Крепостной Пушкина (СИ)

Степан пытался угадать, что же представляет собой костюм очередной дамы, как над его ухом раздался знакомый сердитый голос:
— И что это мы здесь делаем?
Пушкин, а это был он, пребывал в отвратительном расположении духа. Приказ присутствовать на маскараде (воспринять иначе настойчивое пожелание от министерства двора было сложно), известие о скором получении им звания камер-юнкера — всё это не способствовало хорошему настроению. Поэт на бал явился, но, будучи сердит, занялся тем, что мысленно назвал «мещанством», — разглядывал гостей-недворян. Нечаянно обнаружив Степана с Никитой, Пушкин остолбенел было от изумления. Даже для Степана подобное казалось уже слишком. Александр протиснулся к парочке и задал резонный вопрос, не суливший им ничего хорошего.
Никита побелел и как-то сжался. Ему ли, приставленному к «Саше» четверть века назад, ему ли вытворять такие кунштюки, с которыми всё детское озорство барчука и рядом не стояло?
Степан держался спокойно, хотя тоже явно испытывал неловкость. Отвечать ему, впрочем, не пришлось. По головам прошелестело слово «царь», и всё внимание публики направилось ко входу, на государя с двумя дамами. Памятуя о правилах, то есть о том, что он никем совершенно не узнан, император спокойно шёл через залу. Странное дело — он шёл ровным шагом и беспрепятственно там, где мгновение назад яблоку было негде упасть. Перед ним расступались, а за ним — смыкались.
Внезапно государь остановился. Всё замерло. Наклонившись к дамам, он что-то шепнул, после этого выпрямился и подошёл прямо к нашим приятелям и их кусающему губы барину.
Николай пристально разглядывал троицу. «Вот он, знаменитый взгляд василиска, — подумал Стёпа, — что-то мне страшно. Нет, я не трус, но я боюсь. Мама, роди меня обратно. Впрочем, мне кажется, или его величество смеётся?»
Царь не смеялся, но глаза его и правда прекратили «убивать».
— Хороший нынче бал, не правда ли? — услышал Степан до того, как понял, что произнёс это сам.
— Неплохой, — неожиданно ответил император. — А ты, я смотрю, знаток?
— Не очень. Мне больше чай с баранками нравится. Но здесь тоже неплохо.
Теперь Степан был уверен, что не ошибся: глаза Николая смеялись.
— Под вашу ответственность, — сказал император Пушкину, повернулся и тем же ровным шагом вернулся к ожидавшим дамам. Продолжив движение к выходу, он вскоре прошёл в галерею героев, оттуда в Георгиевский зал, где, судя по донёсшейся музыке, тотчас начался бал.
— Быстро отсюда. Оба, — Пушкин, в отличие от царя, смешного не видел вовсе. — Чтобы духу вашего здесь не было. Ясно? А с тобой, любитель баранок, я ещё поговорю. Мало не покажется.
Никита дышал как рыба, выброшенная на берег, и держался за сердце. Произошедшее с ним за день было слишком для немолодого слуги. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя и поразмыслить. Пока же он на ватных ногах следовал за Степаном и не сразу понял, что идут они куда-то не туда, во всяком случае, не тем путём, каким пришли.
— Куда мы, Степа? — задал он вопрос слабым голосом.
— Куда Макар ведёт, туда и идём, — пожал плечами на ходу приятель. Тут только Никита разглядел, что и правда, перед ними кто-то идёт, судя по виду — дворцовый лакей.
— Куда? Что? Ты что? Барин сказал! Царь сказал! Зачем? Кто? — выдал Никита каскад вопросов, от которых Степан только оскалился и хлопнул его по плечу.
— Не дрейф, Никита! Всё, что могло быть страшного, то уже случилось. Жаль, бал не посмотрели толком. Все эти полонезы... эх. Ну, значит не судьба. А идём мы, друг мой, в людскую.
— К-куда? — от предчувствия чего-то ужасного — всегда сопровождающего людей, слишком долго бывших слугами, при понимании, что приказ хозяина исполняется неправильно — он стал заикаться.
— На чердак, — просто ответил Степан. — Макар там живёт. Обещал показать. Вот и посмотрим.
— З-зачем?
— Понимаешь, Никита... как бы тебе сказать. Есть здесь одна легенда. Правда или нет — не знаю. Вот проверить хочу.
— Правда, правда, — подал голос Макар, — сами увидите.
 
Он вёл «гостей» «домой», как называли свои жилые помещения бесчисленные слуги дворца. Значительная часть их располагалась действительно на чердаке. Иного варианта разместить более двух тысяч человек прислуги, кроме как использовать все мало-мальски пригодные места, не было. На чердаках жили сотни лакеев разных профессий, поваров, ламповщиков, дровоносов, трубочистов и прочих. Жила там и рота пожарной охраны, и часть фрейлин. Чердаки являли собой отдельный мир со своими законами, иерархией, неписаными правилами, а их обитатели — касту. Дворцовых слуг отбирали особенно тщательно, нередко доводом в пользу кандидата служила родословная, то есть когда кто-то из родителей сам был служащим дворца. Эти люди действительно воспринимали свои комнаты, нередко наследственные, домом. И этот дом, хотя бы отчасти, Степан и собирался посмотреть. Найти желающего оказалось не так сложно, как он думал. Удивительно, но именно кастовость мышления Макара, лакея из кухонных разносчиков, сыграла на пользу. Возжелай кто с улицы, посторонний, посетить чердак — ему было бы отказано, и отказано презрительно. Особенность же восприятия дворца не только как рабочего места, но и дома... Словом, Степан пообещал, что он будет среди посетителей маскарада, гостей, а это совершенно меняло дело. Гость государя — гость всех. Это совсем другое. Оказать небольшую услугу такому человеку не зазорно. По сути нет разницы между тем, чтобы помочь найти выход заплутавшему гостю и тем, чтобы показать собственную комнату и что ещё ему захочется, решил Макар. Тем более раз гость столь щедр.
Надо признать — чердачные лабиринты впечатлили Степана не меньше роскоши парадных залов. Люди здесь именно жили. И подобно любому другому жилью, что занимают люди невысокого звания... Козы, куры, гуси, овцы, свиньи — весь набор живности, попадавшийся им на пути, не мог не впечатлить Степана (и совершенно не впечатлил Никиту), пока Макар не остановился перед очередным углом, огороженным какими-то досками, и не произнёс:
— Ну вот, я же говорил. А вы не верили.
Степан был очарован.
— Ради этого, друг мой Никита, и стоило сюда зайти. Не находишь? Это ведь прекрасно.
— Ты, Стёпушка, совсем головой стал скорбным? Ты приходи к нам чаще, на задний двор. Я тебе двух таких покажу. Что здесь прекрасного? Коров не видел никогда?
— Коров на чердаке Зимнего дворца? Нет, Никита, не видел. А вот теперь — видел.
  
Глава 15
 
В которой Степан понимает, что язык до Киева доведёт
— А это что такое?
— Скрепка, Александр Сергеевич, обыкновенная скрепка. От слова «скреплять». Очень удобная вещь для соединения листов бумаги. Вот, посмотрите.
— Да, неплохо. И что ты думаешь, производить их?
— Запатентовать. Без патента их любой скрутит сколько угодно.
— Патент. Тогда вольная нужна.
— Так не на моё имя, барин. На ваше.
— Мысль-то твоя. Негоже так. А это что?
— Английская булавка. Вот здесь я думаю, что дело пойдёт. Очень уж удобная вещица. И украшать можно. Но...
— Нужен патент?
— Верно, барин. Нужен.
— Почему «английская»?
— Для лучших продаж. Но можно и «русскую», почему нет.
— Это всё?
— Нет. Вот, взгляните.
Пушкин взял листок с какими-то квадратиками.
— А вот здесь, Александр Сергеевич, я на вас дюже надеюсь. Сие есть «кроссворд»!
— Хм.
— Сочиняются вопросы, ответы вписываются в квадратики, они пересекаются. Игра ума и знаний.
— Хмм.
— Любой сложности. Можно для детей, можно для взрослых. Можно по специальности или... да как заблагорассудится, можно. Крестьянские, купеческие, дворянские. Или не делить. Очень полезная идея, барин. Человек ведь загадки любит, многие страсть как любят. Вот эти кроссворды и пустить в народ. Хочешь не хочешь, а для ответа надобно слово знать.