Белый волчонок (СИ)

— Почему только убив? — парень неожиданно сильно бледнеет.
— Потому что такие условия. Ты знаешь, что только так. А тот, другой, в будущем может спасти сотни людей. Он целитель, и очень хороший. Что ты сделаешь?
Молчание длится долго. Усердно думает не только Истровский, на которого жалко смотреть. Он бледнеет, краснеет, кусает губы, но не отвечает. Ох и впечатлительный парень.
— Можешь не отвечать, — сжаливается все-таки жрица. — Вслух. Но для себя реши и лучше заранее будь готов. Не мне тебе говорить о том, как все может быть, — загадочно заканчивает она.
Выматывает нас всех не то слово. А я понимаю, что на детишек тут возложена совсем недетская ответственность. Конечно не прямо решать, кому жить, а кому нет. Но как минимум думать, что к этому может привести чуть ли не любой поступок.
Боги не особо церемонятся с теми, кто не справился вникнуть в их законы. Поклонение, жертвы и вот это все, не спасет. Как там? Незнание законов не избавляет от наказания. Только тут еще и сбежать не получится.
Есть тут и темные боги. Ну или не очень светлые. Про абсолютное зло речи не идет, но жрица сильно морщится, упомянув Сетха. Я делаю пометку в памяти — узнать подробнее.
Перейти на темную сторону меня не тянет, но знать — не значит поддерживать. Хочется всех посмотреть, да. Я, как могу, избегаю неприятных мыслей.
Мне становится интересно, в чем же наша группа накосячила. После услышанного уже не кажется, что это угон отцовской тачки или пьяный дебош.
От гнетущей обстановки меня отвлекает лишь Илена. Рыжая бестия при любом удобном моменте вертится, бросает на меня озорные взгляды и выставляет в проход ножку.
И даже суровый взгляд жрицы, когда она поворачивается в сторону девчонки, утихомиривает ту минут на пять. В конце концов надолго успокаивает чертовку мощный подзатыльник от брата.
Ну чисто ребенок. Если не смотреть на ушки, ножки и третий размер груди. Мне сложно представить, что она совершила что-то ужасное. Но у таких настолько большое шило в заднице, что без проблем жить они не умеют.
Завершаем мы, можно сказать, на позитивной ноте. Госпожа София нас хвалит и даже улыбается, скупо, но хоть что-то. Только Илене достается осуждающее покачивание головой.
Эратская выскакивает, ни с кем не попрощавшись, остальные тихо обсуждают совместные планы. Мне приходится сильно напрячься, чтобы сообщить брату о том, что мы закончили.
Не с первого раза, но я получаю ответ «Не ори ты, понял. Скоро буду». Да не ору я, просто сильно стараюсь.
— Белаторский, — звучит властный голос, улыбки уже нет. — А ты останься.
  
Глава 7
 
«Отбой, я еще задержусь» — от неожиданности у меня получается достучаться до брата сразу же. Тот что-то неразборчиво бурчит в ответ, но я уже переключаю внимание на реальность.
Вся компания награждает меня сочувствующими взглядами. Илена, на развороте, успевает еще и подмигнуть. Они дружно быстренько сваливают.
Жрица молча смотрит на меня, не мигая и не шевелясь. Неуютно конечно, но беспокоит меня что-то другое. Эти пронзительно голубые глаза, острые скулы, высокий лоб… Неужели?
— Смотрю, до тебя наконец дошло, — оттаивает женщина и одаряет меня намеком на улыбку. — Не все так и плохо, значит. Да, мы с тобой родственники. Я твоя двоюродная, хм, бабушка.
— Бабушка? — глупо повторяю.
— Последний раз я это от тебя слышу, Белаторский, — приказывает она. — И дело не в возрасте. Я уже сорок лет жрица храма Маат. Тут моя семья, хоть я и осталась в роду. Это не значит, что мне плевать на твои проблемы. Только то, что у меня приоритеты иные. Я помогу тебе, сделаю все, что в моих силах и моей власти. Но и от тебя я жду, чтобы ты надеялся в первую очередь на себя. Ясно?
— Совершенно ясно, — я усердно киваю.
Неплохо, конечно, иметь бабушку верховную жрицу. Но и такой вариант меня более чем устраивает. Если со мной не будут нянчиться, то так еще лучше.
— Надеюсь, — явно не верит она. — Так, придется действовать быстро. Пойдем.
 
София выходит из комнаты так бодро, что мне приходится догонять ее бегом. Мы снова проходим лабиринт, и я тщетно пытаюсь запомнить повороты. Наверняка специально так запутано, чужой сразу потеряется.
Мы поднимаемся по лестнице, проходим через балкон, с которого видна часть основного зала. Там, внизу, неспешно бродят фигурки людей.
Жрица приводит меня в небольшой рабочий кабинет. Помимо массивного стола у окна, тут стоит уютный низкий диван с журнальным столиком. Пара открытых книжных полок, закрытый дубовый шкаф. И везде картины, статуэтки, вазы и подсвечники.
Заметно, что тут она проводит почти все свое время. На диване лежит видавший лучшие времена плед, на столике стоит чайный набор. Стол у окна завален бумагами и книгами.
Не бардак, а живой беспорядок. Такой бывает только когда всеми предметами активно пользуются.
София указывает на диван и я осторожно присаживаюсь, переложив плед в сторону. От него пахнет женскими духами, в нос ударяет нежный цветочный аромат.
— Откинься, постарайся расслабиться, — тон ее смягчается в соответствии со словами. — Это важно, для начала. Потом, на автоматизме, ты сумеешь не обращать внимания на внешние факторы.
Я слушаюсь, устраиваюсь поудобнее. Ерзаю, не находя места рукам, но в итоге успокаиваюсь. Мягкое сиденье и спинка принимают форму моего тела.
— Теперь закрой глаза, зрение тоже отвлекает. Тебе нужно почувствовать свою силу, свой дар богов. Отделить от всех остальных чувств. У всех по-разному, но это ощущается. Ледяной смерч, обжигающее пламя или теплый огонек. Свист ветра, твердость камня. У силы есть свои уникальные особенности. В спокойном состоянии она словно свернута, сконцентрирована внутри тебя. Ты чувствуешь?
Под спокойную и монотонную речь погрузиться во внутренние ощущения оказывается несложно. Это не ощущается волной жара, как утром. Сейчас сила кажется маленьким теплым котенком, свернувшимся на груди и тихо мурчащим.
— Чувствую, — удивляюсь таким приятным ощущениям.
— Где?
— Тут, — я кладу ладонь на солнечное сплетение.
— Хорошо, это хорошо. Теперь разверни, окутай силой все тело. С макушки и до пяток. Чтобы этот кокон стал цельным, забудь что ты стоишь на земле. Представь себя парящим в воздухе. Пятка может стать уязвимым местом не только в легендах эллинов.
Вожусь я долго, аж вспотеваю от усилий. Иногда я открываю глаза и посматриваю на жрицу. София стоит спиной ко мне, у окна, и никак не проявляет нетерпения.
Это успокаивает, но у меня ничего не получается. «Котенок» лишь призрачно отбрыкивается, не желая просыпаться.
— Не отвлекайся, — говорит она на очередной мой взгляд, даже не поворачиваясь. — Это займет столько времени, сколько потребуется. Пробуй по-разному, не зацикливайся на одном и том же действии.
Короткий вздох выдает хоть какие-то переживания по моему поводу.
— С детьми проще, потому что они не знают слишком многого. Для них большинство действий и знаний — новые. И учиться им так же естественно, как дышать. Ты думаешь о том, что умеешь делать. Подумай о том, что можешь. А ты — можешь.
— Но… Мне сложно уловить то, что не физическое. Ну, что я не могу… потрогать, — решаюсь я признаться.
— Что за глупость, — жрица все-таки оборачивается, но не злится — удивляется. — Это часть тебя, часть твоего тела, как рука или нога. Ты чувствуешь запахи, это физическое явление, хоть потрогать ты их не можешь. Твой мозг получает информацию, обрабатывает ее и выдает результат. Ты можешь не знать источник, но ты точно определяешь что это.
 
Я задумываюсь о еде, в животе отзывчиво урчит.
— Закрой глаза. Теперь представь большой, сочный, прожаренный на открытом огне кусок мяса. Только снятый с мангала, остатки жира еще шкворчат, сок стекает по бокам. А теперь почувствуй его запах.
То ли я сильно хочу жрать, то ли она слишком хорошо описывает, но мне в нос ударяет аромат жареной отбивной. Да так, что чуть зубами не клацаю, чтобы откусить кусочек.