Тонущая женщина
Я приняла душ, вымыв голову шампунем Джесси, и теперь мои волосы источают аромат ванили. Одежда на мне чистая, выстиранная в его машинке. Сейчас я на работе в кафе, обслуживаю посетителей. Наливая кофе и пиво, бегая с тарелками на кухню и из кухни, я вспоминаю рассказ Джесси о его матери, терпевшей побои от мужа. Подобно ей, Хейзел напугана, ее мучит стыд, она от всех скрывает правду. По всей вероятности, она может доверять только мне. Да, перед теми расфуфыренными дамочками она изображала из себя счастливую женщину, поспешила откреститься от меня, сунув подачку. И я по-прежнему уязвлена, но готова дать ей шанс извиниться. После того, как я поступила с Терезой, не дать такой шанс было бы лицемерием.
Наконец смена моя окончена, и я еду к своему месту ночлега на берегу моря. Припарковавшись на том же укромном пятачке среди деревьев, я откидываю спинку кресла, кладу на колени нож, закрываю глаза и слушаю шум волн, разбивающихся о скалистый берег. Этот уголок, конечно, не дом родной, но мне здесь все привычно, знакомо. Я предпочла бы быть с Джесси, спать с ним на его двуспальной кровати, прижимаясь к его гладкой, теплой спине, но и здесь неплохо. Вспоминая ночь, проведенную с ним, я постепенно проваливаюсь в сон.
По стеклу кто-то легонько тарабанит. Я вздрагиваю, хотя уже почти проснулась и, можно сказать, ожидаю этого стука. Я ощупью ищу свой нож, но на коленях его нет. Должно быть, упал, валяется где-то под креслом. Лучи раннего утреннего солнца, пронизывая облака, освещают в окне красивое, но удрученное лицо Хейзел. Я вздыхаю с облегчением. Пришла. И что же… после нашей неловкой встречи у устричного бара она каждое утро прибегала сюда? С тех пор прошло несколько дней. И все же вот она, здесь, смотрит на меня с раскаянием.
– Слава богу, ты вернулась! – восклицает Хейзел, когда я открываю дверцу. – Прости меня, прости.
– Да ладно, – бурчу я, вылезая из машины и потягиваясь.
– Ли, я плохо с тобой обошлась. Но я запаниковала. Не знала, что сказать. В общем, натворила дел.
Я молчу. Наслаждаюсь ее самоуничижением, совсем чуть-чуть.
– Я принесла завтрак. И кофе. – Она показывает на знакомый мне рюкзачок за спиной. – Пойдем на наше бревно?
Мы усаживаемся рядом. Хейзел протягивает мне термос.
– Те женщины мне не подруги, – объясняет она, роясь в рюкзачке. – Это жены коллег Бенджамина. И он требует, чтобы я обедала с ними пару раз в месяц. А они недалекие спесивые дамы. – Она протягивает мне бумажный пакет, источающий аромат свежей сладкой сдобы. – Это булочки с персиками и карамелизированным сливочным маслом. – Хейзел удрученно улыбается. – Сама пекла.
Неужели она каждый вечер что-то пекла, надеясь задобрить меня сдобой? Я откусываю пропитанную маслом булочку. Изумительно вкусно. За нее можно простить почти все.
– Если бы я представила тебя своей подругой, – продолжает оправдываться Хейзел, – они, возможно, упомянули бы о тебе мужьям. А те могли бы сболтнуть что-нибудь Бенджамину, и он запретил бы мне встречаться с тобой, Ли. Он тщательно следит за тем, с кем я общаюсь. Я не могла рисковать.
– Мне было обидно, – говорю я с набитым ртом. – Очень.
– Я ужасно переживаю из-за случившегося. На самом деле я ведь не такая. – У нее дрожит подбородок. – От меня такого обращения ты точно не заслужила. Ближе подруги у меня нет.
Я решаю облегчить ее страдания.
– Страх и отчаяние толкают на ужасные поступки. Мне ли не знать!
Хейзел не задает вопросов, но на лбу ее прорезается складка, придающая лицу выражение любопытства: по всей видимости, она готова выслушать меня и понять. Я испытываю острое желание облегчить душу. Быть может, это следствие возрожденной уверенности в себе, того, что я снова стала сознавать себя личностью. А может, я просто хочу показать, что понимаю ее.
– Я предала свою единственную сестру, – признаюсь я. – И она никогда меня не простит.
– А что произошло? – интересуется Хейзел.
И я, сделав глубокий вздох, все ей рассказываю.
Я жду, что она выразит неодобрение или хотя бы неприязнь, а Хейзел произносит:
– Ты была в крайне тяжелом положении. Она должна бы это понимать.
– Она никогда этого не поймет. Во всяком случае, пока живет с Кларком. – Я смотрю на остаток булочки в руке. – Теперь уж они, наверное, поженились.
– То есть его она простила, а тебя – нет? Как так можно? – Вопрос риторический. Хейзел ласково сжимает мою руку. – Тебе столько всего пришлось пережить.
У меня к глазам подступают слезы, но я смаргиваю их. Мне некогда жалеть себя. Это непозволительная роскошь.
– Давай-ка я свожу тебя в спа-салон, – вдруг оживляется Хейзел. – Массаж, маска для лица, стрижка, все такое. За мой счет.
– Нет, – машинально отвечаю я. – Не могу.
– Я поступила как последняя сволочь. Ты должна позволить мне загладить вину. Я настаиваю.
При мысли о том, что меня целый день будут холить и лелеять, на губах моих появляется улыбка.
– Ты уверена?
– Боже мой, конечно! Я очень хочу. Когда у тебя следующий выходной?
– В четверг.
– В небольшом комплексе напротив «Трейдер Доуз» есть великолепный спа-салон. Я все закажу, и мы встретимся там в десять. Устраивает?
– Более чем.
Она протягивает руку.
– Дай-ка свой телефон.
Я достаю из заднего кармана джинсов свой мобильник. Хейзел ничего не говорит по поводу его допотопности, а просто заносит в телефон свой номер.
– Звони, если что.
«Если что» в расчет можно не принимать. Это – лучшее, что произойдет со мной с тех пор, как я покинула Нью-Йорк, – конечно, не считая знакомства с Джесси.
– А как же Бенджамин? Он не спросит, кто тебе звонит?
– Когда он дома, мне нельзя включать телефон. Я отвечаю на звонки, только когда бываю одна. – Хейзел встает, отряхивает крошки с колен. – Значит, я закажу массаж, стрижку, маникюр, педикюр…
– А можно заказать депиляцию зоны бикини? – Щеки у меня горят, наверняка покраснели. – А то давно не делала.
– Я думала, вы с этим парнем просто друзья? – замечает она поддразнивающим тоном, как обычно шутят подружки, но мне становится неловко.
– Теперь уже больше, чем друзья, – пожимаю я плечами, глядя на камни под ногами и кривя губы в улыбке.
– Я рада за тебя. – Хейзел улыбается, но в глазах мелькает какое-то странное выражение. Что это? Беспокойство? Или, может, зависть? Но, когда она поворачивается, собираясь уйти, голос ее звучит бодро, весело: – До завтра. Я испеку маффины с начинкой из ревеня.
Глава 18
– Какой бес в тебя вселился? – Это Рэнди. Тон холодный, осуждающий. Впрочем… Рэнди всегда такой. Козел. Что с него возьмешь?
– Ты о чем? – уточняю я, наливая кока-колу. – Что я делаю не так?
– Веселая очень. – С тарелки возле кассы он берет зубочистку и разрывает бумажную упаковку. – И милая. На тебя совсем не похоже.
Усмехнувшись, я закатываю глаза и спешу прочь с бокалом содовой. Рэнди не так далек от истины. С момента приезда в Сиэтл более счастливой я себя еще не чувствовала. Мое положение медленно, но верно улучшается, появляются какие-никакие перспективы. Хейзел должна сделать мне новые документы. Когда я продам нэцкэ, у меня будет тысяча долларов. А завтра я проведу день в спа-салоне. Что более важно, у меня есть подруга. И бойфренд. Или любовник. Кем уж там мне приходится Джесси.
После той ночи в его квартире он не объявлялся, но я не обеспокоена, ведь прошло всего несколько дней. Нас влечет друг к другу, между нами возникла близость, и я это не выдумала. А вот чувство уязвимости ново для меня. Я привыкла задавать тон в отношениях, держать ситуацию под контролем. Такой, как сейчас – ранимой, жаждущей, – я не чувствовала себя ни с одним парнем: ни с Андре, с которым встречалась четыре года, ни даже с кем-либо из своих школьных увлечений. Не потому ли, что я отказалась от самой себя и от всего, что ценила? Неужели мое падение заставило меня открыться, разрушить свои эмоциональные стены? Это очень странное ощущение: пьянящее, волнующее, пугающее.