Аспирант. Москва. 90-е (СИ)

Краем глаза вроде бы я заметил, что фланировавшая барышня тоже несется в погоню. Но это не точно.
Мне было не до нее. Догнать! Догнать! — одна мысль.
Я и догонял. Расстояние сокращалось, да и куда он бежал? — черт знает. Ну добежал бы до кустов, а там что?..
Впрочем, все это осталось пустыми вопросами без ответов. Ответ я дал иначе. Без слов.
Беглеца я настигал бесповоротно. Без шансов для него. И когда расстояние сократилось до полутора метров, я включил форсаж. То есть резко бросил себя вперед — и четкой подсечкой под левую голень заплел ему ноги.
  
Типичный такой хулиганский прием футбольного защитника. В матчах арбитры за это стараются сурово карать. Но здесь не футбол, судей нет. И жестко сбитый с ног преступник мешком плюхнулся на траву.
Я про себя без обиняков называл его «преступником», хотя, конечно, формально был не прав. Но я о том не думал — прав, не прав. Когда он грохнулся, я налетел на него сверху с грозовым криком:
— Лежать! Лежать, не двигаться, тварь, руки за голову!
Вообще, в эти секунды все точно ускорилось, даже перевернулось — потом я к собственному изумлению толком не мог вспомнить суть и последовательность всего произошедшего. Помню свой ярый крик, его искаженное злобой и страхом лицо… потом провал, потом женский голос рядом, срывающийся, но решительный:
— Брось нож! Милиция! Брось! Стрелять буду!..
И задыхающийся жидкий лепет в ответ:
— Это самооборона… Я не знал! Понятия не имел… на меня набросились…
— Никто на тебя не бросался! Ты меня преследовал, я же видела! Извращенец паршивый… Мы тут на тебя и охотимся!
— Я… нет, постойте…
— Стоит хрен в спальне! — рявкнул я, не заботясь о женских ушах. — Ты письмо писал — поймайте меня, если сможете? Умнее всех, да? И что, думал, мы не догадаемся⁈
Говоря это, я уже боковым зрением улавливал спешащие к нам фигуры, слышал их топот, голоса:
— Серега, быстрей! Взяли, кажется…
Невзрачное лицо задержанного исказилось в ужасе.
— Письмо?..
— Ага! — торжествующе вскричал я. — Думал — не поймем твоих шифровок? Придурок!
— Какое письмо?.. — удивилась девушка-милиционер, но я отмахнулся:
— Это неважно! Он знает. Видите, какая рожа гнусная?
— Да уж… Он вас сильно ранил?
Теперь удивился я:
— Ранил?
И только тут сообразил, что левая рука у меня влажная и липкая какая-то, а еще через секунду увидел, что рукав повыше запястья и кисть в крови. Боли совершенно не ощущал.
— Надо же, — отметил я без эмоций.
Тут подбежали опера с криками:
— Мордой вниз! Руки за спину! Живо, с-сука! Это он?
Последний вопрос был обращен к моей невольной напарнице.
— Он самый, — устало ответила она. — Нож выхватил, вон ранил нашего.
Оружие и правда валялось рядом — складной туристический нож-универсал: клинок, ложка, вилка, открывашка, все на одной рукоятке. Как этот козлина успел его раскрыть⁈ Или открытым держал в кармане?..
— Ты как, брат? — склонился ко мне один из оперов. — Ты вообще откуда?
— Внештатник, — правой рукой я слазил в карман, достал «ксиву», показал.
— Ты смотри-ка, — удивился опер. — А как ты тут оказался⁈
— Серега! — вдруг окликнули сзади. — Все нормально. Это мой подшефный.
К нам спешил Гринев.
— О, Андрюха… — сыщик немного растерялся. — Так это твой парень… А что он тут делает⁈
— Все в норме, — повторил старлей и даже по-приятельски подмигнул коллеге. — У нас с ним небольшая спецоперация… Как видишь, успешная.
И не дав Сергею погрязнуть в расспросах, занялся мной:
— Так, что там у тебя с рукой?.. Ты смотри-ка, похоже он тебе вену зацепил… Как это случилось-то⁈
— Да сам не пойму, — признался я. — В горячке, сумбур. Боли совсем не ощутил.
— Ну, это бывает… Давай к нашим эскулапам! Срочно! Они тут на подхвате должны быть.
Разумеется, такая спецоперация не могла обойтись без медицинского сопровождения. Меня отправили к врачам — это была не «Скорая помощь», а именно бригада медиков МВД, по сути та же «Скорая», только ведомственная. Венозное кровотечение действительно имело место, мне его, конечно, вмиг остановили, все продезинфицировали, перевязали. Сделали на всякий случай противостолбнячный укол. И напоили горячим сладким чаем из термоса.
Пока все это длилось, шла оперативная суета, от которой меня избавил Гринев.
— Ты сейчас на глаза не попадайся, — шепнул он мне. — Иначе начнется наказание невиновных, награждение непричастных… Все уляжется, угомонится, а там уж ты без поощрения не останешься.
Я согласно кивнул, хотя, если честно, мне это было неважно. Я сделал главное! Все, я изменил ход жизни как надо. Спас сестру, избавил родителей от кошмара… С меня разом слетело огромное напряжение, опустошило меня. Я и ощутил себя опустевшим-не опустевшим… но мне точно стало все равно. Абсолютно неинтересно, кто этот тип, как его зовут… Хоть царь Додон. Каковы его мотивы, вообще психологический портрет? Да пропади он пропадом! Не знаю и знать не хочу. Пусть сдохнет. Или засядет навек в тюрьме. И все. А на прочее мне плевать.
Видимо, старший лейтенант уловил это мое состояние.
— Слушай! — сказал он. — Ты лучше сейчас иди-ка к себе. А я к тебе вечером загляну со свежей информацией.
И поймав мой встречный взгляд, рассмеялся:
— Да не бойся, конспирацию знаем! Никто и не прочухает, что я к тебе заходил. Давай!
И с этим напутствием я пошел домой.
По пути все отчетливее чувствовал, насколько в самом деле я разрядился при захвате маньяка. Ну просто как акуумулятор. Никаких чувств. Полнейшее равнодушие. Состояние выполненного долга. И отказ всех чувств.
Наверное, это нормально. Психология. И ничего страшного. Надо отдохнуть. Отлежаться. Попросту поспать.
Это было грамотное решение. В общаге я никого не встретил, Пети в блоке тоже не было. Меня хватило, чтобы добрести до койки, завалиться…
И провалиться в сон без сновидений.
Откуда меня выдернул стук в дверь. Стучали вежливо и в то же время властно. Заспанный, взлохмаченный, я вскочил, открыл…
На пороге стоял улыбающийся Гринев:
— Можно?
— Конечно. Входи, — я посторонился.
Мысли мои прояснились. Я понял, что уже вечер, что я как вырубился, так и проспал до этой минуты… Так и сказал Андрею.
— Это нормально, — поспешил поддержать меня он, присаживаясь напротив. — Нервное перенапряжение… Ну да ладно! Ты это лучше моего знаешь. Докладываю: этот урод раскололся до самой промежности, сейчас чистуху пишет. Вроде бы намерен что-то типа покаяния изложить, как он дошел до жизни такой. Типа это не я виноват, а внутренние демоны. А я тут ни при чем, как Дуремар… Ну, тут пускай эксперты разбираются, а на скамью подсудимых сядет своей жопой он, а не демон. А вообще все верно мы с тобой сработали. Все верно!..
Далее он поведал, как начальство его слегка «причесало» за самодеятельность. Но это так, для проформы, понимая, что если бы не эта наша самоделка, хрен бы взяли маньяка, столько месяцев занозой торчавшего в теле Московской Краснознаменной милиции…
Тут старлей с любопытством взглянул на меня:
— Слушай! А тебе интересно, кто он такой? Его… э-э… так сказать, психологическое нутро?
— Нет! — отрезал я. — Странно, но нет. Вообще хочу забыть, чтобы он был. Чтобы этот блок памяти сгорел. Да, нереально, понимаю. Но вот так.
— И я понимаю, — кивнул Гринев. — Бывает! Запросто. Но со временем все перебродит, вот увидишь. А пока — так, значит, так… Да, кстати! Насчет грамоты. Я дал понять начальству — мол, парень и повыше заслужил… Очень возможно, что с тобой захотят познакомиться, — сказал он, выразительным тоном намекая на руководство. — Будь готов!
  
— Всегда готов, — я улыбнулся.
— Ладно! — старлей крепко хлопнул себя по коленям и встал. — Пойду. А ты пока отдыхай. Рука твоя как?
— Да рука-то нормально. До свадьбы заживет. А вот душа… как контуженная. Никогда со мной такого не было. Не ожидал.