Весенний Король (СИ)

Далеко убежать Юли не удалось. Только вырваться — когда Роман уже притиснул ее к толстому стволу старого раскидистого вяза. Вжал в шершавую кору. И попытался… да ничего бы у него еще не вышло. Наверняка. Но до сих пор те кошмары заставляют кричать по ночам.
Тогда Юлиане удалось его пнуть. Невесть каким усилием — в голень. И под его злобные вопли кинуться наутек. А вслед неслось, что «немую дуру» ждет, когда Роман ее догонит.
Она успела убежать, запетлять среди густой листвы и забраться на другое дерево, прежде чем Роман вновь ее заметил.
Настолько высоко, что тонкие ветки уже не выдержат двоих. Особенно явно более тяжелого принца.
И никаких угроз Юлиана слушать не собиралась. Вот если она струсит и спустится — тогда ей точно несдобровать.
Роман даже испугался. Даже попытался объяснить другим вокруг, что не виноват. Что «эта свихнутая — сама!» А когда на дикий шум и истеричные голоса перепугавшихся (за себя) слуг и нянек примчались Константин и Евгений — младший взвыл, как трехлетний. Евгения Роман побаивался давно. Хоть тот садистом не был никогда. И ростом быстро растущий Роман догнал брата уже не первый год как.
Слуги и стража испугались уж точно не меньше — по второму кругу. Потому что принца-то простят, но вот наказать кого-то сиятельным господам надо. Так кого?
Спускаться Юлиана не хотела. И не собиралась. Ее ведь там и впрямь ничего хорошего не ждет. Никогда. Дальше будет только хуже. Глупо было надеяться вырасти и отомстить за маму. Слишком это долго. Евгений не станет охранять ее дни и ночи напролет. А значит, подлый поганец Роман рано или поздно снова…
Юли забралась бы еще выше и сиганула вниз, но побоялась разбиться не насмерть. Вдруг не повезет и в этом? У везучих не убивают родителей и не отдают их садистам-кузенам. В качестве игрушки.
У той истории было два последствия. Когда под громкий ужас стражи и слуг (всех ведь казнят, всех!) Евгений всё же лично снял младшую кузину с опасного дерева. Хоть и весил не меньше Романа.
Наверное, ветви держат смелых людей не хуже, чем подзвездное небо — птиц.
Что именно тогда убедило Юлиану протянуть Евгению руку? И не попытаться вместо этого сунуться на следующую ветку — вверх? Кто знает? Почему-то Юли послушалась. Как завороженная.
Слуги и няньки стерпели издевательства Романа над никому не нужной немой кузиной. Вежливо отвернулись и теперь. Евгений был старше Романа. Кроме того, здесь же присутствовал Константин — и вовсе наследник престола. И не возражал лучшему другу. Не спорить же с самим сыном императора. Тот уж точно предпочтет слушать не младшего племянника, а родного сына и наследника.
А испуганных воплей и жалоб Романа не собирался слушать уже вообще никто.
Впрочем, одна нянька всё же чуть не осталась. Но ей тогда приказал уйти лично Константин. Ослушаться не посмела и та единственная, что пожалела Романа.
Из своей компании Евгений и Константин попросили удалиться только чувствительную Марию. Чтобы не пугать. Юлиана осталась.
— Раздевайся, — холодно велел брату Евгений.
Роман возле громадного крапивного куста громко выл и ныл. Скулил, как девчонка. Сначала даже звал на помощь, но было некого. Потом только просил пощады. Клялся, что больше никогда… И «она сама попросила!» А иначе он бы ни за что… И «она же чокнутая — даже не говорит!»
Юли отрицательно качнула головой. И глянула настолько зло, что Роман отшатнулся.
— Ты оглох? — уточнил Евгений. — Юлиана пока не говорит, а ты от страха меня не слышишь? Или тебе помочь?
Крупный, драчливый Роман брату всегда проигрывал. Потому что быстро начинал чуть что — вопить от боли, а Евгений всегда шел до конца. И дрался с братом всегда тоже насмерть. Пока не растаскивали.
— Догола. И поживее. При Юльхен ты не стеснялся.
«Юльхен» — так ее прозвал тренировавший принцев гвардеец-бьёрнландец. Крепкий и рослый, веселый голубоглазый воин. Тогда она еще могла говорить. И даже смеяться.
'- Я — урожденная принцесса Юлиана Кантизин! — заявила она ему снизу вверх.
— Какая же вы еще Юлиана? — у него смеялись небесные глаза, сухие, обветренные губы, короткая подстриженная светлая борода. — Вы еще Юльхен…'
  
— А сейчас поднял руки и вперед. Или назад. Хочешь — иди в крапиву задницей. Или помочь?
Едкие кусты были выше Романа. Как раз уже в буйном цвету. Качались на легком ветру — будто уже жадно, нетерпеливо тянулись к будущей жертве. Всеми волосатыми ветками, мясистыми стеблями, цветущими соком едкими метелками. Предвкушали.
Смелости и гордости тирану Юлианы не хватило. И Евгений его столкнул. Как раз задницей. К братьям-то Роман стоял лицом.
Вою было… Роман потом неделю ревел на весь дворец. Лекари от него не отходили. Няньки — тоже. Примочки лепили десятками. И настоями поили. А уж сладостей скормили — аж попухлел тогда. В том числе, в особо пострадавшей части.
— Какой-то ты иногда беспощадный. — Расчетливая жестокость Евгения напугала тогда Константина больше, чем все выходки Романа.
Потому что добрый Констанс считал тогда Эжена второй половиной своей души. А сам бы на такое никогда не решился.
Мария потом рассказывала… Она всегда была на стороне только Константина.
А Юлиана тогда даже засмеялась бы. Если бы к ней уже вернулась речь. Но это случилось позже.
Зато Евгений тогда заговорил со спасенной маленькой кузиной почти сразу. Едва они отошли шагов на десять от орущего в сердцевине крапивного царства Романа.
— Юли, пока ты молчишь и зря слов на ветер не бросаешь, тебе надо научиться читать. Давай начнем сегодня. Тогда ты сможешь написать всё, что пока не в силах сказать.
Марии уже тогда нравился Константин — действительно потрясающе красивый и добрый, с самого раннего детства. Он был ее прекрасным рыцарем из сказочных грез. Прямо сошедшим со страниц любимых книг.
Мария этого не скрывала никогда. В детстве не умела, потом — уже не считала нужным.
Что ж, пускай. Юлиана именно тогда решила, что ее рыцарем будет Евгений.
2
— Вы могли его спасти. Вы были единственным человеком, кого Роман любил. Уж как умел. Но вы предпочли только еще глубже столкнуть его в пропасть.
Старая нянька — единственная, кто любил самого Романа. С его смертью она потеряла всё. И уже ничего не боится.
Когда-то они, все дети императорской семьи, звали ее просто Фео. Никто даже не помнил имени Феодора. И она была самой доброй во всём дворце… после мамы.
Даже если тоже отвернулась, когда ее драгоценный любимец напал на маленькую Юли. К Юльхен Фео тоже относилась хорошо, но Романа любила больше. И прощала ему всё.
Но когда началась расправа уже над ее любимцем, Феодора бы не ушла сама, не отошли ее прочь строгим приказом лично принц Константин. Наследник мидантийского престола.
— Да, именно так, — спокойно согласилась Юлиана. — Я-то не любила его никогда.
Можно было не принимать Феодору. Еще Евгений назначил ей содержание и домик в провинции. Чтобы она не нуждалась ни в чём. И жила подальше от столицы.
А спустя три дня после его исчезновения бывшая нянька вдруг попросила аудиенции.
В этой комнате с камином Феодора прежде бывала редко. Здесь чаще играли в детстве Мария и Юлиана. Вот на этом же теплом, плотном ковре — посреди оживленного искусной рукой вышивальщицы огромного восточного рынка.
Иногда к ним еще присоединялась маленькая Зоя, но редко.
И, любуясь порой лепными картинами на высоченном потолке, они воображали сцены далекого прошлого чужих стран. Сочиняли сказку чужой жизни. Она всегда кажется привлекательней своей. Как далекий восточный рынок — ярче и экзотичнее мидантийского.
— Вы когда-нибудь вообще любили? — Черная горечь в выцветших глазах, едкая горечь в надтреснутом голосе.
И вечное обвинение. Живая, воплощенная злоба пристально смотрит сейчас на Юлиану. Сверлит запавшими глазами.
Сколько лет этой высохшей старухе? А ведь не так уж далеко за сорок. Юлиана прекрасно помнила добрую няню молодой и красивой. Мама была бы сейчас ненамного младше.