Вперед в прошлое 8 (СИ)

Как только приобрету акции — не все, а на сколько денег хватит, чтобы не тащить из оборотных, маме можно увольняться. Если захочет, будет заниматься торговлей. Не захочет — что-нибудь придумаем.
Пришла мысль, что у нас же еще действующий порт, один из самых больших в стране! Его акции достать бы… Хотя ну его. Слишком это грязное место, прогремевшее дурной славой. Потому что порт — не только растаможка и связанные с этим деньги, но и наркотрафик, и прочий оборот запрещенного. Хотя сейчас при повальном безденежье наркотики не покупают, а варят на кухнях адские смеси и сбывают за бесценок.
Борис проковылял к столу, где я вчера оставил сертификат на одну акцию «МММ», повертел его в руках, посмотрел на свет и воскликнул:
— Она фальшивая!
Я не придал его словам значения.
— Быть такого не может. В официальном пункте продажи купил.
— Тише вы, мать спит, — шикнула на него Наташка.
Борис включил настольную лампу.
— Я те отвечаю! Смотри! — Он просветил сертификат, и на его лице его отобразилось облегчение. — А, нет, порядок.
И все равно мой брат не спешил расставаться с ценной бумагой, вертел ее в руках, потирал подбородок и поглядывал на меня с опаской.
По очереди ополоснувшись в душе, мы сели завтракать. Я отварил себе два яйца… Точнее, сперва решил отварить два, потом бросил в кипящую воду еще одно. С таким графиком мне надо хорошо питаться. Борис сжевал булочку с маком. Наташка ограничилась кефиром. Мода на анарексичек сводила девчонок с ума, даже таких хрупких, как моя сестрица. Нормальные женщины, не лишенные форм, официально считались толстыми, отчего морили себя голодом, но все равно не соответствовали канонам.
Вот возрадовались бы, если бы увидели колоссальные инстаграммные зады из будущего!
Поужинав, Наташка юркнула в спальню. Через незакрытую дверь было видно, что она стоит на балконе, пытается понять, тепло ли и что надевать. Заоконный градусник на кухне показывал +13. Видимо, ей не терпелось похвастаться крутыми сапогами, да погода не позволяла. Так и подмывало сказать, что скоро грянет норд-ост, да нельзя было заниматься кликушеством — откуда мне это знать?
Одеваясь, я думал о грядущем урагане, одном из самых разрушительных в истории региона. Точно помню, что он начался среди учебной недели, и занятия в школе отменили, были погибшие и пострадавшие. Наверняка много бездомных умерло — не сразу, а спустя неделю-две — от воспаления легких, вызванного переохлаждением.
Что я могу сделать, дабы помочь им, не вызывая подозрений? Обеспечить их зимней одеждой. Как? Организовать благотворительный сбор. Да хоть среди своих кинуть клич, чтобы несли бабушкины вещи, пылящиеся в чуланах. И еще кое-что вспомнилось.
Мановара, нашего боевого товарища по школьной революции, должно долбануть током, но чуть позже. Ветер оборвал провода, основные восстановили, дали электричество… И выяснилось, что восстановили не все.
Мановар попал в реанимацию. Его откачали, он долго лежал в больнице, а после этого чуть тронулся, бросил школу и куда-то делся. Подробностей я не знал, парень учился классом старше.
Надо подумать, как ему помочь, ведь я не знал, где и когда его ударит током. Точно не во время урагана.
К шелковице мы пошли вместе с Борисом. Наташка окончательно отделилась от нашей компании.
Думал, за время моего отсутствия команда развалится, но нет, изменилась только шелковица. Листья у нее не пожелтели, а почернели и частично опали.
На месте встречи стояли печальный Илья, Ян, Гаечка, Лихолетова, Алиса, Каюк, Димоны и Кабанов. Барик, натужно покашливая, пинал опавшие листья. То и дело останавливаясь, он демонстративно поправлял крутую куртку-косуху, я видел такую в Москве, но меня жаба задавила отдавать за нее сто тридцать долларов.
Куртка была велика Барику на два размера, и рукава ему пришлось подкатить.
Памфилов, подоспевший чуть позже меня, тоже это заметил:
— Оба-на! Металлисты в городе! Колись, Серега, у отца подрезал? Взял поносить, пока он на смене?
— Это моя! — гордо заявил Барик.
  
— Ой, не свисти, — не унимался Ден. — Как будто мы не знаем.
Барик попер на него, сжав кулаки.
— Моя, слышал?
— Твоя, твоя! ­— Ден примирительно поднял руки, что-то пробурчал.
Гаечка с Лихолетовой расхохотались.
— Чё ты рассвистелся? Самый умный, да? За базар ответишь…
— Парни, ша! — крикнул я.
Ден и Серега перекинулись недобрыми взглядами и обострять конфликт не стали. Моя симпатия была на стороне Памфилова, от гнилушки можно чего угодно ожидать. Хотя… Вот так смотришь на человека: вроде нормальный, прилично одетый… Во всяком случае, впечатление производит более приятное, чем Плям или Чума, а гнилой. От такого чего угодно можно ожидать. Вспомнился трупный запах, который накатил в метро. Нет, не хочу это чувствовать снова!
Больше всего меня интересовал Рамиль. Его родители могли пострадать при налете на рынок, и то, что он задерживался, очень тревожило.
— Где Рам? — спросил я вместо приветствия и посмотрел на Димонов: сперва — на Минаева, потом — на Чабанова. — Видели вчера?
— Не, — мотнул головой Минаев и потупился виновато.
Я поделился опасениями, Илья кивал, слушая, а остальные бледнели. Никому не пришло в голову, что с родителями друга может случиться беда.
— Хорошо, что я вчера не работала, — передернула плечами Алиса и скрестила руки на груди — видимо, вспомнила, как сидела взаперти.
— Я козел, — отругал себя Минаев. — Так перетрясло, что… В общем, не сообразил.
— Ладно, подождем, — сказал я.
Илья глянул на электронные часы, которые я всем привез из Москвы, и резюмировал:
— Шесть минут до звонка. Пора.
Видимо, вчерашний погром обсудили, пока ждали меня, и Илья спросил:
— Мама написала тебе, э-э-э, освобождение от школы?
— Конечно, — кивнул я. — Все выучил, на большой перемене в столовой меня не ждите — пойду договариваться о сдаче пропущенного.
— Как это будет? — поинтересовался друг.
— Без понятия. Инка посадит контрольную писать, Еленочка и историчка зададут пару вопросов и на том все.
В школе я отделился от компании, рванул в учительскую, нашел Еленочку, которая мне искренне обрадовалась, отдал ей записку от мамы. Классная ознакомилась с ней, посмотрела на меня с удивлением, намотала локон на палец и отпустила его, как пружину.
— Хм-м… Ты много пропустил…
— Я готовился и все сдам, — обезоруживающе улыбнулся я и побежал на урок.
Вбежал я со звонком. Учительницы еще не было, и меня встретили аплодисментами. Начала Заячковская, ее с радостью поддержала Ниженко, а потом уже все хлопали, хулиганы на галерке свистели, но радостно. Карась пучил глаза, хлопал плавниками и бил хвостом. Только бывшие лидеры, нынешние аутсайдеры: Райко, Баранова и Семеняк делали вид, словно меня нет.
Я остановился, смутился, невольно глянул на пустующее место Рамиля, и настроение испортилось. Неужели все-таки…
— Привет, — буркнул он из-за спины.
Стало легко, я улыбнулся, помахал одноклассникам и спросил у него по пути к своему месту:
— О погроме знаю. Сам его видел. Родители как?
— Целы, — ответил он.
— Потом поговорим, есть вопросы.
Рамиль кивнул.
Весь урок я сидел как на иголках, поглядывал на Меликова. Он не выглядел озабоченным или грустным, вертелся, шутил, смеялся. Как только прозвенел звонок, я подошел к нему и сверил информацию с той, что предоставил отец:
— Кто держит рынок? На кого наезд? Кого убили?
Вокруг нас начала собираться толпа любопытствующих, Желткова грудью на меня напирала, оттесняя от Рамиля, пришлось ее осадить:
— Люба, уйди. Дай послушать, это важно.
— Убили директора, двух охранников и продавцов, отчитался он. — Директор — не хозяин. Хозяин… Их двое, братья Войтенко, больше старший, конечно. Что там у них с нашими быками, были ли терки — не знаю. Отец тоже вчера ничего не знал.
— Ясно. Спасибо.
Меликовы — просто торговцы, им доступны только слухи, они даже не знают, что убили кассира. Выяснять достоверные подробности нужно у приближенных к администрации, и такой человек у меня есть! Валютчик Павел.