Повелительница леса (СИ)
Мы с Флорианом быстро переглянулись.
— Лаирасул еще и камни слышал? Ого! А я всего лишь ветками бросаюсь, и то не всегда попадаю в цель, — обиженно протянула я.
Посмотрев в дневник, я поняла, что эта запись была последней. Я тупо уставилась в огонь, пытаясь переварить полученную информацию.
— Где мой отец, Флориан? Что с ним случилось?
— Понятия не имею. Это же твой отец. Да и меня больше интересует гномий венец. Куда твой папаша его запрятал?
Я встала и принялась нарезать круги вокруг костра, рассуждая вслух:
— И почему моя мама ни словом не обмолвилась о Лаирасуле? Я ведь спрашивала ее о том, кто мой настоящий отец.
— И каких сказок она тебе наплела?
Я хмуро посмотрела на единорога. Он все также сидел, сложив длинные ноги, и изредка помахивал хвостом.
— Никаких. Она лишь говорила, что это было самое лучшее, что случалось с ней в жизни. И советовала никогда не выходить замуж без любви.
— Послушная дочь, — съязвил единорог.
— Она вышла замуж за Генри, когда мне было десять, и выглядела вполне довольной.
— Женщины очень коварны. И неважно эльфийка она или смертная, — уверенно вставил Флориан. — Да и ты фрукт из той же корзины. В Элрика не влюблена, а замуж за него вышла.
Я отмахнулась от единорога, продолжая стаптывать траву. В лесу стояла поразительная тишина. Вот только мне спокойно вовсе не было. Я напряженно размышляла, скользя взглядом по сторонам. Лаирасул, моя мама, дневник, рисунки, венец, дневник, лунные эльфы, Генри, Исилендил, красный в отблесках пламени дневник Красный, как кровь, как маки
Под красными маками встретимся вновь,
Сильнее, чем смерть, наша любовь.
Я замерла и со всей силы хлопнула себя рукой по лбу.
— Ой, больно наверное, — встрял Флориан.
— Ну конечно! — вскрикнула я и начала лихорадочно рассказывать: — На земле, принадлежащей нам, есть небольшой участок, отведенный под кладбище. На нем пять могил. В двух родители моей мамы, они умерли еще до моего рождения. В третьей — мама, в четвертой — мой отчим. А вот пятая безымянная. Я как-то спросила маму, кто лежит в этой могиле, а она сказала, что там умерший за любовь. Я спросила ее: «А разве можно умереть за любовь?» Она ответила, что можно, если весь мир против. Я ничего не поняла, да и мама сильно расстроилась и остаток дня проплакала. Больше я никогда этот разговор не заводила. Но, сколько я себя помню, на безымянной могиле всегда росли маки. Всегда. Даже зимой. Мой отец, Лаирасул, мертв, Флориан. И, кажется, я знаю, где искать венец.
Глава 14
— Ты настолько безумна, что собираешься раскопать могилу? — пробормотал мне в волосы Флориан.
— Посмотрим, — ответила, стараясь унять озноб от такой перспективы.
Мы стояли на краю леса. Из-за деревьев я видела свой дом, озаренный лунным светом, с призывно горящим окнами главной комнаты. Дом, в котором я выросла, в котором мы с мамой провели столько беззаботных дней и были по-настоящему счастливы. А теперь в нем хозяйничает чужак, подлый вор, из-за которого я не могу вернуться под защиту родных стен. Во мне поднялась волна злости. И хотя Лаирасул ясно написал в дневнике, что его сила была бесполезна в мире смертных, я не теряла надежды попробовать свою. Вдруг сила полукровки имеет бо́льшую власть?
— Видимо, ты действительно неравнодушна к Элрику, — подначил единорог. — Да настолько, что готова ради него потревожить мертвеца. А я думал, что про такую любовь только в стихах можно прочитать.
— Эльфы не сделали мне ничего плохого, я не хочу, чтобы Норин уничтожил Лоссэ Таурэ. Ты видел гномов? Это же прирожденные убийцы, — вполголоса сказала я, гипнотизируя взглядом дом. — А ты вместо язвительных реплик мог бы мне помочь.
— Я же объяснил, что не смогу покинуть лес. Он меня не выпустит. А даже если бы и смог, на живого единорога сбежались бы посмотреть из соседних деревень. Точнее, это сначала бы они смотрели, а потом подняли меня на вилы, чтобы продать шкуру, а за рог устроили бы настоящий бой, ведь всем известно, что рог единорога — Флориан резко осекся и замолчал.
— А? Что там с твоим рогом?
— Он очень ценный, — буркнул Флориан.
— До рассвета пара часов, никто бы тебя даже не заметил. К тому же твоя шкура настолько черна, что даже сейчас я тебя еле-еле различаю.
— А чего мы вообще ждем?
— Ждем, когда Маркус заснет.
— А как же собаки? Он разве не выпускает их на ночь?
— Они обычно спят в доме, в его ногах.
— Посмотри-ка, кажется, он уходит, — сказал Флориан, но я уже и сама увидела, как погас свет в окнах, а дверь скрипнула, выпуская человека в окружении трех рослых собак. — Куда это он ночью собрался?
— Понятия не имею, может, подружку завел. Но так даже лучше. Я смогу пробраться в дом и взять пару маминых вещей, если Маркус еще не все их растащил.
Силуэт Маркуса растворился в ночи. О его удалении от дома рассказал приветственный лай соседских псов.
— Найди венец и сразу возвращайся, — Флориан ткнулся мордой мне в щеку. — Я не смогу помочь тебе, как в Исил Наллэ.
— Усыпить Идриль и разозлить лунных эльфов — это ты называешь помощью? — фыркнула я.
— Неблагодарность — худшая черта смертных, — обиженно протянул единорог.
— Зато здравомыслие — лучшая, — парировала я. — Ладно, я пошла.
— Будь осторожна.
— Я всегда осторожна, — проворчала я.
Флориан ответил что-то на древнем эльфийском наречии. Перевод я предпочла не знать, а решительно двинулась вперед. Я легко прошла по высокой траве, держась в тени деревьев. Хотя до дома, казалось, можно было дотянуться, я все же изрядно запыхалась, пока поднималась и спускалась по бесконечным кочкам и пролезала через невысокий кустарник. Хорошо, что ботинки, которые мне дала Гуда, были на удивление мягкими и удобными. Дойдя до входной двери, я оглянулась, надеясь увидеть Флориана, но лес беспросветной стеной равнодушно смотрел на меня. Чуть шевелились лишь верхушки самых высоких деревьев.
Под ступенями, ведущими в дом, мама всегда хранила запасной ключ, про это не знал даже мой отчим. Я нашла ключ на прежнем месте и, отперев чуть скрипнувшую дверь, вошла внутрь. В нос ударил кисло-сладкий винный запах. Видимо, Маркус пристрастился к выпивке. Мои догадки лишь подтвердились, когда я запнулась о пустую бутылку, и она с громким звяканьем покатилась в угол.
Огонь в очаге главной комнаты догорел, оставив маленькие тлеющие угольки. Их света мне было достаточно, чтобы безошибочно передвигаться. Половицы знакомо поскрипывали, когда я продвигалась вглубь комнаты. Главная комната вела в коридор, из которого несколько дверей расходились в спальни — мою, мамину с Генри и Маркуса. Я толкнула беззвучно открывшуюся дверь своей комнаты и вошла. Убывающая луна лила свои бледные (тьфу, понахваталась из дневника!) лучи в большое окно, поэтому в комнате было светло, почти как днем.
— Больной идиот! — вспылила я, увидев на кровати свое любимое платье, покоящееся под одеялом. Примятость с другой стороны явно свидетельствовала о том, что Маркус теперь спит здесь. Я подошла и, схватив платье, выбросила его в окно, в тот же миг пожалев о собственной вспыльчивости. Ведь теперь он узнает, что я была здесь. А, плевать! Дав себе слово больше не отвлекаться, я сунула нос в шкаф, выудив оттуда сумку-мешок из холстины, с которой мы с мамой ходили в лес за травами. Затем я прошла в комнату родителей, отметив, что мой сводный братец явно копался в маминых вещах.
— Раздери его енот! — крикнула я, увидев, что шкатулка с мамиными украшениями пуста. Я постаралась сдержать слезы. Оставалась надежда, что Маркус отдал их в залог, тогда я смогу выкупить вещицы. В раздражении я топнула ногой. Но Маркус не знал одного — под простым туалетным столиком был тайник. Мама давно показала мне его, строго-настрого приказав молчать об этом месте.
«Я откладываю понемногу каждый месяц. В случае чего ты не будешь голодать», — говорила она.
Я села на пол и, согнувшись, нажала тайное углубление под столешницей. Пошарив рукой в открывшемся ящичке, я достала небольшой мешочек. Встряхнув его, высыпала тускло блеснувшие золотые монеты. Следом за ними на ладонь мне выпал круглый медальон на длинной цепочке. Странно, но раньше я его не видела. Я надела медальон на шею и спрятала в вырезе платья, на секунду прижав к груди и сглотнув слезы. Монеты отправились обратно в мешочек, который я запихнула в сумку. Если мне повезет, я успею заглянуть в лавку ростовщика и выкупить мамины драгоценности.