Генерал-адъютант его величества (СИ)

В вестибюле к нему подошла жена, вся такая блистательная и роскошная, усыпанная бриллиантами и золотой, то есть одета, как дама высшего света. А как вы хотите, ведь она жена святого и имперского министра! Поцеловал ее благоговейно, но по-хозяйски. Или он не муж ей?
Муж, — взглядом показала она ему, — и потому вечером будешь выполнять супружеский долг. Смотри, я буду безжалостна, как баскак при сборе дани.
Андрей Георгиевич играя, вздохнул. Мол, я буду весь в твоих руках, матушка, пожалейменя, сиротинушку!
Что-тобыло немного непонятно в его ауре и он присмотрелся повнимательнее. Опа, где были его глаза. На фоне ауры взрослой женщины четко была видна аура их ребенка. Присмотрелся к нему, успокоился. Ребенок рос нормально, здоровье ему ничего не мешало. Здоровенький… мальчик? Да, точно, мальчик. Сейчас он радуется жизни, ведь мать его весела, сыта и всем довольна. Не стал пока ничего говорить, вечером обрадую, за одно найду обязательную причину отказать ей в поездке с ним. Действительно, какая тяжелая поездка, по сути, по бездорожью и без обязательного трехразового питания, если тебе скоро рожать? Точнее, не скоро, больше полугода еще, но ведь все равно рожать?
— Поедем! — он сам открыл перед женой дверь кареты, аккуратно подвинув придворного кучера. Тут же вложил в руку гривенник, чтобы не обижался. То дело семейное, дворянское, тебе мужик, его не понять!
Все это он, конечно, не сказал, но несколько пренебрежительно улыбнулся. Кучер, вроде его звали Акимом, кстати, совсем не обиделся. Не ударил и ладно. Хотя бы и ударил. Святой ведь! Мягко закрыл за ним дверь, сел на облучок, почмокал на лошадей. Плавно поехали.
На этом отрезке поездки их пути временно расходились. Так они решили еще в Зимнем дворце. Синод, может быть, и душеспасительное учреждение, но уж очень скучное и пыльное. Особенно при ревизии большого списка больших отчетов. Они толи лежали на пыльных шкафах, толи для них использовали такую дурную бумагу, но Андрей Георгиевич уже однажды находившись там, измазался и расчихался до безобразия. Его даму туда не стоило пускать ни в коем разе. Настя, в общем-то, с этим была согласна. Договорились, что она зайдет в большой магазин, который фактически был торговым центром. он объединял в одно целое продуктовую и промтоварную лавки, несколько кафе и, какая новость (!) женскую парикмахерскую. Принадлежала она совершенно случайно, Макурину и тот был совершенно спокоен. Пусть попьет кофе с пирожным, поболтает с дамами (а там ведь точно будут дамы) и выберет себе какую-нибудь супер-пупер модную прическу. А там и он подойдет из Синода.
В Священном Синоде Макурин не ожидал какой-то оппозиции. Это ведь были даже не священники, а чиновники с семинарским образованием. Им обещали должности в новом министерстве, а при хорошей работе и достойной характеристики — с повышением. Этого было для подавляющего количества достаточно. Вопрос же о господствующем положении православия был для них совершенно второстепенен. Тем же немногим, для которых был важен, прежде всего, идеологический вопрос, Макурин показывал не министерский вицмундир, а ангельские перышки святого, точнее освященный круг в близи головы. Ему было один раз посидеть около древних православных артефактов с ярким нимбом, чтобы эта категория навсегда замолкла. Настоящий святой разговаривал с ним и влиял на них, отчего них поднималось настроение и укреплялось здоровье. А что он там говорит, так это не их, сермяжных, дело!
 Глава 3 
Собственно отчеты он прочитал быстро. Хотя местные писари были еще те мастера письменного ремесла, но ошибок делали мало, помарок почти не сооружали. Прочитал в миг, только зубы хрустели!
Содержательная же сторона трогала его рано. Кто будет сопротивляться его высокопревосходительству министру, действительному тайному советнику Макурину?
Мало? СВЯТОМУ! Больше сопротивляться никто не сможет, никак не меньше представителям темных сил, чему попаданец не верил по умолчанию.
Прочитал текст, уяснил техническую сторону процесса. По-видимому, перевод Синода в обычное министерство со своим штатом, зданиями и юридической базой займет не менее трех месяцев. Надежности ради, учитывая, что и новое министерство будет организовываться не один день, окончательно оно станет рабочим примерно к ближайшему рождеству.
 
Как раз в это время министру и можно попутешествовать по России матушке великой, просмотреть на имеющиеся конфессии, заодно увидеть уровень экономики и культуры. Трудно будет, но занятно.
Андрей Георгиевич отложил бумаги, мечтательно прищурился, представляя, как он поедет. Просторная, почти неосвоенная Сибирь, малолюдная даже в XXI веке, кровожадный Кавказ, плодородная Украина и т. д. и т. п. Хорошо, но плохо только, что он будет далеко от своей любимой жены.
Нет, он ее не ревновал. Пусть молодая, красивая, но никаких причин до сих пор не давала, хотя возможностей наставить рогов было много. Оно ведь как? Главное, если женщина простит… низкой социальной ответственности, она мужика всегда найдет. А Настенька у него совсем не такая. Да и якорь у ней будет хороший — будущий сын! Пока выносит, пока родит и выкормит, он как раз и вернется. Милая моя прелестница! Как я тебя люблю!
Из привлекательной задумчивости его грубо вывел в настоящую реальность громкий шум у парадного входа.
— Кому там неймется попасть в присутственное место насильственно? Полицию не бояться, так Бога бы устрашились бы, как никак святое в какой-то мере место! — строго спросил он прислуживающего ему служащего невысокого чина, даже не классного. Одно слово — служка, как раз по учреждению. Впрочем, он был уже старенький, седой, как раз помогать министру.
Служащий поклонился ему — как святому и как высокопоставленному сановнику — иизвиняюще сказал:
Бабы пришли с детьми, вас хотят видеть, ваше… э-э-э, — он замялся, не зная, как сказать святому в высоком классе — ваше преосвященство? Ваше высокопревосходительство? Просто святой человек?
Андрей Георгиевич ему помог, кивнув. Простой, в общем-то человек, пусть не мается всякой всячиной.
— Я полицию уже позвал, — обрадованно произнес служка хорошему настроению начальника, не ставшего ругаться на неграмотного подчиненного.
— Бабы, дети, — вдумчиво сказал как бы между прочим святой, — зачем полицию, разгонять? Я сам с ним поговорю, тихо и усмирительно!
Служка низко поклонился — как будет угодно вашему высокопревосходительству…, то есть вашему преосвященству…
Макурин молча остановил рукой растерявшемуся служащему, поднялся в чем был. Работать с пыльными документами он стал в рабочей одежде. Коей оказалась здесь ряса. То ли чинуши решили, что святому это наиболее близко, то ли не было нечего, но вицмундир сменился на рясу. Сам попаданец не стал сопротивляться. Одежда была чистой, не рваной, приятно пахла ромашкой. Что ему еще было надо?
Вышел на парадное крыльцо. Однако же, для XIX века людей оказалось очень много — несколько тысяч баб с детьми разного возраста — от младенцев до подростков обоего пола. Их довольно активно теснил исправник с двумя полицейскими. Работники правопорядка этой эпохи работали, как могли, — кулаками, дубинками, — перемежая все это животворящими ругательствами. Вот ведь, му… чудаки.
Им не сопротивлялись, не то еще время, но и не уходили. Собравшие послушно медленно отходили под их напором, но освободившееся место немедленно занималось другими жителями. Так они замучаются наводить порядок.
Полицейским надо остановить немедленно и без нервов. Нечего бесполезно таскать воду в решете. Но для начала прекратить шумные ор и крики, раздающийся со всех сторон постепенно накаляющейся толпы.
— Православные! — закричал Макурин как можно громко, одновременно выбрасывая всю священную эмоцию тела. Появление важного чина, оказавшего тем самым святым, закричавшим и распространяющим волны духовного тепла и благословления, немедленно утихомирили.
Его услышали. А еще бы не услышали с таким-то громкими возгласами и величественным апломбом. При чем не только бестолково мечущимися бабами с детьми, но и исправник с полицейскими.