На грани краха (ЛП)

Звучало так, будто он прямо за ней, будто собирался в любую секунду обогнуть угол прохода позади нее. Он увидит рюкзак. Потом увидит ее.
Ей нужно срочно убраться с его дороги. Она повернула налево у следующей книжной полки и направилась вглубь прохода.
На полках стояли толстые книги нехудожественной литературы. В спешке она чуть не налетела на одну, торчащую слишком далеко. Книга покачнулась.
Ханна повернулась и успела схватить ее до того, как та упала.
Дрожащими руками она вернула ее на место, используя ладонь левой руки, а не бесполезные пальцы.
Книжные стеллажи располагались по пятнадцать в ряд, перемежаясь тремя перпендикулярными дорожками, чтобы посетители могли легко перемещаться между ними. Она остановилась на глубине десяти футов, на полпути между внешней стеной и первой дорожкой.
Медленно и осторожно она поднялась с колен на ноги и присела как можно ниже, чтобы он не увидел ее в узком пространстве над книжными полками. Сердце заколотилось, она приготовилась бежать.
Вряд ли, конечно, она смогла бы далеко убежать в таком состоянии, беременная и измученная.
Шаги остановились.
Когда? Только сейчас? Или несколько секунд назад?
Ханна напряженно вслушивалась, пытаясь представить его в своем воображении. Дошел ли он уже до ее первоначального укрытия? Он все еще позади нее или…?
— Ханна, Ханна, Ханна… — Его голос казался жутко бесплотным, словно отражался от книг, полок, ковра и кирпичных стен, как будто исходил из ниоткуда и отовсюду одновременно. — Ты оставила свои вещи, Ханна. Хочешь прийти и забрать их?
Она закрыла глаза. Прикусила потрескавшуюся нижнюю губу. Попыталась вспомнить, как дышать.
Он прищелкнул языком.
— Я знаю, где ты была, Ханна. Вопрос в том, куда ты идешь?
Нерешительность охватила ее. Двигаться к двери. Или к окну.
К чему? Какой из вариантов ошибка? Что приведет к побегу?
— Ты думала, я тебя не найду? Ты думала, что умнее меня?
Шаги, направляющиеся к окнам. В ее сторону.
Времени на раздумья больше нет. Она понеслась по проходу, все еще полуприседая, живот заныл и болел, здоровой рукой Ханна держалась за металлическую полку для равновесия.
Щелк, щелк, щелк.
Звук стал быстрее, резче. Он начинал злиться. Терял терпение.
Она обогнула угол следующего ряда и прижалась спиной к торцевой крышке. На белых табличках на уровне глаз располагались цифры и буквы, слишком темные, чтобы их прочитать. Ее лихорадочный мозг не смог бы разгадать их смысл, даже если бы она попыталась.
— Ты думала, я позволю тебе просто так уйти? У тебя есть кое-что мое. Я хочу это вернуть. Я вырежу это из тебя, а потом ты сможешь смотреть, как оно умирает, пока ломаю все кости в твоем жалком теле.
Она сдержала стон. Ее ноги дрожали и слабели, от страха свело кишки.
— Ты слушаешь меня, Ханна? ХАННА!
Глава 51
ХАННА
День восьмой
Каждый волосок на теле Ханны поднялся. Мурашки пробегали по ее позвоночнику.
Он подходил все ближе и ближе.
— Ты знаешь, что принадлежишь мне. Ты и все, что у тебя есть, принадлежит мне. Тебе не сойдет с рук то, что ты сделала. Не в этот раз. Я был невероятно терпелив с тобой, Ханна. Даже милостив. Но с меня хватит. После того, что ты сделала? Причинила мне все эти неприятности? Я не должен был оставлять тебя в живых.
Щелк, щелк, щелк.
Ханна зажала рот здоровой рукой, ее грудь сжалась, слезы паники собрались в уголках глаз, затуманивая зрение.
Она оттолкнулась от торцевой крышки и поспешила к следующему проходу. Всего три ряда от окон.
— Ты уже должна быть мертва, Ханна. Так и будет, очень скоро. Я бы сделал это приятным для тебя. Или, по крайней мере, не таким неприятным, как сейчас. Тебе не понравится то, что случится дальше. Это я могу тебе обещать. Но ты ведь знаешь, что будет дальше?
— Ты знаешь, чего ты заслуживаешь. Почему бы тебе не выйти, маленькая мышка? Прекрати эти бесполезные игры. Они не имеют значения. Они ничего не меняет. Все это не имеет значения. Ты моя. То, что растет внутри тебя — мое. Ты не заберешь это у меня. Ты слышишь меня, Ханна?
 
Его голос проникал в нее, впивался в ее череп, в мозг. Она не могла его вытащить. Она не могла вырваться.
Тьма в ее голове. Тьма, хлопающая в ее груди бешеными, отчаянными крыльями.
Она умирала. Она ломалась снова и снова. Разбивалась на миллион осколков.
— Знаешь, что? Я щедрый человек, Ханна. Я думаю, ты это знаешь. Думаю, ты знаешь, как я был добр к тебе. Слишком добр. Слишком милосерден. Ты выйдешь сейчас, покажешься мне, и мы начнем все сначала. Может быть, я снова смогу быть милосердным. Может быть, мы сможем отмотать эту последнюю неделю назад и сделать вид, что ничего не было. Что скажешь?
Дрожа всем телом, она смотрела на книги, быстро моргала, пыталась сосредоточиться, пыталась считать. Сто семь… сто восемь…
— Ханна, Ханна, Ханна.
Ее пульс участился, дыхание стало громким, рваным. Слишком громким.
— Это не ты, Ханна. Ты всегда была такой послушной. Такой… податливой. Это то, что мне нравилось в тебе. То, что заставляло все это работать. Неужели ты не понимаешь? Ты все разрушаешь, Ханна. То, что я сделаю сейчас, не будет даже моей виной. Ты заставляешь меня делать это, маленькая мышка. Заставляешь это делать. Я понимаю, ты этого не хочешь. Я знаю, что не хочешь.
— Выходи. Я уже знаю, что ты здесь. Мы оба знаем. Какой смысл оттягивать неизбежное? Холодно. Мне холодно. Тебе холодно. Давай просто пойдем домой. Давай, Ханна. Все это? Я могу сделать так, чтобы все закончилось.
Щелк, щелк, щелк.
Она боялась двигаться. Не знала, в каком направлении двигаться.
— Ханна! — Его яростный голос отскакивал от полок, потолка, пола, оглушая со всех сторон. Он мог быть в другом конце комнаты. Или он может шептать ей на ухо, прямо за ее спиной.
Вдалеке раздавались крики и выстрелы.
Она вздрогнула. Это Лиам? Лиам, в которого стреляли, или Лиам, который стрелял? Может быть, он умирает прямо сейчас на снегу, истекая кровью из-за нее?
Она вытеснила эту мысль, вытеснила нахлынувшее отчаяние. Нужно сосредоточиться на том, чтобы выбраться, несмотря ни на что.
Она пробормотала отчаянную молитву. Если Бог где-то там, если Он наблюдает, ей нужна помощь.
— Ханна! ХВАТИТ! Иди сюда! — прокричал ее мучитель.
Она почти пошла. Боже, помоги ей, ее предательское тело почти инстинктивно повиновалось. Ханна ухватилась за выступ металлической полки, чтобы удержаться на месте, сжимая ее так сильно, что ногти гнулись.
Щелк, щелк, щелк.
Он там. Теперь он перед ней. В ближайшем проходе или в следующем, между ней и окнами.
Как он опередил ее, она не знала.
Из глубины души рвался крик, но она задавила его зубами, сомкнула губы, прикусив язык. Теплая терпкая кровь потекла ей в рот.
Медленно, без звука, она начала пробираться к концу второго прохода, к большому открытому пространству с учебными столами, стойкой выдачи, входом, манящим ее.
Дойдя до конца стеллажей, она побежала.
Звук с улицы.
Она замешкалась, ее мозг пытался определить, что это. Это…
Тень отделилась от других, неживых теней. Эта глубже, темнее. Живая.
Ханна закричала. Крик отчаяния, первобытного ужаса.
Оно набросилось на нее. Что-то твердое ударило ее в живот.
Она упала на пол, задыхаясь, втягивая кислород, который не поступал. Низкая пульсирующая боль исходила из живота, распространяясь на бедра, ребра, таз.
Тень снова ударила ее, ударила тыльной стороной ладони по лицу и повалила на пол. Ханна задыхалась и хваталась за живот, морщась, глаза щипало от боли и страха.
 
Тень превратилась в крупного и плотного мужчину. Зловещий, злобный, не менее чудовищный.
Он улыбнулся. Красная щель его рта едва заметна, но ей и не нужно ее видеть. Его улыбка навсегда запечатлелась в ее памяти. Ханна никогда не забудет ее, ни на секунду, до самого своего предсмертного вздоха.