Запретный рай

Отстранившись от Эмили, Атеа рассмеялся:
— Ты наступила на мою тень!
— Это плохая примета?
— Нет, просто тень вождя неприкосновенна.
— Почему?
— В тени живет душа.
Эмили удивилась.
— Вот как?
— Да. Тень может скользить по воде, пробегать по ответной стене. Она обладает особым могуществом. Тому, кто осквернил тень вождя, грозит смерть.
— Я согласна умереть, чтобы навсегда остаться рядом с тобой, — серьезно произнесла Эмили.
— Для того чтобы быть рядом со мной, тебе нужно жить. Я люблю тебя, и я никому тебя не отдам.
Она опустила ресницы. Порой любовь это не только счастье, но и тревога, страх, приставленный к горлу меч.
— Иногда мне кажется, что я никогда не стану своей среди людей твоего племени.
— Ты моя, Эмалаи, и этого достаточно.
Потом он ушел, и Эмили знала, что он вернется нескоро. Как бы сильно она не тревожилась, ей было сложно представить, что в цветущей долине могут раздаться выстрелы. Похоже, так казалось не только ей, ибо среди туземцев не замечалось не то что паники, а даже малейших признаков страха. Женщины занимались привычной работой, ни на секунду не умолкая, но они обсуждали не пришествие французов, а повседневные дела. Мужчины стояли в карауле, готовили оружие, осматривали укрепления или, собравшись группами, беседовали, и, кажется, тоже на мирные темы.
«Они живут без книг, без часов, без компаса, — думала Эмили, — они не знают многого, что знаем мы, но они владеют тем, что нам не дано: искусством быть счастливыми каждый миг и никогда не бояться будущего».
— Я хочу говорить с вождем! — крикнул Морис Тайль, приблизившись к холму, на котором стояла крепость.
Прошло немного времени, и на террасе появился Атеа в головном уборе арики и с жезлом в руках. Оружия при нем не было.
— Я тебя слушаю. Зачем ты сюда пришел?
— Я явился с посланием губернатора Брюа, — ответил капитан, помахав бумагой. — Если ты подпишешь соглашение, тебя и твоих людей оставят в покое. Губернатор решит, что будет на Хива-Оа: морской порт, сторожевой пост или что-то еще. Здесь разместится гарнизон.
— Я не могу позволить белым хозяйничать на моем острове. Я не намерен пускать их в свои владения.
— Мы уже пришли.
— Я заставлю вас уйти.
— Хива-Оа — одно из французских поселений в Океании.
— Это мой остров.
— Упрямый дикарь! — пробормотал помощник Тайля.
— Стреляй! — негромко произнес Морис, обращаясь к стоявшему рядом солдату.
Раздался выстрел, но Атеа успел скрыться. Рене, стоявший в тени деревьев, вздрогнул. В глазах Моаны появился лихорадочный блеск.
— Он потомственный властитель своих земель, он сроду никому не подчинялся, — негромко произнес Рене.
— Других ломали без труда, — небрежно заметил очутившийся рядом солдат.
— Этот устроен иначе.
— Вот дьявол! — воскликнул помощник Тайля. — Похоже, он и впрямь неуязвим.
Сию же минуту туземцы принялись поливать пришельцев каменным дождем из своих пращей. Французы не имели возможности выпрямиться, чтобы ответить ружейными выстрелами. Некоторые из них получили серьезные ранения.
Морис выругался, а после истерически расхохотался. Все было впустую. Островитяне не собирались тратить драгоценные боеприпасы. Они вполне могли обойтись камнями. Надо полагать, провизии и воды в крепости было вдоволь. Французы не имели ни малейшей возможности взять ее ни осадой, ни штурмом.
Тайль знал, что на пути завоеваний нельзя останавливаться, нельзя медлить, ожидая приказа из-за многих миль.
— Что ж, — решил он, — пусть сидят на холме, сколько влезет. Мы вернемся на берег. Спалим деревню, а на ее месте начнем строить базу. Надеюсь, вскоре нервы этого гордеца не выдержат, и он явится в гости.
Десант вернулся на берег к ночи и сразу взялся за дело. Бамбуковые хижины сгорали быстро и жарко. Языки пламени рвались в небо, казалось, пытаясь достать черный купол. Несколько построек капитан приказал оставить — чтобы в них могли поселиться солдаты. Он бы мог сохранить их все, но не стал: иногда что-то нужно делать просто в назидание и для устрашения.
  
«Дворец» Атеа был сметен с лица земли — от него остался лишь пепел. Рене считал, что таким образом Морис признаёт свое бессилие, но вслух ничего не сказал. В конце концов непокорный вождь отнял у него самое дорогое: его единственную дочь.
Ночь прошла спокойно. Пахло морской солью, мокрым песком, гарью и диковинными растениями. Тихо шелестели кроны деревьев, каждый лист которых был величиной с мужскую ладонь. Звезды над головой мерцали, будто гаснущие свечи.
Моана ночевала в хижине Мориса. Капитан больше не пытался овладеть ею насильно. Слепое желание сменило некое печальное понимание происходящего. Тайль начинал постигать, что ему нужно не просто ее тело, не только внешняя красота этой девушки.
— Тебе не жаль этих хижин? — неожиданно для себя спросил он.
— Нет, — коротко ответила Моана и, подумав, добавила: — Хижины не люди, их можно выстроить заново.
— Я не уверен в том, что мне удастся поймать Атеа, — признался Морис, и Моана уверенно произнесла:
— Он придет сюда, обязательно придет.
Сейчас, слушая ее спокойное дыхание, он думал о том, что ему никогда не понять этого сплава жажды мести, угрызений совести и еще каких-то затаенных стремлений, о которых он не имел ни малейшего представления. И ему было горько от того, что среди этих желаний, по-видимому, не было места любви.
Утром Морис завтракал вместе с капитаном корабля. Тайль был командиром десанта, а хозяином фрегата считался Жан Пирет.
Вяленое мясо и сухари внесли некоторое разнообразие во фруктовое меню, а крепкий кофе с сахаром вызвал в душе и теле Тайля ощущение райского блаженства.
Они сидели на палубе за бамбуковым столиком и смотрели туда, где волны разбивались о риф с монотонным грохотом, где за причудливо изогнутыми манграми росли хлебные деревья и таро и волновались пальмовые рощи. Суетившиеся на берегу люди казались маленькими, как муравьи.
— Полагаю, при таком положении дел нет смысла оставаться на рейде, — сказал капитан фрегата. — Разделите отряд пополам; пока одни сооружают базу, другие отправятся с нами на Тахуата. Тот остров значительно меньше, у местных дикарей нет ни крепости, ни огнестрельного оружия. Единственное, что меня останавливает, так это рифы. Никто из нас толком не знает тамошний фарватер. Ваша туземная принцесса не может нам помочь?
Морис помотал головой. Он знал, что Моана скорее умрет, чем покажет дорогу к родному острову.
— По-моему, полинезийских женщин не учат таким вещам, — произнес он и добавил: — Зато она уверяет, что Атеа непременно пожалует в лагерь.
— Ладно, — промолвил Пирет, поднося чашку ко рту, — мы что-нибудь придумаем.
В этот же час Атеа и Эмили стояли, взявшись на руки, на высокой террасе и встречали утро. Французы ушли, но вечером островитяне наблюдали за пожаром на берегу, понимая, что это горят их дома. Никто из них не сказал ни слова и не заплакал, но на душе было тяжело. Тогда же Атеа собрал поздний совет, а вернувшись с него, выглядел сосредоточенным и суровым.
— Скоро начнется буря, — вполголоса промолвил он, обращаясь то ли к Эмили, то ли к самому себе.
Она подумала, что он имеет в виду грядущие сражения, но Атеа заметил:
— Это к лучшему. Нам будет проще потопить большой корабль.
Буря? Эмили пожала плечами. И океан, и небо казались безмятежными.
— Откуда ты знаешь?
— Чую по ветру За горизонтом что-то есть, что-то, чего пока еще не видно. Буря рождается в океане, а ветер приносит ее к нам. Такое возможно в любое время года. Мы способны угадать это заранее, а белые — никогда.
— Что ты задумал? — спросила Эмили.
Он ответил уклончиво:
— Я отобрал с десяток самых храбрых и умных юношей. К сожалению, им придется умереть.
— От бури?
— Нет. Не думаю, что белые сохранят им жизнь после того, что они сделают.