Палач и Черная птичка (ЛП)

Я не уверена, что это означает. Но не спрашиваю. Не тогда, когда его взгляд задерживается на моих губах, когда они приоткрываются на дрожащем выдохе. Его другая рука медленно поднимается, чтобы убрать волосы с моего плеча, кончики пальцев посылают электрические искры, когда обводят изгиб моей шеи.
Он наклоняется ближе. Его глаза не отрываются от моих. Губы всего в нескольких сантиметрах от моих…
  
И тут у него звонит телефон со звуком сирены.
— Блять, — шипит он, его проклятие задевает мои губы. Он отстраняется, несостоявшийся поцелуй теряется в другом измерении, еще один Палач и Черная птичка в другом мире давно целуются.
Но в этом мире рука Роуэна опускается с моего лица, его глаза закрываются. Он вынимает телефон и принимает вызов.
— В чем дело? — спрашивает он, пытаясь сдержать разочарованный вздох. — Что значит «взорвался»?.. Господи, что за хрень? Все в порядке…? — Роуэн проводит рукой по своим волосам, зачесанным назад, теперь они растрепанные. Его глаза останавливаются на мне с темной интенсивностью. — Я уже в пути. Готовьте все, что понадобится.
— Прозвучало не очень хорошо, — говорю я с горько-сладкой улыбкой, когда он отключает звонок.
— Мне нужно идти. Прямо сейчас. Прости.
— Я могу помочь…
— Нет, — говорит он неожиданно твердым голосом. Его рука находит мою и удерживает, извиняясь за свой резкий тон. — Плита в кондитерском отделе буквально взорвалась. Слава богу, черт возьми, никто не пострадал. Я не хочу, чтобы ты и близко подходила туда. Нельзя, Слоан.
Я киваю и пытаюсь улыбнуться.
— Мне жаль, что ночь приняла такой оборот.
— Мне тоже. Мне ужасно жаль, — говорит он с глубокой складкой между бровями и качает головой. — Оставайся и развлекайся. Я поеду на такси в ресторан, пришлю водителя, чтобы ты могла вернуться в отель, когда захочешь.
Его рука ложится мне на затылок, и он запечатлевает поцелуй на моем лбу. Прикосновение отзывается эхом еще долго после того, как его губы исчезают.
У меня болит грудь, когда он делает шаг назад и опускает руку. Улыбка Роуэна слабая, его брови нахмурены.
— Пока, Черная птичка.
— Пока, Палач.
Я наблюдаю, как он отступает, едва не натыкаясь на людей, его глаза сливаются с моими, пока он не заставляет себя повернуться. А я все смотрю, ноги приросли к полу, руки сцеплены вместе, статуя среди стробоскопов и кружащихся вокруг людей.
Только подойдя к дверям, Роуэн оборачивается. Его глаза находят мои. Я одариваю его мимолетной улыбкой. Он проводит рукой по своему лицу, и на нем остается свирепое, решительное выражение. Он делает два шага в моем направлении, но резко останавливается, его плечи опускаются, когда он достает телефон из кармана куртки. Бросив последний, обреченный взгляд в мою сторону, он принимает еще один вызов и поворачивается, чтобы уйти.
Пять минут спустя на мой телефон приходит смс-ка с номером водителя.
Я ухожу, как только получаю ее.
Когда возвращаюсь в отель, то сразу же готовлюсь ко сну и забираюсь под хрустящее постельное белье, засыпая почти мгновенно, как будто мой мозг и сердце пробежали марафон. Встаю незадолго до будильника, выписываюсь через сорок пять минут после пробуждения, выхожу из отеля «Хилтон», чтобы поехать в аэропорт «Логан», когда у меня в руке звенит телефон.
Уже скучаю по тебе.
От эмоций у меня перехватывает горло. Я долго смотрю на экран, прежде чем набрать ответ.
Я тоже скучаю по тебе.
Планы на август не сорвались? Я не обижусь, если ты не сможешь, правда.
Знаю, у тебя много дел.
Я полностью готова к отказу. А как иначе? Учитывая, что строится новый ресторан, а старый, похоже, трещит по швам, разумно ожидать, что он захочет отсрочки на год. Я буду опустошена? Конечно. Но пойму ли? Конечно.
Черная птичка…
Многоточия его входящего ответа заставляют неподвижно стоять на дорожке.
Я сам готов взорвать этот ресторан, но наши планы не изменю. Увидимся в августе.
И смени масло, ты, чертова варварша!
Я кладу телефон в карман и проглатываю жжение, подкатывающее к горлу, а затем продолжаю идти, готовая пережить следующие несколько месяцев. Может быть, готовая попробовать еще раз.
Что, если я просто попробую еще раз?
Что, если.
  
13
 
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО РАЗРУШЕНО
 
СЛОАН
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ
— Блять. Я опоздала? Ты уже победил?
Роуэн бросает мимолетный взгляд в мою сторону, когда я приближаюсь по дорожке в пыльных кроссовках. Его руки скрещены на груди, рукава футболки обтягивают напряженные бицепсы. В глазах мелькает тревога, они внимательно изучают детали моего лица, потом он снова обращает внимание на то, что стоит за пологими холмами, поросшими травой.
— Нет. Не победил.
— Что делаешь?
— Пытаюсь настроиться.
Я вопросительно наклоняю голову, но Роуэн на меня не смотрит. Я слежу за его взглядом, останавливаясь рядом с ним.
— Ого… это… нифига себе.
Я осматриваю полуразрушенный двухэтажный фермерский дом в Техасе, расположенный за пологим подъемом холмов, разглядываю потрепанное и выбеленное дерево, разбитые и заколоченные окна на втором этаже. Дыра с правой стороны крыши зияет в небе, как кричащая пасть, взывающая к грозе, которая затемняет горизонт. На крытом патио разбросан хлам — сломанные стулья и коробки, канистры из-под дизельного топлива и инструменты, много всего по бокам от расчищенной дорожки, ведущей к закрытой входной двери.
— Ну… уютное местечко, — говорю я.
Роуэн напевает что-то тихое и задумчивое.
— Если под «уютным» ты подразумеваешь «кошмарный», я согласен.
— Ты уверен, что он там?
Маниакальный смех и пронзительный крик мужчины предшествуют рычанию бензопилы, которая заводится внутри дома.
— Почти уверен, да.
Крики, безудержный смех и рев бензопилы рассекают воздух, который внезапно кажется слишком тяжелым, слишком горячим. Мой пульс учащается. Кровь шумит в ушах, в ритме симфонии безумия.
— Можем просто пойти выпить пива, — говорит Роуэн, на фоне в доме царит хаос. — Это делают нормальные люди, да? Ходят за пивом?
— Да…
Часть меня думает, что это мудрая идея, но я не могу отрицать волнения, которое наполняет мое сердце адреналином. Харви Мид — настоящая скотина, животное, и я хочу с ним поквитаться. Я хочу прибить его гвоздями к доскам пола в его же доме ужасов и вырезать ему глаза, хочу помешать ему отнять еще одну жизнь. Я хочу, чтобы он почувствовал то, что чувствовали его жертвы.
Хочу заставить его страдать.
Роуэн тяжело вздыхает, глядя на меня через плечо.
— Мы ведь не за пивом идем, правда?
— Да. Потом сходим.
Еще один отчаянный крик прорезает воздух, вспугивая стаю ворон и одинокого стервятника из редкой рощицы слева от тропинки. Они не уходят далеко, вероятно, уже зная, что звуки в доме сигнализируют о предстоящей трапезе.
Звук бензопилы повышается, и крик становится слабее. Как туман. Безнадежность. Это не крик, молящий о пощаде. Это всего лишь боль, как рефлекс. Человечность выветрилась, исчезла, превратилась в животное, попавшее в тиски отчаяния.
Маниакальный смех Харви Мида затихает. Крики его жертвы становятся все тише, пока не затихают совсем. Бензопила продолжает работать, ее звук то повышается, то понижается, пока, наконец, тоже не прекращается, окутывая нас тишиной.
— Новое правило, — говорю я, прочищая горло от гравия и поворачиваясь лицом к Роуэну. Он смотрит на меня сверху вниз, его щеки раскраснелись, темно-синие глаза горят, как сердцевина алканового пламени. Хотя он кивает, я не вижу никакого волнения на его лице, он сжимает губы в мрачную линию, а складка между бровями углубляется. — Если ты поймаешь его первым, я кое-что заберу.
Роуэн снова кивает, всего один раз. Его присутствие проникает в мое пространство. Его жар. Его запах. Шалфей, перец и лимон окутывают меня.