Ответная месть

Кейт и сама была сейчас не прочь ошалеть хоть от чего-нибудь. Она почувствовала, что задыхается в мягком освещении и богатом интерьере отеля, встала и вышла в холодную ночь. Новизна ощущения — она одна бродит по улицам ночью в незнакомом городе — захватила ее, но вскоре она начала мерзнуть. Услышала за спиной шаги и на секунду встревожилась, но тут же услышала голос Ричарда Коттерелла.
— Наверняка вы жалеете, что не захватили пальто, — спокойно сказал он и накинул свой пиджак ей на плечи. Она начала было протестовать, но поглядела — и увидела, что на нем плащ.
— Спасибо. Думаю, я заблудилась.
— Этот телефонный разговор огорчил вас. — Это был не вопрос: наверное, он наблюдал за ней, пока она разговаривала. Это моментально привело ее в раздражение — она не понимала, почему.
— Да. Партнер моего Джека ранен.
— Это тот, которого вы называли Тос?
— Да. Он в госпитале. Джек не рассказал всего — и я знаю, он не станет. Я уверена, что и в него стреляли. Я чувствую это.
— Но он же был дома?
— Да, — неохотно признала она.
— В таком случае, если он ранен, то это не опасно, или его бы не выпустили из госпиталя.
Она устало улыбнулась:
— Вы не знаете Джека. Если ноги целы, то он уйдет, если только его не привяжут к чему-нибудь.
— Ну, вот вы и сами сказали: он может ходить. Так что же плохого? Он — взрослый человек и сам о себе позаботится.
— Именно так он и сказал.
— Звучит резонно, умный человек, — спокойно добавил Ричард.
— Нет, он идиот! — внезапно сорвалась Кейт, чувствуя, что сейчас зарыдает. — Он всегда бережет меня, делает вид, что работа полиции безопасна — но в это время кто-то пытается убить Тоса. И Джека тоже, я уверена, он лишь скрывает…
Их шаги отдавались эхом в витринах закрытых магазинов; ее высокие каблучки стучали по неровной булыжной мостовой. Теплый день уступил место туманному вечеру; уличные фонари были окружены ореолом, а мостовая блестела. Крошечные капли тумана поблескивали в ее волосах и легли росой на щеки; щеки ее горели от усталости и раздражения.
— Ну, из того, что вы рассказали, видно, что убить их не очень-то удалось. А что бы изменилось, если бы вы оказались там? Ничего — не так ли?
— Ничего, — неохотно согласилась Кейт. — В этом-то и проблема. Я ничего не решаю в этой ситуации.
— Не могу поверить. Вы могли бы многое решить в моей жизни и стать решением для меня.
— Нет, это не так, потому что мир мой и ваш мир — одинаковы. Вот что я имела в виду. Тут же ситуация такова, что или я сдаюсь на милость Джеку, или он поддается на мои уговоры. Я люблю человека, он любит свою работу. Как я могу просить его оставить ее? И опять, каждый раз, когда он уходит… — Она подняла руки — и уронила их. — …Каждый раз я немного умираю.
— Может быть, вам лучше было бы прекратить ваши отношения. — Голос Коттерелла был спокоен. — Теперь, когда вы уехали так далеко, вы можете смотреть на вещи более объективно. Для меня ваш рассказ звучит так, будто вы сами себя разрушаете. Между тем сегодняшний ваш доклад превосходен. Кейт. Перед вами, без сомнения, открываются возможности академической карьеры. А как вы сможете делать карьеру, если вы только и будете что переживать за этого человека? Стоит ли он того?
Кейт остановилась и посмотрела на Коттерелла.
Коттерелл тоже остановился и пристально посмотрел ей в лицо. Он расстегнул воротник рубашки, и, когда он поднял брови, его лицо приобрело распутное, отчаянное выражение. Красивый дьявол — звали его за глаза, и это было именно то, что соответствовало истине.
— Так как же? — еще раз спросил он. — Стоит ли?
  
17
 
Утром Страйкеру показалось, что он умирает. Он был один, стесняться ему было некого — и он просто закричал от боли, когда попытался в первый раз сесть в постели.
После этого полнозвучные и энергичные ругательства сопровождали процессы мытья, одевания и приготовления завтрака одной рукой. В результате всего этого силы окончательно покинули его, и Пински с Нилсоном вынуждены были доодевать его, когда приехали около семи утра.
 
— Нужно было остаться в госпитале на ночь, тогда бы тебя одевали две хорошенькие сестрички, — проговорил Нилсон с пола; он стоял на коленях и завязывал кроссовки Страйкера.
— Они говорят, Тос прилично провел ночь, — сообщил Страйкер.
— Знаю, мы тоже звонили, — ответил Пински. — А ты сказал Кейт?
Они с Нилсоном знали о Кейт с самого начала. Пински был сентиментальным оптимистом. Нилсон — не был.
— Я сказал ей, что ранен Тос.
— И забыл добавить, что ранен тяжело? — спросил Нилсон, поднимаясь с колен.
— Я не знаю, насколько тяжело, — заметил Страйкер.
— И, естественно, ничего не сказал о себе?
— Она бы только перетрухнула. Зачем — к тому времени, когда она вернется, все худшее будет позади.
— Значит, она не примчится прямо сейчас? — осведомился Пински. Страйкер сказал бы, что в его голосе прозвучало разочарование. — И ты собираешься оставаться один?
— Почему бы и нет? Ничего особенного, — солгал Страйкер.
— Поехали. — Пински посмотрел на часы.
— Как там идет расследование дела? — будто невзначай спросил Страйкер.
— Какого дела? — не понял Пински.
— Ну, эти двое парней, — пояснил Страйкер. — Эти двое копов, которых вчера подстрелили, Страйкера и Тоскарелли.
— Ах, этого дела, — обернулся Нилсон. — Расследование продолжается. Хочешь надеть шляпу — или нет?
Когда они уже ехали в машине по направлению к госпиталю, Страйкер вновь начал разговор.
— Так расскажите мне о расследовании, — попросил он, поморщившись, когда Нилсон попал еще в одну яму на дороге.
— Каком? — невинно осведомился Пински, зажигая трубку и пуская дым в лицо Нилсону. Нилсон пытался бросить курить, и они с Пински поспорили на двадцать баксов, что тот не сможет. Нилсон зарычал. Пински усмехнулся и с энтузиазмом задымил, но уже пуская дым в сторону. — На наше дежурство выпало: поджог для получения страховки; бытовое убийство в Хиллз; двое придурков-копов, на которых напали из засады; убийство агента при оправдывающих обстоятельствах…
— Вот это.
— Агент?
— Нет, двое придурков.
— Тебе следует отлеживаться и предоставить нам самим завершить это дельце — приказ капитана Клоцмана.
— Почему это?
— Ты — болен. — Нилсон отыскал еще одну яму. — Видишь, как тебе больно, когда машину встряхивает.
— Так объезжай ямы!
— Никакого чувства юмора, — сказал Нилсон Пински.
— У него никогда и не было, — согласился Пински. — Твои остроты пропадают вхолостую, Хэрви.
— Есть какие-нибудь наработки? — настаивал Страйкер с заднего сиденья.
— Хороший сегодня денек, правда? — сказал Пински Нилсону.
— После обеда обещали дождь, — отозвался Нилсон.
Страйкер протянул руку и схватил Пински за ворот:
— Говори сейчас же, мерзавец, или я отрежу тебе язык. Пински освободился без видимых усилий.
— Брось, Джек! Клоцман распорядился не подпускать тебя к этому делу.
— Почему? Почему это?
— Потому что ты — жертва, конечно, — объяснил Нилсон.
— Ерунда, — сказал Страйкер. — Есть что-то еще. Почему это он катит на меня бочку ни с того ни с сего?
— Он не катит на тебя, — возразил Пински, поправляя галстук. — Но ты — не единственный коп в округе.
— Я — единственный, в кого стреляли и который еще пока на ногах, — парировал Страйкер. — Если есть связь между этими убийствами, я лучше других смогу почувствовать ее.
— Ты? Почему это? — Нилсон свернул на парковку. — Ты что думаешь, у тебя единственного — мозги?
— Нет, — серьезно ответил Страйкер. — Если все это — охота на копов вообще и если объекты охоты выбраны случайно, тогда все говорит за то, что из шести миллионов возможностей быть убитым моя — всего лишь одна. Так что я — самый благополучный коп среди всех других, правда? Я уже уцелел.
— Может быть, — сказал Пински.