Данте (ЛП)

Когда последние толчки моего второго оргазма проходят сквозь меня, Данте шепчет по — итальянски, выдавливая собственное освобождение. Когда он выходит из меня несколько секунд спустя, влажный звук, эхом разносящийся по маленькой комнате, заставляет мои щеки гореть. На нем был презерватив, так что это была вся я.
Он снимает презерватив и выбрасывает его в мусорное ведро. Я прислоняюсь к стойке, мои ноги дрожат, как желе, и мне интересно, что теперь будет. Это незнакомая территория для меня. Но затем он хватает меня за руку и тянет за собой, направляясь к двери.
  
— Куда мы идем? — шепчу я.
— Спать, котенок, — говорит он, подмигивая. — Я с тобой еще далеко не закончил.
Несмотря на то, что мы только что сделали внизу, я нервничаю и чувствую себя немного неловко, стоя в спальне Данте, рядом с его кроватью королевских размеров с белоснежными хлопковыми простынями.
Он крадется ко мне, и от этого по моему позвоночнику пробегает дрожь. Я здесь настолько не в своей тарелке, что могу просто утонуть. Он проводит кончиками пальцев по моей щеке:
— Почему ты так нервничаешь, Кэт? — спрашивает он глубоким, командным тоном, от которого мурашки бегут по всему моему телу.
— Это не…… Обычно я не занимаюсь подобными вещами, — говорю я, мой голос чуть громче шепота.
— Занималась сексом? — спрашивает он с проблеском веселья.
— С незнакомцами, которые мне даже не нравятся, да, — огрызаюсь я. Если он пытается запугать меня, то может идти к черту.
— Вот мой дерзкий маленький котенок, — он скользит руками по моим бедрам и моей заднице, притягивая меня ближе к себе, так что я могу чувствовать, как его твердый член прижимается к моему животу. — Но тебе не из — за чего нервничать. Ты уже знаешь, как возбуждаешь меня, и как сильно я хочу тебя трахнуть.
Он тянется к краю моей футболки и начинает стаскивать ее с меня, и я поднимаю руки, чтобы помочь ему. И теперь я стою перед ним полностью обнаженная. Его руки скользят по моей спине, касаясь каждого дюйма кожи, включая отвратительный шрам чуть выше моей задницы. Я вздрагиваю, когда его пальцы касаются его, и он больше не прикасается к нему.
— Ты прекрасна, Кэт, — бормочет он, покрывая нежными поцелуями мою шею. — Я хочу видеть каждую частичку тебя. Я хочу попробовать тебя на вкус.
Он толкает меня спиной к кровати, пока я не оказываюсь лежащей на ней. Его сильные руки скользят вверх по моим бедрам, когда он широко раздвигает их, пока я полностью не обнажаюсь перед ним. Взгляд его глаз заставляет мои бедра дрожать, и прежде чем я успеваю остановить его, его голова оказывается между моих бедер, а рот — на моем клиторе.
— Ты не обязан этого делать, — шепчу я, дергая его за волосы.
Он смотрит на меня с выражением недоумения на лице.
— Я готова, это все, что я имела в виду, — говорю я, сглатывая. Боже, я такая идиотка.
— Да, я вижу это, но я не собираюсь есть твою киску, чтобы ты была готова, котенок.
— Тогда почему?
Его брови хмурятся:
— Разве парень когда — нибудь не ел твою киску просто ради гребаного удовольствия?
— Ну, да, я полагаю, — и мне это понравилось.
— Я имел в виду его собственную, Кэт. Хотя твоя, очевидно, важна, но, черт возьми.
— Прости, — я чувствую, что продолжаю разрушать эти моменты. Может быть, мне просто вернуться в свою комнату?
Он приподнимается на локтях:
— Мое лицо в нескольких дюймах от твоей киски. Ты пахнешь чертовски аппетитно, и, клянусь, если я не съем тебя прямо сейчас, я могу взорваться. Поэтому, если у тебя нет законных возражений, я просто собираюсь вернуться к тому, что делал.
Я улыбаюсь ему, несмотря на странность этой ситуации:
— У меня нет возражений.
— Спасибо, черт возьми, — рычит он, прежде чем наклонить голову, прижимаясь ко мне кончиком языка. Он облизывает всю длину моей влажной щели и, черт возьми, почти заставляет мои глаза закатиться. — Гребаный рай, — бормочет он, прежде чем засосать мой клитор своим горячим ртом и провести языком по чувствительному бутону плоти.
— Черт возьми, — я шиплю, когда мои пальцы на ногах подгибаются, а бедра дрожат.
Он так хорош в этом. Сколько у него практики? Внезапно мне становится все равно. Жар и удовольствие нарастают во мне и прокатываются по бедрам, пока он ласкает мою киску с большим мастерством, чем должен обладать любой мужчина в одиночку.
Когда он просовывает в меня два пальца и начинает трахать меня, пока ест, я вступаю в совершенно новое царство удовольствия. На самом деле, я думаю, что, возможно, я просто переместилась на другой уровень существования. И когда я смотрю на его лицо, он ловит мой взгляд и подмигивает, и я чуть не падаю в обморок. Он не лгал о том, что наслаждается этим, он получает от этого столько же, сколько и я.
Я откидываю голову на подушку, заглушая свою постоянную внутреннюю болтовню и сосредотачиваясь на его волшебных пальцах и языке и удовольствии, которое они в данный момент извлекают из моего тела. И когда я кончаю, хрипло выкрикивая его имя, он не останавливается. Даже когда я дергаю его за волосы и говорю, что с меня хватит.
— С меня нет, — рычит он, обхватывая руками заднюю часть моих бедер, чтобы прижать меня близко к своему лицу, пока я извиваюсь. — Дай мне еще одну минуту, и тогда я смогу трахать тебя так сильно, как захочу.
Волна удовольствия накатывает на меня, выбивая дыхание из легких и лишая дара речи. И только когда он выжимает из моего тела еще один оргазм, изменяющий сознание, он останавливается. Приподнимаясь и натягивая презерватив, он врезается в меня, зарываясь лицом в мою шею и пригвождая меня к матрасу. И все, что я могу сделать, это цепляться, обхватив его ногами за талию и руками за шею, пока он трахает меня лучше, чем я когда — либо даже мечтала, что это возможно.
Данте и я лежим в постели лицом друг к другу, что кажется странно личным даже после того, что мы только что сделали.
— Почему тебе не нравится сзади? Это больно? — он спрашивает.
Да, но не так, как ты думаешь.
— Дело не в этом, — я пытаюсь сглотнуть, но в горле пересохло. — Это… У меня остались кое — какие плохие воспоминания.
Интересно, собирается ли он сказать что — нибудь жестокое или недоброе?
— Это как — то связано со шрамом у тебя на спине?
О Боже. Он увидел мой уродливый, безобразный шрам.
— Да.
— Это странный шрам.
— Я знаю, это было слово, — говорю я, подавляя эмоции, которые застряли у меня в горле.
Его глаза сужаются, и я чувствую, что на тебя слишком пристально смотрят:
— Кто — то вырезал слово на твоей коже?
— Да, а потом я попытался вырезать это слово так, чтобы никто никогда не смог его прочесть.
— Это тоже связано с причиной, по которой тебе снятся кошмары?
Я моргаю, глядя на него, и мои щеки розовеют от стыда:
— Ты знаешь о моих кошмарах?
— Довольно сложно не слышать, как ты кричишь во сне почти каждую ночь, Кэт.
— Прости меня за это, — шепчу я.
— Не будь.
Я делаю глубокий вдох. Возможно, это самый странный разговор, который у меня когда — либо был в жизни. Может быть, это то, что облегчает задачу? Ни у кого из нас нет никаких вложений в то, чтобы заставить другого чувствовать себя лучше в чем бы то ни было.
— Да, именно поэтому мне тоже снятся кошмары, — шепчу я.
— Но до этого. Ты смирился с тем, что тебя схватили сзади?
— Да, это было мое любимое, — признаю я. — Но теперь. Я имею в виду, с тех пор у меня ни с кем не было, но мысль о том, что кто — то стоит за мной, удерживает меня… — я снова содрогаюсь.
— Значит, у тебя две жизни, верно? Одна до и одна после того, что с тобой случилось, — говорит он, и я поражена его проницательностью.
  
— Да, именно так. Есть до нападения и после.
— Хм, — рассеянно бормочет он, проводя пальцами по коже моей спины.
Он избегает моего шрама, и я задаюсь вопросом, делает ли он это нарочно, и если да, то потому, что он добрый или потому, что ему это противно. Не то чтобы мое тело вызывало у него отвращение. На самом деле его впечатляющая эрекция наводит на мысль об обратном.