Дом на горе

- Посторонних здесь не было, - ответил Тьюзди. 
- Он мог пройти рано утром, в четыре, пять часов. 
- Я каждый день встаю в четыре утра, - Тьюзди чуть склонил голову набок. - Прислушайтесь. 
Лишь щебетание птиц да далекое карканье ворон. 
- Знаете, почему они так расшумелись? 
- Кто? - не понял вопроса Саутворт. 
- Птицы. Я узнал, что вы едете, за десять минут до вашего появления. Если бы они оказались около дома ранним утром, птицы сообщили бы мне об этом. Ваш человек, вероятно, обогнул гору по склону. Зачем ему карабкаться на вершину, если есть более легкий путь. 
- Если он знал, куда идет, - возразил Саутворт. - А для нездешнего, да еще с пленницей на веревке, ваша дорога могла показаться очень привлекательной. 
- Значит, он устоял перед искушением, - отрезал Тьюзди. И пронзил Питера взглядом. - Ваша мать подкармливала орхидеи? 
- Да, конечно. 
- Она, наверное, предпочитала смесь опилок с древесной золой или торфяной мох? 
- Я как-то не обращал внимания. 
- А мы используем все, что есть под рукой. Любую гниющую дрянь, что попадает к нам. 
- Кажется, она пользовалась лиственным перегноем, - порылся в памяти Питер. 
Старик скрипнул зубами. 
- Все, что попадает к нам, - яростно прорычал он, словно этими словами решался вопрос жизни и смерти. 
Саутворта, однако, интересовали не орхидеи. 
- Смотрите в оба, Тьюзди, - попросил он. - Если вы засечете этого типа, помните, что Линда где-то неподалеку, - полицейский улыбнулся. - Если он попадет вам на прицел, я ему не позавидую. Я рассказал мистеру Стайлзу о деревянных граблях. 
Старик отвел взгляд. 
- Я помогу Линде, если сумею. Она хорошая девушка. Продала три портрета Эмили. Правда, не обнаженной. Похоже, Барчестер еще не подозревает о существовании женского тела. 
- Надеюсь, мы еще увидимся, мистер Рул, - Питер было повернулся вслед за Саутвортом, направившимся к "ягуару". 
Старик достал из кармана закопченную трубку, поднес спичку к остатку табака. 
- Мир ушел вперед и оставил меня на вершине этой горы. Для человека вашего возраста общение с революцией пятидесятилетней давности бессмысленно. 
Питер не понял, что хотел сказать Тьюзди, но прочитал горечь во взгляде старика. 
Утренняя тревога вновь навалилась на него. Бежать, бежать, и с горы, и из Барчестера. Саутворт уже сидел в машине. 
- Потрясающий старик, - Питер оглянулся на седовласого гиганта, склонившегося над горшками с орхидеями. 
Саутворт хмыкнул. 
- Даже учитывая его возраст, я не хотел бы схватиться с ним. Говорят, по приезде сюда он сгибал подковы. И этими же ручищами мог изготовить замысловатую блесну для ловли форели или нарисовать бабочку. 
Заурчал мотор, и они покатились вниз по петляющему среди деревьев проселку. В зеркале заднего обзора в последний раз мелькнуло огромное мраморное сооружение. 
Они проехали примерно пятьдесят ярдов, когда слева донеслись выстрелы. 
- Притормозите! - попросил Саутворт. 
Питер остановил машину и заглушил двигатель. Пальба продолжалась. 
- Пойду взглянуть, что там такое, - Саутворт открыл дверцу, вылез из кабины, поправил кобуру. - Вы можете ехать, мистер Стайлз. Местность здесь очень пересеченная, - вновь деликатный намек на его протез. 
- Удачи вам, - крикнул Питер. 
Саутворт спустился с невысокого откоса и исчез в подлеске. Несколько минут Питер слышал треск ломаемых веток. Выстрелы прекратились. Только теперь Питер заметил, что его руки, сжимающие руль, мокры от пота. Все его существо требовало: вниз, только вниз. 
За пятнадцать лет работы репортером Питер пришел к твердому убеждению, что возникающее у него чувство страха редко вызывалось разыгравшимся воображением. Стремление бежать четко указывало на близость реальной опасности. 
Питер сидел, не шевелясь, лишь сжимая да разжимая занемевшие пальцы. Затем достал трубку, набил ее табаком из кисета, зажал чубук зубами, но раскуривать не стал. 
Потянулся к ключу зажигания, передумал. Ему вспомнилось леденящее рукопожатие Тьюзди. В ушах зазвучал рокочущий голос: "Мы используем все, что есть под рукой. Любую гниющую дрянь, что попадает к нам". Речь шла об удобрениях для растущих в горшках орхидей. Или нет? Может, старик имел в виду совсем другое? 
 
Ответ он мог получить, лишь вернувшись назад. 
Места для разворота "ягуара" не было, да и вообще имело смысл пойти пешком и осмотреть окрестности. 
Питер вышел из машины, открыл багажник, вытащил чемодан. Из-под аккуратно сложенной стопки рубашек он достал маленький пистолет, сунул его в карман пиджака, закрыл чемодан и багажник и повернулся к вершине горы. Предупредят ли птицы Тьюзди о его приходе, подумал Питер. Сам он не понимал их языка. 
Шесть или семь минут Питер поднимался по проселку, а достигнув последнего поворота перед отелем, свернул в лес. Шел он очень осторожно, стараясь не шуметь. Наконец он приблизился к опушке и сквозь редеющие деревья увидел мраморное здание и цветочную поляну перед ним. 
Тьюзди Рул уже не возился с орхидеями. Рядом с горшками стояла женщина. С длинными, почти до талии, черными волосами. В джинсах, облегающих полные бедра. Босиком. В ярко-алом бюстгальтере. С кожей цвета лесного ореха. С классической фигурой периода Боттичелли: большие бедра, большая грудь, уже тронутые возрастом. Натурщица Тьюзди, догадался Питер. 
И тут что-то твердое и холодное уперлось ему в шею. 
- Ты, похоже, забыл, что уезжать надо вовремя, старичок, - раздался спокойный голос. - Быстро подними руки и сложи их на голове... если ты хочешь, чтобы у тебя осталась голова. 
Питер поднял руки. Тут же из кармана пиджака вынули пистолет. 
- А теперь, марш к отелю, - приказал тот же голос. 
Питер двинулся вперед, не опуская рук. Натурщица наблюдала за ним. Ее загорелое лицо хранило следы былой красоты. Увидел Питер и других, троих молодых людей с ружьями и дробовиками наперевес и рыжеволосую девушку в ярко-зеленом выше колен платье, стоящую у парадной двери "Причуды". Она широко улыбалась. 
- Дурак, - услышал Питер, подходя к натурщице. 
ГЛАВА 3 
- Иди в дом, - последовало новое указание. 
Питер подчинился. Давным-давно, в колледже, он по праву считался одним из лучших полузащитников в футбольной команде*. Перед самой игрой нервное напряжение становилось непереносимым. И только после первого столкновения с соперником нервы успокаивались, и он мог показать все, что умел. То же самое имело место и сейчас. Встреча с опасностью произошла, реальной опасностью. И тревога, от которой потели руки и немели мышцы, исчезла. Ее заменила холодная, расчетливая злость, особая злость, готовность к бою.