2:36 по Аляске

Вечеринка возобновилась как ни в чем не бывало, и я тут же перестала слышать свой голос от рокота музыки. Вдалеке мелькнуло бирюзовое платье Джесс и широкая тень Шона за руку с Ливви, уносящихся в арку.

– Крис? – снова позвала его я, дергая за рукав.

Тяжелая ладонь легла мне на затылок, приминая заплетенную косу.

– Мне нужно идти, – глухо ответил он и наклонился, смазанно целуя в губы.

– Что? Куда? Крис!

Я успела схватиться за ремень его брюк, но Крис вырвался. Его лицо не выражало никаких эмоций, даже раздражения от моего упрямства.

– Ты придешь завтра утром? – крикнула я ему вслед. – Роуз, ты обещал!

– Да, приду. Утром, – повторил он невпопад и растворился в той же арке.

Закрыв лицо руками, я заскулила. Себастьян испортил мой новорожденный план и обрек нас на новые сложности. Судя по лицам, так считали все.

Кроме Флейты.

– Не хочешь кое-что объяснить?

Это должна была сказать я, но меня опередил Тото. Оттащив ее к окну, он навис над ней грозовой тучей. Флейта напоминала хорька, загнанного сворой псов. Былая радость, в которой я ее уличила, исчезла. Напуганная и растерянная, она вдруг развернулась и бросилась бежать.

Я и Тото переглянулись, а затем вместе бросились ей наперерез.

Ничего не могло задеть его больше, чем неспособность понять поведение Флейты, любовь к которой лишала смысла все остальное. Благородный и преданный, Тото не мог и помыслить о том, чтобы тайком она целовала кого-то еще. Но впервые вера его пошатнулась.

– Где моя ракетница? – спросил он требовательно, догнав ее первым.

Флейта не остановилась, перейдя на шаг – быстрый и суетливый. Я тоже их нагнала, ступая рядом, но она даже не взглянула на меня.

– Где ракетница?! – повторил Тото громче. – Ту, что я дал тебе перед тем, как отправить с Крисом к Джейми. Я положил ее тебе в рюкзак! Она все еще у тебя? Элис!

Флейта замедлилась и, остановившись, посмотрела на нас обоих.

– Нет, – ответила она, и Тото крепко зажмурился от злости.

– Что за ракетница? – не поняла я. – Откуда?

Флейта вздохнула и неохотно пояснила:

– Ракетница Тото. Когда мы разделились, он отдал ее мне, если вдруг потребуется помощь. Никто тогда не знал, чего ожидать от Роуза…

– То есть, – начала я и даже замахала руками от возмущения, – все это время у тебя было оружие?!

– Ты как Крис! – фыркнула она. – Это не оружие. Это ракетница!

– Мы отгоняли стаю волков фейерверком, – напомнила я, не в силах сдержать сарказм в голосе. – Против них ракетница как раз была бы оружием…

– Мой рюкзак тогда забрал себе рыболов, если ты забыла, – закатила глаза Флей. – Ракетница нам была больше ни к чему, поэтому я решила…

– Истратить последний патрон на то, чтобы призвать сыночка Сары? – возмутился Тото, сжав в кулак пальцы. – Молодец! На кой черт, скажи мне? Теперь они заодно, и их кровожадная шайка стала еще больше!

– Я делала, что считала нужным! Да, Себастьян – сын Сары, и именно поэтому он наш единственный шанс выбраться отсюда.

Никто из нас не нашелся, что возразить. В неистовстве Флейта оказалась даже страшнее, чем Крис, и причиной тому была еще свежая рана, оставленная Себом неделю назад. Я знала об этом, как и о ее неозвученных мотивах, а Тото – нет.

– Так это была ты. То, о чем говорила Барби. – Я нахмурилась, собирая пазл. – Из-за тебя все сновидцы сегодня стояли на ушах. И эти коленки… – хмыкнула я, опустив взгляд.

Флейта смутилась, одернув подол юбки, чтобы тот прикрыл шрамы и пластыри.

– Я навернулась с ограды, когда улепетывала от охраны. Было больно…

– Когда мы расставались, Себ не очень-то хотел нам помогать, – перебила я, сложив руки на груди. – Интересно, что изменилось. Решил помочь Саре добить нас?

Я замолчала, заметив, что мои сомнения сейчас неуместны. Тото и Флейта в упор смотрели друг на друга, и сейчас им предстоял разговор поважнее.

– Этот Себастьян, – сказал Тото. – Откуда он знал, что сигнальный огонь выпустила именно ты?

Флейту кидало из холода в жар и обратно. Вот и сейчас она вновь покраснела, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой.

– Я рассказывала о тебе. Про ракетницу и наш уговор… Что если ты будешь поблизости и увидишь огонь, то придешь.

– Какое везение, – безрадостно буркнул Тото. – Он смотрел на тебя.


– Когда? – поинтересовалась она, невольно выдавая себя.

– Да всегда. Когда вошел, когда говорил с Сарой… Даже когда уходил. Я, конечно, тот еще тюфяк, но не тупой. Я думаю, что он…

– Мы целовались.

Тото подступил ближе, а я, поперхнувшись воздухом, отошла.

– Это было несколько раз… Ничего, кроме поцелуев, клянусь!

Я поперхнулась дважды. Как же долго они с Себастьяном водили нас с Крисом за нос?

– Прости меня, Тото.

– Вообще-то, – выдавил он совсем хрипло, – я собирался сказать, что Себастьян, наверно, чувствует вину за то, что бросил вас, но… Да, такое объяснение куда логичнее. Он влюблен в тебя. А ты влюблена в него…

– Нет!

Но Тото больше не слушал. Он отвернулся, и Флейта обхватила ладонями его лицо, удерживая на месте.

– Эй, я люблю тебя, – запальчиво прошептала она ему в губы. – Я люблю тебя!

Тото смахнул с себя ее руки и, увернувшись от очередной попытки его обнять, кинулся в сторону выхода из терминала. Флейта осталась стоять, глядя ему вслед с бессмысленным выражением на лице. Глаза ее покраснели, но оставались сухими. Порой боль бывает до того сильной, что иссушает тебя, не оставляя возможности плакать.

– Будем… Будем ждать, – выдавила она, опустошенная, повернувшись ко мне. Ягодная помада на ее губах смешалась с кровью: Флейта прокусила себе губу, даже этого не заметив. – Неизвестно, что Себастьян задумал. Надо держать его подальше от Криса. Извини, Джейми… Я, пожалуй, пойду.

– Флей, – я попыталась обнять ее, но та отстранилась, едва не потеряв равновесие на каблуках. – Тебе надо поговорить с ним…

– Поговорю, – согласилась она, вытирая кровь и помаду рукавом кофты. – Рано или поздно это должно было случиться. Лучше так, чем если бы он все узнал из шуточек Себастьяна… Не бери в голову, Джейми. Поспи, пока еще можешь спать. Увидимся утром.

«Поспи, пока еще можешь спать». На практике все обстояло иначе: темная и спертая, моя комната впервые не располагала ко сну. Одиночество угнетало: ни Эшли, ни Джесс все еще не было. Вероятно, вечеринка внизу только набирала обороты. Проветрив спальню и заперев единственное окно, я переоделась, расплела волосы и юркнула под одеяло.

На улице выла вьюга. Я не представляла, как Флейта умудрилась улизнуть из аэропорта в такую погоду и при этом вернуться непойманной. Жуя остатки яблочных долек с блюдца, я смотрела в потолок, надеясь, что рано или поздно сонливость вернется. Доев все что было, я все-таки задремала, но вздрогнула и проснулась, стоило комку снега свалиться с крыши и удариться об окно. Проворочавшись с боку на бок еще полчаса, я села на постели, не выдержав.

Часы показывали уже пять утра. В Прайде пробуждение всегда было не раньше восьми. Лишь махровые сновидцы вставали в семь, чтобы совершить первый обход и подготовить столовую к завтраку. Это напоминало мне Фэрбенкс, где я вечно просыпала подъем, опаздывая на пары. Здесь та же картина. Приучить меня к дисциплине оказалось невозможно, и сегодня был первый день, когда я проснулась сама и раньше положенного. Гораздо раньше.

Я почти завязала шнурки, когда из щели под дверью протянулась длинная тень.

– Эшли, это ты?

Нет, это оказался не он. Тень проскочила мимо. Шаги были тяжелыми, явно мужскими. Возможно, кому-то, как и мне, не спалось. Я встала и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Тень завернула за угол раньше, чем я успела ее разглядеть, и любопытство, как и бессонница, взяло верх.

Слишком поздно для ночи и слишком рано для утра – в панорамных окнах уже начинался рассвет, окрашивая жемчужную гладь из снега в персиковый. Аэропорт круглосуточно освещался, и даже сейчас здесь было очень светло. Под потолком висели круглые лампы, похожие на искусственные солнца из раскаленного фосфора. Они грели воздух как отопление. В отсеке D не было ни одной живой души, даже охраны. Я прислушалась: музыки не было слышно тоже. Оставалось только гадать, где шляется мой непутевый братец.

Мужские шаги, поднявшие меня спозаранку, снова раздались в конце коридора. Я притаилась за колонной, успев разглядеть мельком лишь коричневый шарф, повязанный вокруг шеи. Сделалось совсем тихо, и, прождав так несколько минут, я вышла из своего укрытия, но… никого не увидела.

Дверь на склад была приоткрыта. С ручки свисал массивный замок и обрывки цепи. Я приблизилась, заглядывая в просвет, но едва успела разглядеть что-либо, как мой рот накрыла чья-то рука.

Вскрик обернулся жалобным мычанием. Меня встряхнули, оторвали от пола и буквально втащили в ту самую дверь. Угол стены впился между лопаток, а агатовые кудри защекотали лоб.

– Bonjour, p'tit canard, – улыбнулся Себастьян лощено, и в лицо мне ударил запах перегара; кажется, совсем недавно он перебрал джина. – Думала, я полюбовно примирился со своей мамочкой? Похоже, я бесподобен! Поистине, savoir dissimuler est le savoir des rois[15].

Он не брился несколько суток и местами оброс неаккуратной щетиной. Глаза были темными и мятежными, как штормовое море. Я сомкнула зубы, кусая его за руку, чтобы он наконец-то додумался вытащить ее у меня изо рта.

Себ ойкнул и послушно отодвинулся.

– Прибереги свой французский для Флейты, – окрысилась я, поправляя нелепо задравшуюся футболку. – Я ничуть тебе не рада.

– Да ну? – ухмыльнулся он, прислонившись к стене и задрав ногу так, чтобы подпереть ее подошвой ботинка. – Еще скажи, что у вас здесь и так все схвачено. По сколько миллилитров ты сейчас сдаешь? – Я растерялась, и он кивнул на мой синюшный локоть, истыканный иглами. – Четыреста, наверно? Для Ларет это тоже так начиналось…

Щека от удара Сары у Себа все еще была красной. Заметив, что я разглядываю ее, он отдернулся и повернулся ко мне другой стороной лица.

– Сара говорила, ты не знаешь про Ларет…

– Я и не знал. Она рассказала мне всю правду минут сорок назад, – пожал он плечами и чего-то устыдился. – Мне жаль. Честно. Но слезами делу не поможешь.

– Какому делу?

– Для начала, – Себастьян зажевал верхнюю губу, – где Флейта?

– Какая разница? Ты еще на что-то претендуешь после того, как оставил нас, безоружных, наедине с психопатом? Пф!

Если Себ и впрямь на что-то надеялся, то я растоптала это в прах. Глаза его потухли, заблестев как смола. Ну и поделом.