Вестник на Кавказе (СИ)
— Давайте сейчас, я свободен сейчас, — Вадим развел руками.
— Тогда дуэль! Выбирайте на чем. С когда, мы уже определились.
— Пистолеты. У вас есть секундант? — уточнил Вадим, но между ними уже встали Захарченко и Николай.
— Друзья, друзья, что за разговоры? Выпустили пар, все хватит! — Захарченко решил остановить надвигающуюся трагедию и зашептал Вадиму, — Ты чего? От тебя же пули отскакивают!
— Кто-то должен поставить выскочку на место.
— Ты же его пальцем убить можешь!
— Могу, но не буду. Больше веры в своего боевого товарища, — Вадим похлопал Захарченко по щеке и обошел, — Не убежите?
— Не дождетесь!
***
Дуэль решили провести на склоне одной из гор. С темного неба пошел мелкий дождик. В качестве судьи пригласили местного доктора, секундантами выступили Николай и Захарченко.
Сначала с Лермонтовым порывались пойти его друзья, но Михаил Юрьевич остановил любые попытки словами: "Мы идем стреляться, люди могут пострадать." Поэтому на склон пришло только пять человек, остальные ждали в городе.
— Вадим, черт тебя побери, ты видел отряд охотников у этого Лермонтова? Если ты его убьешь, то они нас в этих горах достанут. Если тебя они не убьют, то мне еще жить хочется.
— Ты нагнетаешь краски, — Вадим сверился со временем по карманным часам. Одиннадцать ночи. Они будут стреляться под луной, которая иногда проглядывала через дождливое небо. На холме пахло мокрой пылью и свежей зеленью.
— Мишель, да сдался тебе этот франт, — на другой стороне поляны Николай уговаривал Лермонтова, — дай человеку спокойно выслужить чин и уехать из этих проклятых гор.
— Спокойно выслужиться? Ха, да Вадим Борисович Беркутов, дебошир не хуже меня. Государь его сослал за какой-то скандал в столице.
— Беркутов? — обреченно уточнил Николай. Из него как воздух выпустили.
— Ну да, последний год общество щелками стращал. Ты не слышал?
— Слышал, — у Николая пропало выражение на лице, — Мишель, стреляй тогда в сердце, чтобы он не мучался.
— Вот-вот, побольше веры в товарища! — они пошли к судье.
— Вы еще можете решить все миром, господа, — предположил судья, но видя суровые лица оппонентов горестно вздохнул, — Тогда выбирайте оружие.
Он открыл коробку с парой кремневых пистолетов. Михаил и Николай уже проверили, чтобы они были заряжены. Противники разошлись на пятнадцать шагов. Грянул гром, резкой вспышкой отразившийся в намокших камнях, металле пистолетов и пенсне Вадима.
Судья опустил руку, и прогремели выстрелы. Пистолет вылетел из рук Лермонтова, поэт пошатнулся и упал.
— Черт, — Захарченко закрыл лицо рукой.
Николай побежал к Михаилу Юрьевичу и закричал:
— Доктор! Сюда, помогите.
***
Вадим сидел у кабинета полковника Петра Петровича Несторова и делал вид, что раскаивается. Открылась дверь и вышел Захарченко.
— Пошли.
Они спустились на первый этаж и вышли на улицу к главной дороге Пятигорска. Шли молча, пока дом полковника не скрылся за поворотом. Вадим улыбнулся и зажал рот ладонью.
— Ржать изволите, любезный? — Захарченко потянулся уложить волосы, но не выдержал и засмеялся, — Стрелок! Ты не представляешь, как было трудно объяснить полковнику, как поручик лейб-гвардии Лермонтов умудрился гуляя по склону горы в дождливую ночь отстрелить себе палец, поскользнуться на мокрых камнях и упасть лицом на этот самый палец, объяснить и не заржать!
Вадим засунул указательный палец в нос и гнусавым голосом повторил:
— "Господа, у меня в носу что-то застряло, не посмотрите?"
— Я, конечно, всяко видел, — Захарченко вытер слезы, — но чтобы так!
— Да ладно тебе. Пойдем к доктору?
— Смысл? Этот Михаил Юрьевич живучий как, как, ну не знаю, как ишак.
— Скорее гордый как оРелъ, — последнее слово Вадим скаверкал, — Только друг его бледненький так и замер. Не к доктору, тогда пошли собираться в дорогу.
Захарченко привел в Пятигорск отряд, который он набрал в Петербурге из ветеранов. Некоторые воевали и на кавказской войне, знали обычаи и быт местных. Вадим же ценил больше всего знания местных языков, в которых он не разбирался. Вместе с отрядом шли нанятые извозчики, которые отвечали за груженные оружием и взрывчаткой телеги с новой торсионной подвеской. Вадим сидел на одной из них, рядом с зелеными ящиками. Рядом дремал Ефим, накрытый старым солдатским мундиром.
Из города выступили утром, в составе большого отряда. Горцы часто нападали на караваны военных, стараясь нарушить сообщение между крепостями.
— О, какие люди! — Захарченко отвлек Вадима от карты.
К ним подъехал с десяток разномастных всадников, во главе которых ехал Михаил Юрьевич с перевязанной рукой и синим от удара носом.
— Утро доброе, ваше благородие! — Лермонтов поздоровался с Захарченко, старательно игнорируя Вадима.
— А я поручик, даже и не надеялся, что вы нас сегодня догоните, — Захарченко пригладил усы, — Отлежаться не захотели?
— Быстрее повоюю, быстрее вернусь, — Лермонтов ехал мрачнее тучи.
— Миша, — Вадим сказал громко, и оба Михаила повернулись, — Как думаешь, можно ли нашего поручика теперь называть мальчик с пальчик?
— Что-то комары расквакались, — заметил Лермонтов, как муху сплеча стряхнул.
— А ну-ка, Цыц! Оба! — Захарченко перешел на командный тон, — уж коли я за вас, паршивцев отвечаю, то будьте любезны, ведите себя соответствующе Российскому офицеру и не позорьте мундир! Мало того что потащили с собой какой-то сброд, так еще и гавкаться на глазах у подчиненных вздумали!
Захарченко так старался, что начал плевать слюной.
Вадим и Михаил Юрьевич громко хмыкнули и отвернулись друг от друга.
Под маленькой рощицей у ручья отряд остановился на привал. Ефим скинул кепку с лица и выбрался из повозки.
— Вашблогородие, уф, пылища-то какая, я за водой схожу, — он схватил чугунный котелок и пошел к ручью.
Вадим вылез на грунтовую дорогу и прошелся по обочине, чтобы размять ноги. Лермонтов и Захарченко что-то громко обсуждали чуть впереди.
— Вашблогородие, освежитесь, — Ефим дернул Вадима за локоть и протяну железную кружку с холодной водой. Сам он не пил, хоть на усах еще сидела дорожная пыль.
— Спасибо, Вадим прильнул к кружке, а Ефим поставил котелок на землю и уставился на Лермонтова.
— Шебутной человек, колючий. Нет для него мирской радости на этом свете, не видит жизней людей вокруг.
— А я думаю, что поручик очень остроумен и наблюдателен, хоть и на редкость вреден, — Вадим вернул кружку и замер, уставившись на Лермонтова.
Захарченко закончил говорить и пошел к Вадиму, который смотрел как бы сквозь капитана.
— Воды, вашблогородие? — Ефим протянул кружку Захарченко.
— Спасибо, братец, — Михаил выпил и утер усы, — Вадим, а ты чего?
Капитан проследил за взглядом друга, но не увидел ничего, кроме проплывающих облаков над горной переправой, где должен пройти отряд.
— Знаешь, друг Миша, нутро мне подсказывает, что все пойдет ооой как непросто, — Вадим осторожно подтянул к себе Захарченко и рукой указал на горы.
— Что там? — не понял капитан
— Да ты выше смотри, — Вадим говорил тихо, но с какой-то натяжкой в голосе.
— Ну небо, там.
— Еще.
— Облака, — Захарченко уже хотел спросить, а не перегрелся ли его друг на солнце, когда что-то щелкнуло в голове. Глаза наконец зацепились за аномалию. Прямо над переправой висело большое облако и не двигалось, когда рядом проплывали остальные.
— Пресвятая мать Богородица, — первым из оцепенения вышел Ефим и перекрестился. Захарченко подхватил жест.
— Вадим, а что это?
— Да я откуда знаю?
— Ты напоминаешь умного человека.
Вадим не стал отвечать на колкость, когда он смотрел на облако, у него как бы шевелилось все нутро Не Вадима.
— Доедем и узнаем, Вадим пошел и сел в телегу, спокойно проверяя револьверы в кобурах. Ефим умыл лицо и сел рядом, перезаряжать ружье.
— И это всё? — Захарченко нашел в себе силы больше не пялиться на переправу.