Тернистая звезда (СИ)

***
Умытая и причёсанная подстилка чёрного священника выглядела вполне привлекательно. Разве что немного бледная. А так очень даже ничего – свеженькая. Пахнет он неё соблазнительно. И плечико, вон, как кокетливо напоказ выставила! Так бы и облобызал! Конфетка же! 
И вот сейчас Оберон окончательно поверил, что чёрный Джегг совсем даже на Стелию не запал. Его куда больше содержимое собственной тарелки интересует, чем сидящая рядом женщина. На кой ему отцветающая чёрная, когда такой свежий бутон постель греет? Чего удивительного, что Джегг теперь костерит старушку за самоуправство? Правильно костерит, магистр даже бы поддержал, да только не хочется с этим выскочкой соглашаться. 
  
А очень даже наоборот. Хочется наглецу нос натянуть. По самые гланды. Конклав ему на внеочередной собор приспичило созвать! И Стелия поддакивает… вот бестолочь! Ни капли самоуважения! Этот Джегг никто, случайный транзитёр с мутной семейной истории. Чего она вцепилась в него, как репей в хламиду?
***
О том, что согласился на совместный завтрак, Джегг успел пожалеть раз сто. Его раздражало абсолютно всё! Собственный вселенский голод, с которым он едва мог совладать, казался неуместным и неприличным. Не до конца оправившаяся от шока Стелия лепетала какую-то чушь, постоянно теряла нить разговора и слишком внимательно разглядывала Астер. А уж как Оберон на неё смотрел! В какой-то момент Джеггу показалось, что рука белого священника тянется к её коленке. Ещё немного, и красивый столик с резными ножками полетел бы вверх тормашками, а чёрный священник запятнал бы себя зверским избиением человека в инвалидном кресле. 
Астер… его Астер! Сдержанная, ментально-закрытая Астер сидела так неподвижно, как манекен. И, надо сказать, манекен из неё вышел бы отличный, потому что платье, отдельно от Астер напоминавшее Джеггу тканый мешок с небрежными прорезями для рук и головы, облекало девушку совершенно соблазнительным образом. Грубое плетение ткани подчёркивало нежность кожи, бахрома по нижнему краю спускалась едва ли до середины бедра, а горловина то ли оказалась слишком широкой для худенькой девушки, то ли специально такой задумывалась, но «мешок» висел у неё на одном плече, открывая второе для сладострастных взглядов. 
Джегг хотел её снова! И снова, и снова, и снова!!! Она называла его ненасытным – и, воистину, так оно и есть. Чёрный священник упивался обладанием любимой женщиной, как иные упиваются айраксой – до состояния исступления. И сколько ни припадай к этому источнику наслаждения, организму требуется ещё!
Но лучше не здесь. Не в пошлой, осквернённой ксенофобией Священной Миссии Большого Пса. Джеггу вообще не терпелось как можно скорее покинуть эту хлопотную планету, вернуться к размеренным будням равномерно бороздящего космические просторы «Гибралтара». Ему и прежде нравилось путешествовать вместе с Астер. А теперь, когда можно будет тесно прижаться к ней на узкой постели и прерывать поцелуем её ворчание – наигранное, лукавое, и ласкать, и постепенно распалять, чтобы затем…
Титаническим усилием воли Джегг вернул себя в реальность. Всё это будет. Но прежде нужно закончить начатое. Исполнить обещание, которое он дал Джагжиду перед тем, как предводитель Бессмертных перерезал себе горло вслед за последним из подчинённых. 
– Вам следует отдавать себе отчёт, Глава Миссии, – слова хотелось цедить сквозь зубы, но Джегг заставлял себя произносить каждое раздельно и чётко, – что ваше упрямое нежелание собирать конклав по нижайшей просьбе чёрного священника может привести к далеко идущим последствиям. 
Оберон небрежно кивнул головой в сторону Стелии. 
– Она моя чёрная. Не ты. 
– И я прошу тебя о том же, – тихо, как затухающее эхо, говорила мать его детей. Нет, она точно по этому Джеггу сохнет! Вот же шлюшка!
– В таком случае, я считаю себя вправе инициировать процедуру низложения, – голос чёрного священника вдруг стал каким-то колким, скрежетал железом по стеклу. А глаза у него страшные: будто без зрачков даже, как чёрные дыры. Чёрные дыры, которые притягивают к себе всё, даже свет, чтобы никогда уже не отпустить. 
– Не надо, пожалуйста, Джегг! – это голос Стелии. Слабый, как будто издалека, или из другой комнаты. Как будто Оберон подслушивает этих двоих, разговаривающих за оконным стеклом. – Я смогу его уговорить! Позволь, позволь мне! Оставь его мне!
Чёрный священник повернулся к Стелии, и мир вокруг, только что тягуче-медлительный, понёсся стремительно, как будто пружину спустили: звуки, запахи, прикосновение утреннего ветра к щекам – всё упало на Оберона одновременно со словами женщины, которую он, пусть по-своему, но всё-таки любил: 
– Ты согласишься, милый. Ради меня, ради детей, ради нас всех. Наше противостояние с коренными народами зашло слишком далеко. Мы должны сделать первый шаг. И всё, что потребуется за ним. 
– Должны так должны, – покладисто отозвался магистр. – Налей мне тот манговый сок.
***
Астер совершенно не хотелось есть. Джегг вот уплетает местные деликатесы за обе щёки, а она так просто, время от времени для вида размазывает что-то по тарелке. 
Подкатывает тошнота. Немного знобит, пальцы сложенных на коленях рук ощутимо холодеют. В животе тоже неспокойно. Сейчас бы прилечь… но Астер сидит и улыбается. Улыбается так, что уже мышцы сводит. Но со стороны её гримаса выглядит непринуждённо, даже мило – она это точно знает. Ведь любимая, самая умная, самая перспективная дочка владельца империи терракотового кварцита ходила с ним по деловым встречам почти столько же, сколько себя помнила. Именно отец учил её смотреть и слушать, оценивать мимику, жесты, убранство комнаты, поданные блюда и одежду участников неофициальной части переговоров. 
«Неофициальная часть всегда важнее официальной», – чуть посмеиваясь, говорил он. А уж папа в переговорах понимал. 
Именно поэтому Астер надела колючее платье, вопреки всем уверениям Джегга, что она и в рубашке просто сногсшибательна, и если ей так удобнее…
Туалет ей прислали как официальной «плюс один» чёрного священника. И необходимо соответствовать. Да, платьице так себе, не авалонский шёлк. Но в гостях следует придерживаться правил поведения, заведённых у принимающей стороны. Это Астер затвердила едва ли не с младенчества. 
К её большому сожалению, кроме как щеголять этим шедевром местного модельного искусства в обществе трёх священников, облачённых в парадные сутаны, Астер ничего не оставалась. Разве что вежливо улыбаться хозяйке дома. 
Ей было сейчас так паршиво, что даже нить беседы она отслеживала с некоторым напряжением. Джегг с магистром Обероном ссорились. «Я очень не понравился местному главе Священной Миссии», – вспомнились слова, произнесённые у фонтана Хампи. Выходит, Джегг не соврал. Что, если и остальное, что он говорил, тоже правда? Что остался тут из-за неё, и что… 
Астер попыталась соскочить с лирических размышлений и сосредоточиться на происходящем. Но это оказалось сложно. Слова расползались в стороны, как мазандеракские тараканы. Она улавливала, как собеседники жонглируют терминами, перебрасывая их друг другу, будто мячики. Собор, конклав, миссия. Миссия, собор, конклав. Конклав, миссия, собор. 
В академии у Астер был краткий курс истории религий. Она знала, что прежде слово «конклав» означало «закрытое собрание». Буквально «под ключом». А церковный собор – это такое пузатое здание, но также ещё и собрание. Джегг очень смешно требовал у Оберона собрать собор конклава. Собрать собрание собрания. Астер бы улыбнулась этой забавной мысли. Но она уже улыбалась Стелии. Захватывающе красивая, всё-таки, женщина, очень яркая. Длинные чёрные стрелки делают глаза ещё более выразительными, а волосы… волосы просто загляденье как уложены. Наверное, она час причёску делала. Или два. 
  
Леди Стелии, кажется, удалось примирить мужчин между собой. По крайней мере, она перестала разговаривать с ними, и обратилась напрямую к Астер: 
– Моя дорогая, но вы ничего не едите! Вы, может быть, на диете?