Легенда о Горном Льве (СИ)
— Ты поработала на славу и сделала, что могла, Вал, — сдвинул брови Скёль. — Не гноби себя и отдохни. Тебе нужно набраться сил для обратной дороги.
— Говорят, в горах сошли лавины. Надеюсь, наше логово не завалило, — подал голос Хати.
— Вот тебе и с праздником Поворота. Дерьмо, — буркнул Скёль и выпил.
Я сидела, завороженная словами госпожи ведьмы. Она правда была сильной. Любовь двух воинов делала её такой? По себе знаю, что от осознания, что тебя любят, готова горы свернуть. Если дело в этом, то ведь и правда, что тут такого? Любит двух мужчин и любит. Мне-то что? Они о ней заботятся, помогают и… очень помогают! Если они любят друг друга взаимно и по согласию, то это же прекрасно.
Мне бы с одним разобраться.
— Научи меня быть сильной, как ты, — попросила я, воодушевившись.
Вот, чего я хотела по-настоящему. Стать сильной, чтобы смочь спасти людей, остановить Зига от кровопролития. Чтобы меня слушались в усадьбе даже самые злобные воины.
Я хотела стать Атоссой.
Воины ведьмы изумлённо взглянули на меня. Я увидела одобрение в их глазах. Потом они перевели взгляд на свою госпожу, ожидая, что она скажет. Она склонилась ко мне через стол. Тяжёлая грудь качнулась в вороте простого синего платья. Серебряный женский оберег в виде полумесяца, повёрнутого остриями книзу, звякнул о столешницу. Я встретилась с чёрными, нездешними глазами.
— А кто сказал тебе, что ты слабая, м?
Нутро задрожало от звучания её голоса. Вопрос вышиб воздух из груди. Я смутилась. А ведь правда, кто?
— Я всегда так думала… — пролепетала я. Жила с этой мыслью восемнадцать лет, будто родилась с нею.
— Ты сама это сказала? — изящно повела почернённой бровью Валборг.
— Нет-нет, — потрясла косами я, — так всегда говорил мой отец!
Ведьма закатила глаза и фыркнула. Она откинулась на плечо Скёля.
— Мой отец тоже говорил, что я слабая, ни на что негодная девчонка, — заявила она.
Чёрные глазищи полыхнули огнём ненависти. Ухмылка растянула узкие губы. Я вскинула брови. Ни в жизнь не поверю! Ведьма кивнула.
— Когда мне было четырнадцать, он привёл меня нашему соседу и продал за мешок зерна. Я убила этого толстого борова, потому что устала давать ему своё тело, и ушла странствовать. Во мне уже была сила, просто я запрещала ей показаться. Пока ходила по земле, я научилась слышать голоса богов и, самое главное, слышать себя. Своё сердце. И теперь я живу, как мне угодно. Я госпожа своей жизни. Я достаточно сильная, чтобы позаботиться о себе и своих близких, и достаточно сильная, чтобы помогать другим. Сила во благо, разумеешь?
Ведьма перегнулась через стол и потрогала мою грудь слева, где было сердце.
— В тебе много света, моя девочка. Это большая сила. Просто пробуди её, позволь себе быть сильной. Не слушай того, кто говорит, что ты слабая. Он дурак. Людям зачастую невыгодно, когда женщина показывает зубы, особенно мужчинам. А ты покажи и увидишь, как переменится мир.
Глава 26
Разговор с рабом
Зигрид
— Император носит пурпурные одежды и бреет бороду. Его голову украшает венец с сотней камений. В ушах он носит серьги. Волосы его по плечи, сверкают золотом, а на пальцах перстни с печатками. Его жена, императрица, выходит к людям лишь на большие празднества, а большую часть дня проводит в покоях со своими служанками. Дочери императора, их зовут принцессами, и вовсе никому не показываются. Но говорят, они дивной красоты и тоже одеты в пурпур и золото, — сказал этот раб, Исак, с сверкающими глазами. Он улыбался, должно быть, воспоминания были сладки для него. Меня не сильно интересовал быт императора. Гораздо важнее было другое.
— А что его люди? С кем он воюет? — спросил я. Насколько силён мой враг?
— Воюет он со всеми, потому что страна слишком большая и непокорная, — сдвинул тёмные брови раб. Его лицо было мягким, как у мальчишки, совсем без шрамов и почти без морщин. — Империя соткана из кучи княжеств, их называют «провинции». У императора есть военачальники, вожди, по-вашему. Они-то и сражаются за него в разных краях империи, пока он сидит в столице.
— Что это за князь, который не сражается? — фыркнул я. — Будь я в империи этого императора, ни за что не стал бы уважать его.
— Сам посуди, господин, на что ему сражаться? У императора сотни, тысячи подданных, которые готовы выполнять любую его прихоть! За службу они получат землю, золото и рабов.
— Хоть что-то как у нас.
— Да. Но и они получают могущество, власть. Могут приблизиться к императору и, как знать, сами станут править. Прости, князь, но у тебя власть иная, — заметил Исак. Я только отмахнулся.
— Дальше говори, — приказал я, крепко задумавшись.
Исак говорил и говорил. Эль развязал ему язык. Наверное, он давно уже не пил ничего, кроме воды. Меня перестал беспокоить мерзкий запах свиней, исходящий от него. Мы ели из одной чаши, словно старые друзья, что неожиданно встретились на постоялом дворе после долгих странствий порознь. Ум и знания Исака поразили меня. Я даже завидовал ему. У меня была власть, земля, богатство. Но я был будто скован всем этим, словно цепями. Чувствовал себя рабом своих сокровищ. Исак же не имел ничего, кроме жалкой, изорванной тряпки, что прикрывала его тело. Но он видел мир. Был свободен и мог утолить жажду. Ту жажду, что не запить элем и не закусить блюдом.
Это была жажда знать. Я испытывал её постоянно, с детства. И чем сильнее старался утолить, тем сильнее она становилась. Порочный круг. Но я не хотел, чтобы жажда исчезла. Тогда я вообще не знаю, зачем следует жить. Не ради же пустых убийств?
Мы говорили до поздней ночи. Оба были уже хмельные и элем, и разговорами. Язык Исака стал заплетаться, но он не хотел идти на рабскую половину. Я тоже не хотел заканчивать этот вечер.
— Я вызову тебя завтра, — распорядился я. Мы поднялись, я проводил раба до самых дверей. Забыл от хмеля, что он раб и должен лизать мне сапоги, вымаливая ломоть хлеба.
— Как прикажешь, господин, — кивнул тот.
Мы пожали руки как равные. Потом раб вышел в темноту ночи. Ведьмы с её слугами уже не было. Катерина тоже ушла, должно быть, спит уже. Шторм дремал у трона. На столе осталась посуда и рыбные кости. Я, задумчивый, направился в покои.
Мой враг был силён. Много сильнее меня. Хватит ли моих сил, чтобы сражаться с его войсками? Если они разбросаны по стране, то даже если мне и удастся взять стольный град и убить императора, вскоре подтянутся его «военачальники» и изгонят меня. Может, и вовсе оставят без башки или повесят на крест. Исак сказал, у них принято так казнить преступников. Предстояло немного поменять планы.
Я поднялся в покои и услышал женские голоса. В покоях было душно от пара, Катерина купалась в бадье, а две служанки суетились вокруг. На постели лежала белая рубашка, в которой спала моя жена. Рядом покоился гребень.
— Господин, — меня заметили. Служанки остановились и склонили головы. Я не хотел никого видеть.
— Убирайтесь, — коротко бросил я.
Девушки шмыгнули мимо меня, как мыши. Катерина настороженно застыла в бадье, обнимая колени. Её щёки были румяными от горячей воды. Длинные белокурые волосы вились от влаги и пара. В другой день она бы очень возбудила меня своим видом, но не сейчас. Голову занимал император востока, будь он неладен.
— Что ты делаешь, Зиг⁈ — пискнула Катерина, когда я разделся и забрался в бадью. Жена стала совсем красной и прикрыла грудь. Будто я её не видел. Жар воды окутал уставшее тело.
— Хочу поговорить с тобой, — признался я. По-хорошему войны надо обсуждать с более сведущими людьми, Йоргеном либо воеводой Стейном. Хотя бы с Оддмандом, который воевал больше двух десятков лет. Но почему-то я хотел говорить с моей невинной Китти.
— А почему здесь? Так, всё, я вылазию, — буркнула она и стала подниматься.
Я схватил её за руки и усадил обратно. Вода плеснулась через край. Катерина замерла, хлопая ресницами.