Место под солнцем

Лица ее он не видел. Оно было скрыто струящейся завесой волос.
Карла покачала головой. Нет.
— Ну, только не говори, — вздохнул Джек, — что ты боишься заразить меня постыдным недугом.
Сработало!
— Как ты смеешь! — вспыхнула Карла.
— О, радость моя, а где же наше чувство юмора? Так, я все понял. Ты не предохраняешься. Почему же ты молчала? Я бы...
— О, господи, — мрачно протянула она. — Нет уж, второй раз я не попадусь...
И прикусила язык.
— Вот оно что, — поднял брови Джек. — Значит, тогда, на вилле, я был прав?
Карла колебалась. Признаться? Увильнуть? Смолчать?
— Неужели ты думаешь, что я стану судить или обвинять тебя? — подбадривал ее Джек.
— Хорошо, — наконец глухо молвила Карла. — Только не здесь.
— Решено. — Джек помахал официанту, требуя счет, — Расскажешь чуть позже. В постели.
Больше он не давил на нее. Ждал, чтобы она сама выбрала время для исповеди. Ясно, что они никогда и ни к чему не придут, если этот ржавый гвоздь греха, боли, стыда не выдернуть из ее сердца. Джек неожиданно почувствовал и себя в ответе за то, что когда-то произошло с этой девушкой. Он испытывал незнакомую дотоле потребность стать ее терпеливым и бескорыстным защитником. Более того, он сознавал, что увлекается ею все сильнее, и не противился этому. У него были добрые предчувствия. А у нее?
По глазам девушки Джек видел, что тяжкая ноша не дает ей покоя. В машине Карла была молчалива и замкнута, у порога своей двери замешкалась. Почти неохотно впустила Джека и сразу обратила на него беспомощный, безмолвно-кричащий взгляд, будто моля о пощаде. Или о защите. Благоразумие и осторожность вели неравный бой с женским естеством.
Фитцджеральд пошел навстречу мольбам Карлы. Он не стал задавать вопросов. Он просто начал медленно раздевать ее, без слов соблазняя, искушая и подбадривая, вместе с одеждой снимая защитную оболочку души. Он бережно уложил девушку на постель и начал второе действие.
Карла не могла отвести от его тела глаз. Затуманенным от противоречивых чувств взглядом она смотрела, как он раздевается. Очарованная, она вкушала мужскую красоту, обещавшую так много. Джек лег рядом, прижал к груди ее голову.
— Ты забеременела, да? — мягко спросил он.
Карла кивнула, закусив губу. Она отчаянно хотела доверять Джеку. Но не обмануться бы. И после бесконечной паузы раздался наконец ее глуховатый голос:
— Я росла с мучительным сознанием, что родилась плохим, некрасивым ребенком. В отрочестве это превратилось в настоящую пытку. В детстве я была гадким утенком, как я уже говорила однажды, прошла период толстых ног, период прыщей, период нескладной фигуры и всего прочего. В общем, уверенности в себе не было никакой. Отец мой был добрым человеком, но бесконечно старомодным, к тому же строгим, истовым, как всякий итальянец, католиком. Образование я получила в школе при женском монастыре и по нынешним меркам была полной невеждой во всем, что касалось секса. Монахини на уроках посвящали нас только в таинство рождения головастиков.
Карла помолчала. Джек взял ее руку и начал один за одним целовать тонкие пальчики.
— Нечего и говорить, что мне запрещалось пользоваться косметикой, гулять с мальчиками, хотя их и не было в моем окружении. Короче, к шестнадцати годам я считала себя уродиной, на которой никто никогда не захочет жениться, думала, что навеки останусь старой девой и так далее. Вообще-то, тогда я уже выглядела примерно как сейчас. Но сейчас я взрослая, а в те годы была рано созревшей девицей. И, как это бывает в юности, я не осознала пробуждения сексуальности, которая до поры до времени сидела во мне как джинн в бутылке.
У матери моей имелся родственник — очередной троюродный племянник. Впрочем, каждый итальянец приходится моей маме каким-нибудь племянником. Или дядей. Этого звали Паоло. Родом он был из-под Неаполя, из той же деревушки, что и мама. Довольно неожиданно от него стали приходить письма, в которых он просил отца найти ему в Англии работу. Люди в тех краях Италии живут только сельским хозяйством, и живут бедно. Неудивительно, что Паоло решил попытать счастья за морем. Подозреваю, он считал, в Лондоне улицы вымощены золотом.
  
Родители мои никогда прежде Паоло не встречали, не знали, что он за человек, что умеет, к чему склонен. Да и невозможно подыскать работу заочно. Марио уже учился в семинарии, отец нуждался в помощнике для своей конторы, а Паоло был готов на самое маленькое жалование. Одним словом, обе стороны согласились попробовать. Само собой разумеется, что деньги, которые мог платить Паоло отец, не позволяли снять даже самую убогую квартиру. Решили, что Паоло будет жить у нас.
Всякий раз вспоминая те дни, я понимаю, насколько наивны были мои родители. Они поручили мне обучать Паоло английскому языку, что давало нам карт-бланш проводить время вместе. Учитывая душевное состояние, в котором я тогда пребывала, влюбиться мне ничего не стоило, особенно в такого красавца, как Паоло. Он действительно был хорош собой, молодой, крепкий герой-любовник в средиземноморском стиле. Но вся его прелесть заключалась в том, что он стал первым мужчиной, обратившим на меня внимание как на женщину. Отец с матерью все держали меня за ребенка, да им и в голову не приходило, что неподобающие, греховные отношения могут возникнуть внутри почтенного клана.
Как ты уже, наверное, догадался, пока семейство сидело внизу у телевизора, мы с Паоло занимались в спальне далеко не английским. Тебе кажется странным, что взрослый двадцатипятилетний мужчина прохлаждался с сопливой девчонкой, вместо того, чтобы найти себе подходящую подружку? Но не надо забывать, что Паоло почти не говорил по-английски, почти не имел денег. К тому же он быстро понял, что перед ним легкая добыча.
Он прекрасно знал, как вести себя с таким милым и доверчивым созданием, как шестнадцатилетняя девственница. Он не бросился на меня, не был вульгарен и груб. Все началось с безобидных разговоров. Болтали мы часами, конечно, на итальянском, болтали обо всем на свете. В первое время я ужасно стеснялась, мучилась своим комплексом неполноценности. Шли дни, недели, и под напором его обаяния, внимания ко мне я расцветала. Потом он начал называть меня красавицей, чаровницей, все повторял bella, bella, твердил, что не встречал еще такой удивительной девушки, что одна мысль о расставании причиняет ему страдания, уверял, что я — единственная его любовь на всю жизнь, что мы обязательно поженимся и он увезет меня в солнечную Италию. Уговаривал только подождать немного — ведь я еще в школе, он еще беден. Поговаривал, что планы наши лучше пока скрывать. Вот повзрослею я, вот разбогатеет он, и тогда...
Я верила каждому слову. Я чувствовала себя в раю. Мои мечты превращались в реальность. Я преисполнилась к Паоло горячей любви, а главное, благодарности за его любовь ко мне. И когда он наконец пошел в реальное наступление на мою невинность, я не сопротивлялась. Я бы все для него сделала. Я была юна и до безумия влюблена. Родители мои полагали, что я учу Паоло английскому. На самом деле учил меня он. И совсем другим наукам.
Карла вдруг смутилась и заговорила быстрее.
— Он оказался очень хорошим учителем. Очень добросовестным. Правда, у него была послушная ученица.
У девушки запершило в горле, она кашлянула. Фитцджеральд молчал. Он понимал, что самое печальное впереди.
— Как правоверный католик Паоло не принимал никаких мер предосторожности. Чисто физиологическое мужское самообладание было у него не на высоте, и, конечно, я забеременела. Прошло, правда, три месяца, прежде чем я поняла, что со мной происходит.
Это меня сначала обрадовало, обнадежило. Я решила, что теперь непременно последует свадьба. Когда Паоло узнал о моем секрете, надо отдать ему должное, он и глазом не моргнул. У него, однако, было преимущество. У мужчин всегда найдется в запасе какое-нибудь преимущество. Паоло велел ничего не говорить маме, посоветовал подождать с визитом к врачу, сказал, что поговорит с моим отцом, что все объяснит, что нечего волноваться.