Лейтенант космического флота (СИ)

И через какое-то время этот нарыв, собиравшийся последние несколько недель, всё-таки лопнул.
На вахте стоял лейтенант Борисов, а я отсыпался, так что боевая тревога стала для меня неожиданностью, поднявшей меня, едва лишь я крепко уснул.
Ревела сирена, красные аварийные лампы тускло мерцали вместо обычного корабельного освещения. Я спешно натянул мундир, залез в скафандр. Будь я на мостике, в самой защищённой части корабля, скафандром я бы снова пренебрёг, но сейчас мне нужно было добраться до своего места через весь корабль, и я не стал рисковать.
  
На эсминце царила суматоха, но вполне управляемая, регулярные тренировки сделали своё дело, каждый знал своё место и порядок действий по тревоге. И я тоже. Так что я собрался и побежал в сторону командирской рубки.
— Что случилось? — на бегу спросил я у кого-то из рядовых операторов.
— Не могу знать, господин лейтенант! — крикнул он в ответ.
Я запросил по внутренней связи командирскую рубку. Вместо этого ко мне выехала Скрепка в огромных наушниках, демонстрируя свои попытки подключиться к каналу связи.
СВЯЗЬ ОТСУТСТВУЕТ
Попытка повторного соединения через 3…2…1…
Системное сообщение ярко мигнуло несколько раз прямо перед глазами. Ясно, работают глушилки, или наши, или же… Чьи-то ещё. Но внутрикорабельный интерком должен работать.
— Всем занять свои места! Это не учебная тревога! — раздался хриплый сдавленный голос Макаренко.
Твою мать…
Приглушённый красный свет действовал на меня как красная тряпка на быка, я бежал по длинному коридору, громыхая тяжёлыми магнитными ботинками.
Эсминец вдруг тряхнуло, я резко потерял равновесие, отлетел к стене, хватаясь раскрытыми ладонями за гладкую металлическую поверхность, побежал дальше. Было очень неприятно осознавать себя маленькой песчинкой в механизме корабля, ещё и вдали от капитанского мостика, где я мог приносить хоть какую-то пользу. Здесь, в коридорах, я ощущал только беспомощность и бесполезность.
К дверям командирской рубки я подлетел как раз в тот момент, когда корабль тряхнуло снова. Макаренко и Борисов были уже на месте, я с размаху опустился в кресло старшего помощника, немедленно включаясь в работу.
Туранский крейсер вышел из гиперпространства в сопровождении трёх лёгких корветов и немедленно открыл по нам огонь без всякого предупреждения. TCG Fatih, так он назывался по нашим справочникам.
— Связь они глушат? — спросил я.
— Они… — сквозь зубы процедил капитан.
Значит, надо отходить за пределы зоны действия глушилок и посылать сигнал. В штаб сектора и всем нашим соседям. Вот только корветы пытались связать нас боем, пока крейсер методично расстреливал наши щиты с максимального расстояния. Капитан отчаянно маневрировал, уворачиваясь от систем наведения крейсера, словно мы находились не на громадном эсминце, а на юрком истребителе, лейтенант Борисов вёл ответный огонь. Пока безрезультатный, но мы должны были хотя бы продемонстрировать его, показать свой оскал.
— Отходим? — спросил я, размечая цели для наших вспомогательных орудий.
— Куда⁈ — воскликнул Макаренко. — У нас приказ! Стоять!
Я не трус, но у меня холодок пробежал по загривку, несмотря на то, что я потел в жарком скафандре, в отличие от них обоих, сидевших в форменных кителях.
— Господин капитан, нам надо передать сведения! О начале вторжения! — воскликнул я.
— Станция передаст! — огрызнулся он.
— Её тоже глушат! — рыкнул я.
Иначе и быть не могло. А приказ оставаться в системе U-681 явно не относился к подобным ситуациям. В моей системе приоритетов гораздо важнее было передать известие о вторжении, а не распылиться на атомы под огнём превосходящих сил противника. Долго мы так не выдержим.
— Щиты девяноста четыре процента! Генератор не вывозит! — крикнул я.
Туранские корветы безостановочно поливали нас огнём своих лазерных пушек, чтобы перегрузить щиты и дать возможность главному калибру «Фатиха» уничтожить нас одним точным попаданием.
— Главный калибр, огонь! — рявкнул Макаренко, игнорируя меня и моё существование.
Кинетика ударила по одному из корветов. Разумно, капитан решил выбить всю мелочь, вывести из боя то, что мы можем осилить и забороть. Но всё же против крейсера нам ловить нечего. Разве что облаять и немного покусать за пятки, как моська против слона.
Туранский корвет расцвёл белой вспышкой, мощности выстрела хватило на то, чтобы уничтожить его щиты и испепелить броню. Его реактор сорвался в неуправляемую реакцию, раскалённая плазма вырвалась на свободу, зажигаясь маленьким солнцем. Такая судьба могла постичь и нас, если крейсер сумеет удачно попасть.
«Гремящий» снова тряхнуло, лампы мигнули от резкого скачка напряжения.
— Попадание! Правую башню ПКО снесло, разгерметизация жилого отсека! — прокричал Борисов.
Нервы были натянуты до предела. Шансов на победу у нас попросту не имелось, но «Гремящий» тянул время, оттягивая на себя внимание туранского крейсера. Станция и система уже потеряны, это вопрос времени, разве что вдруг случится чудо и сюда прилетят ударные соединения во главе с «Минервой». Но я не надеялся на чудеса.
— Капитан, надо отходить! — воскликнул я.
Оглянулся на Борисова в поисках хоть какой-то поддержки, но лейтенант был слишком занят. Капитан же закусил удила. Его можно было понять. Сбежать и осрамиться на весь флот с большой вероятностью угодить под трибунал ему не хотелось, так что он принял решение стоять до конца, и я это уважал, но мы должны были предупредить командование. Возможно, получить приказ на отход. Или наоборот, приказ стоять насмерть.
Война с Тураном… Я ожидал её в любой момент, но всё равно оказался не готов к ней. Однако будь наш эсминец в том состоянии, в каком пребывал полгода назад, мы не успели бы даже пикнуть. Не то что дать сдачи.
Капитан отчаянно маневрировал, но из боя не выходил, крейсер и два оставшихся корвета не позволяли нам передохнуть даже на секунду. Мы сосредоточили свой огонь на корветах, понимая, что оборону «Фатиха» нам не вскрыть, даже если ударить из всех стволов.
— Главный калибр, огонь! — объявил капитан-лейтенант Макаренко.
Он действовал в своей манере, чересчур осторожной, стреляя наверняка. Я бы уже за это время произвёл залпов восемь. Но эта его манера давала свои плоды, ещё один корвет оказался выведен из строя. Не так красиво, без термоядерного взрыва, но мы зацепили его движки, и теперь он мог только висеть неподвижной мишенью.
Туранцы явно не ожидали такой стойкости от «Гремящего». Мы и сами не ожидали. Изворачивались как могли, изо всех сил. Да, корветы манёвреннее нашего малого эсминца, но он, в свою очередь, мог уворачиваться от залпов крейсера, но все мы понимали, что бесконечно это длиться не может, а остановка будет равносильна смерти.
В космосе над станцией U-681расцветали вспышки ядерных взрывов, мигали лазеры, палили орудия. Станция эвакуировалась, первые корабли уже уходили в гипер, некоторые прямо от станции, забивая огромный болт на надёжность перехода. А мы обеспечивали безопасность этой эвакуации, не позволяя туранцам добраться до наших подопечных.
И хоть связь глушилась, я видел показания датчиков, которые ясно говорили о переходах в гиперпространство. Значит, о вторжении доложит станция, вернее, беженцы с неё. Мне стало чуточку спокойнее.
Эсминец снова тряхнуло, очередное попадание вывело из строя кормовые лазеры. Оставшийся корвет носился вокруг нас, словно бешеный, поливая огнём из всех орудий, а мы не могли его достать, не подставившись под удар крейсера.
— Пожар в реакторной, открываю шлюз! — крикнул я, заметив вспышку индикатора.
Вакуум и холод сделают своё дело лучше любого огнетушителя. Надеюсь, дежурный там одет в скафандр, как положено.
— Щиты сорок два процента! — крикнул Борисов. — Скоро отключатся насовсе…
Его перебил ещё один выстрел крейсера, «Гремящий» задрожал. Отсутствие гравитации я ощутил раньше, чем понял, что командирская рубка разгерметизирована, несмотря на свою предельную защищённость. Два отверстия в полу и потолке, снаряд или осколок прошил мостик насквозь.