Неукротимый: возрождение (ЛП)

Он стоял передо мной, закрыв глаза и вытягивая шею из стороны в сторону.
— Завтра я ставлю решетки на его окна.
Ублюдок.
У меня внутри все сжалось.
Проклятие. Я действительно все испортил. И это стоило мне времени, проводимого с моим сыном.
Бл*дь. Ненавижу свою жизнь.
Услышав мой долгий вздох, Хэппи поднял голову, чтобы посмотреть на меня.
— А чего ты ожидал? Ты входишь в ее гребаный дом, как будто он тебе принадлежит. Это был только вопрос времени, когда ты переступишь черту, как ты это делаешь, и вляпаешься в дерьмо. Но знаешь, что меня бесит? — я молча стоял, слушая, а он, прищурившись, смотрел на меня. — Ты не берешь на себя вину за это, и ты заслуживаешь того, что происходит. Вместо этого ты оставляешь гребаного пятилетнего ребенка брать на себя ответственность за твои испорченные игры.
Я не играю в игры. Я просто хочу быть со своим сыном.
Моя челюсть сжалась, но я ничего не сказал.
Хэппи накинулся на меня.
— Ты такой чертовски эгоистичный, и в результате твоему мальчику, вероятно, придется поговорить с психиатром. Ты знаешь, что произойдет, когда они не смогут найти причину его галлюцинаций? — его взгляд был пронизывающим. — Они будут лечить его лекарствами, потому что ни один здоровый мальчик не видит своего мертвого отца, разгуливающим по улице, Твитч.
Мой желудок скрутило.
Моему мальчику никто не даст лекарств. Только, бл*дь, через мой труп.
Неужели он не понимает?
ЭйДжей был моей новой зависимостью. Я нуждался в нем.
Я нуждался в своем сыне больше, чем в ком-либо другом. Он вдохнул в меня жизнь почти так же, как его мать, и если я не мог получить ее, я нуждался в нем.
— Тебе нечего сказать? — Хэппи ждал, но я ничего не говорил.
Какой в этом смысл?
Он не мог понять. Даже близко.
Хэппи кивнул.
— Хорошо. Что ж, я просто пришел сообщить тебе, что твои игры окончены. — Прежде чем уйти, он посмотрел мне прямо в глаза и пробормотал: — Держись от него подальше, Твитч. На данный момент, просто… — он сокрушенно выдохнул, — держись подальше.
Когда он ушел, и я остался наедине со своими мыслями, я задался вопросом, насколько сильно бы рискнул, чтобы увидеть своего сына.
Ответ вскоре стал ясен.
Я бы рискнул всем.
***
Лекси
Это был безмолвный день в нашем доме, что само по себе было редкостью.
Я не знала почему, но ЭйДжей был зол на меня. Или, по крайней мере, я так думала, пока не увидела ярко-красную циннию на своей тумбочке. С грустной улыбкой я подняла цветок и поднесла к губам, запечатлев легкий поцелуй на его мягких лепестках, прежде чем подойти к комнате моего ЭйДжея и остановиться в дверном проеме.
Я знаю, что он слышал, как я подошла, но он не посмотрел на меня, а просто продолжал смотреть в окно через решетку, которую установили.
Мое сердце болело, когда я видела его таким.
Что происходит с моим счастливым маленьким мальчиком?
С каждым днем мой сын становился все более и более взволнованным, и из-за невозможности точно определить причину я была несчастна.
— Спасибо за цветок.
Он даже не удостоил меня взглядом.
— Я не дарил тебе его.
Мои брови нахмурились, когда я осторожно покрутила циннию между пальцами.
— Тогда откуда он взялся, малыш?
Он колебался.
Беспокойство во мне возросло в десять раз.
— Детка?
Он неохотно, но заговорил, и когда заговорил, то это был тихий шепот.
— Папа оставил это для тебя.
Ладно, знаешь что?
Я была терпеливой женщиной, но с меня было достаточно.
Ритм моего сердца ускорился. Я уронила цветок, вошла в его комнату и опустилась перед ним на колени.
— ЭйДжей, папы больше нет.
Мой сын выглядел усталым.
— Нет, это не так.
Воздух вокруг меня сгустился, стало трудно дышать.
— Да, это так, детка. — Я взяла его лицо в свои руки и твердо сказала: — Он ушел, и он не вернется. Он не может.
И ЭйДжей улыбнулся так безмятежно, что волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Папа не ушел навсегда, мамочка. Вот увидишь.
 
Это было уже слишком.
Мое дыхание стало тяжелым, я крепко сжала его маленькие ручки и повысила голос.
— Достаточно! С меня хватит. Я знаю, тебе грустно, но…
ЭйДжей выглядел смущенным.
— Я не грущу.
— …это уже слишком. Прекрати. Больше никаких разговоров о папочке. — Мой голос дрогнул. — Он покинул нас.
Но сын просто улыбнулся и покачал головой.
Все мое тело было словно охвачено огнем. Я не могла дышать. Не могла видеть сквозь жгучую пелену в глазах.
Мое сердце разрывалось на части.
Именно тогда я нанесла последний удар. Дрожа, я слегка потрясла сына, сморгнула слезы и закричала:
— Папа мертв, ЭйДжей! Он мертв, и он никогда не вернется! — мой голос сорвался. — Никогда!
Видеть, как мой сын смотрит на меня так, как он смотрел, было ужасно, и в тот момент, когда я отпустила его, его губы начали дрожать. Его глаза наполнились слезами, и когда его лицо осунулось, я хотела умереть медленной, мучительной смертью, потому что это было то, что я заслужила. Он опустил подбородок, его плечи затряслись, и я прислушалась к его едва слышным крикам.
Я была чудовищем. Ужасным человеком. И в тот момент я почувствовала себя ниже самого мерзкого подонка.
Тихо плача, я наклонилась и подняла своего сына, прижимая его к себе, как спасательный круг, которым он и был. Его руки обвились вокруг моей шеи, и все мое тело затряслось от тяжести нахлынувших эмоций. Я проводила его до своей комнаты и положила на кровать, скользнув рядом с ним.
Не знаю, как долго мы так лежали. Казалось, прошла целая вечность.
Он моргнул на меня сквозь мокрые ресницы и сказал:
— Не плачь, мамочка. — Его маленькие губы задрожали, когда он выдавил: — Мне очень жаль. — Он приложил маленькую ладонь к моей щеке, вытирая там влагу, и, делая это, прошептал: — Я больше не буду говорить о папочке.
ДА. Я действительно чудовище.
Мне потребовалось мгновение, но я тихо произнесла:
— Прости, что накричала. — Когда он перевернулся и прижался ко мне, я крепко обняла его, покрывая нежными поцелуями его затылок. — Ты можешь поговорить о папе. — Я была рада, что он не смотрел на меня; так он не мог видеть отчаяния, написанного на моем лице. — Говори о нем столько, сколько захочешь, малыш. — Оставив, еще несколько поцелуев на его сладко пахнущей яблоками макушке, я закрыла глаза и тихо прошептала: — Мне так жаль, что я накричала.
Он выпотрошил меня, но если бы это было то, что ЭйДжею было нужно прямо сейчас, я бы отдала ему нож.
  
Глава 7
 
Линг
— Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты вторгаешься на мою территорию. — Я подняла глаза от своего стола и увидела красивого турка, стоящего там, я ухмыльнулась, и он ответил той же улыбкой. — Повезло, что я знаю лучше, да? — подсказал он.
— Аслан. — Я откинулась на спинку кресла, позволяя своим глазам свободно блуждать по нему.
Трахни меня.
Мне не нравился Аслан, но он был великолепен.
Одетый в свой безупречно сшитый черный костюм, белую рубашку и шелковый черный галстук, он прислонился к дверному проему, внимательно наблюдая за мной. Мужчине было чуть за сорок, темные волосы коротко подстрижены «ежиком». Он высокий и загорелый, а его аккуратная борода вернула меня к воспоминаниям о том, как она чувствовалась, грубо царапая мою внутреннюю поверхность бедер. Высокие скулы, сильная челюсть, губы более полные, чем полагается мужчине. Тяжелые серебряные кольца украшали костяшки его пальцев, и с внезапным вздохом мне так сильно захотелось почувствовать прохладный металл на своей киске. Его темные глаза обрамлены густыми черными ресницами, из-за которых он выглядел гораздо невиннее, чем был на самом деле, и чему-то во мне нравилось, что я знала его настоящую сторону, грязную, грубую, жестокую сторону, которую никто другой не видел.