не успел понять, что к чему, как меня сразу рубежник один убить попытался. Вот я и затаился до поры, до времени.
— За что же он тебя убить хотел? — сурово спросил воевода.
Вообще, создавалось ощущение, что он все делал сурово: ел, говорил, спал с женщиной. А она ему, поди, отвечала еще в процессе: «Илия Никитич, вы на меня гневаетесь или задумались о делах воеводских?». Не мужик — кремень. Такие обычно от сердечного приступа в полтинник умирают. Этому повезло, хист сберег.