Легенда о Горном Льве (СИ)
— Клянусь, что сделаю всё, что в моих силах, — оскалился Йорген.
Утро перед поединком было пасмурным. Ночью прошла гроза, словно боги гневались. Дороги раскисли от ливня, кони тяжёло шли. Бой между империями проходил на ничейной земле, на пустыре за городом. Я пришла с мужем и Беатрис, которая была совсем белая от волнения, и увидела императора. С ним прибыли императрица Мария и обе дочери, закутанные в белые пологи, да так, что лиц не видать. Им поставили троны на пригорке, словно они пришли на ярмарочное представление, а не на смертный бой между двумя империями.
От императора вышел приземистый воин, молодой и светловолосый. Доспех его сиял золотыми вставками, на груди красовался знак императора — золотой лев, оскаливший клыки. Воин ступил в огорожённый камнями круг первым и стал разминаться. Зиг давал последние наставления Йоргену.
— Удачи, дружище, пусть боги будут на твоей стороне, — сказал князь, обнял друга и поцеловал в голову.
Йорген кивнул. Он не походил на человека, знающего, что сегодняшнее утром может стать для него последним. Худое небритое лицо воеводы хранило холодное выражение. Он подошёл к Беатрис. Она плакала, и сердце рвалось от горя за неё, но я ничего уже не могла сделать.
— Я посвящу эту победу тебе, маленькая, — усмехнулся Йорген. На нём был доспех с железными пластинками, на ремне висели меч и секира. В руке Йорген держал круглый щит. Никакого золота, роскоши и блеска, лишь мёртвый холод стали и бурая варёная кожа. Йорген погладил Беатрис по лицу, перестав скалиться. Он тихо спросил: — Как ты назовешь нашего ребёнка?
Прощается, поняла я, и закрыла рот руками, чтобы не разрыдаться.
— Амалия, — произнесла Беатрис, глядя потерянными, голубыми глазами на Йоргена. Тот кивнул, довольно улыбнувшись.
— Амалия, — повторил этот бездушный монстр, которого я ненавидела и любила. — Поцелуй её за меня, если не вернусь.
Йорген взял Беатрис за рыжий затылок и прижал к себе. Поцеловал в лоб, потом выпустил и направился навстречу противнику уверенной походкой. У круга стояли наши воины с щитами, на случай если кто-то из поединщиков решит бежать. Йоргена поддержали наши звериным воем и стуком топоров по умбонам круглых щитов. Засвистели. Закричали его имя. Я обняла Беатрис, прижимая её к груди. Шепнула ей в ухо:
— Он победит. Он лучший, милая. Верь в него, вера — наша единственная надежда.
Беатрис закивала и вдруг застонала. Я испугалась за неё.
— Что такое⁈
— Кажется, ребёнок… уведи меня, — попросила подруга, вмиг растеряв тоскливое выражение лица. Она стала серьёзной.
— Куда вы собрались? — окликнул нас Зиг.
— Беатрис рожает!
— Проклятье! Гуди! Чтоб глаз с них не спускал! — приказал князь и снова выругался. Он не мог уйти с нами. Остался стоять в окружении своих людей. Гуди шёл впереди, прорезая толпу, чтобы мы могли пройти. Я вела Беатрис в повозку, в которой мы прибыли на пустырь для поединка.
Подруга часто и глубоко дышала, срываясь на болезненные стоны. Она держалась за живот. Я начала волноваться, что не справлюсь. Гуди тоже волновался и бегал глазами по нашим лицам. О, да, незавидная участь ему выпала — видеть, как рожает девушка. Причём даже не его.
— Что мне делать, госпожа? — спросил воин, проявив удивительное спокойствие. Правда, его голос дал петуха. У Беатрис начались схватки.
— Попроси кого-нибудь принести воды и дай нож. Ты мне поможешь. И прошу, будь сильным. Я всё сделаю сама, но одной мне не справиться. Ты мне нужен, Гуди!
Гуди только кивнул, и я видела, что у него дрожат руки.
Это было тяжёло. Беатрис кричала, покрывшись красными пятнами. Я развязала её платье на груди, чтобы ей лучше дышалось. Всё было не так, как она хотела. Йорген сражается, пока самая главная её битва происходит здесь. Рядом я, совсем бестолковая, и Гуди, чужой мужчина. Представляю, как грустно было моей подруге.
На удивление, Беатрис помогала нам, рассказывая, что делать, между схватками. Если бы не она, мы совсем с ума сошли от страха. Беатрис вытолкнула ребёнка скорее, чем Маиса.
— Молодец, милая! Ты справилась! — похвалила я, обрезая пуповину. — Это девочка!
— Боги, неужели… — Беатрис выдохнула. Рыжие волосы её были совсем мокрые от пота и прилипли к лицу. Она выдавила слабую улыбку. Я дала ей дочь и постаралась облегчить её страдания. Гуди сидел сбоку, совсем бледный и даже какой-то синий. Он не видел, что я там делала, но подавал мне нож и нити, держал Беатрис за руки.
— Ты тоже молодец, Гуди. Повезёт же твой жене! — улыбнулась я. — Ты уже всё умеешь!
— Что-то мне уже не хочется всё уметь, госпожа… — проворчал он беззлобно и вытер пот со лба. Я пожала его плечо.
— Иди прогуляйся.
Гуди не стал спорить. Кивнул и вышел, в повозке сразу стало свободнее. Пахло кровью. Я взглянула на замученную Беатрис, лежащую с ребёнком на груди.
— Со мной столько хлопот, — сорванным голосом просипела подруга.
— Брось. Настало моё время заботиться о тебе. Я люблю тебя и готова хоть сто раз помогать! Надеюсь, Йорген справится и увидит, какая у него красавица-дочь Амалия! Уверена, она будет прекрасной, как мать!
Беатрис улыбнулась и смахнула слёзы. У её дочери были тёмные, густые волосы, как у Йоргена. Ох, боги, лишь бы нравом была в мать!.. Беатрис ничего не стала говорить о поединке. Она кивнула на дверь повозки.
— Он любит тебя.
— Я знаю, — вздохнула я, поняв, что она про Гуди. — И мне больно. Зиг знает, что у нас всё сложно, но притащил его ко мне. Я ужасно обижена на него. Разве можно так мучить людей?
— Это для твоей безопасности, госпожа. Но так жалко, ты права… он так смотрит на тебя, столько нежности. Никогда не видела, чтобы мужчины так глядели.
Я отвернулась от подруги. Не хотела говорить о больном.
— Пойду гляну, как он.
— Хорошо, иди. Мне уже лучше. Страшное позади.
О, нет, Беатрис, страшное ещё впереди. Я не прощу себе, если Йорген погибнет из-за меня. Я ведь придумала эту затею с поединком, глупая. Теперь увидела их дочь, и сердце болело, словно в него вонзили огромный гвоздь. Йорген может никогда не увидеть Амалию по моей вине.
Гуди у повозки не оказалось. Может, пошёл в лес? Я огляделась, но звать или искать его не решилась. Вдруг отошёл по нужде? Хватит с нас неловких мгновений.
— Госпожа, — окликнули меня.
Я обернулась и увидела Лейлу. Она не ехала с нами в повозке, потому я удивилась, увидев её так далеко от лагеря. Наверное, она приехала с Роалдом. Я знала, что они довольно… близки. Вокруг был лес, шумели листвой деревья. Все ушли смотреть поединок. Издали доносился гул голосов. Подруга подошла ко мне. Она была в штанах и платье с вырезами до бёдер, как носят кочевницы. Я увидела ожерелья на её шее.
— Беатрис родила дочь, Амалию, — улыбнулась я, решив, что подруга захочет порадоваться счастью нашей общей подруги. Но Лейла оставалась какой-то потерянной. — Что-то случилось?
— Прости, Кати, — пробормотала Лейла и вдруг вонзила нож мне в грудь.
Я не сразу ощутила боль. Больше опешила. Потрясённо распахнула глаза, глядя в смуглое лицо подруги. Нет, она не могла, не могла… я не верю, что это именно Лейла. Потом пришла такая боль, что сознание стало туманиться, и я рухнула на траву. Удар о землю не отдался никакими ощущениями. Вся боль скопилась в груди, горячая кровь смочила платье и щекотала кожу. Я стала задыхаться. Кровь всё текла и текла, заливая моё тело и траву вокруг. Плечо резало невыносимой болью, словно руках сейчас отпадёт.
— Нет! Нет, прости, госпожа! — заплакала Лейла, рухнув около меня на колени. Её лицо плыло от слёз в глазах. Я не заметила изменений, когда она вытащила нож из меня. Боль стала ещё острее. Я завыла чужим, диким голосом. Потом подруга перестала плакать. Лицо её стало словно каменным. Она снова замахнулась: — Прости.
Что происходит? Я умираю? Боги, почему? Я же только начала жить, начала жить жизнь внутри меня!.. Больше всего я жалела о ребёнке, что не успел родиться. Жалела о Зиге, который останется один и навсегда закроется от мира. Навсегда потеряет веру в светлое и станет монстром ещё худшим, чем был.