История любовных побед от Античности до наших дней

Осознавали это современники или нет, но балы, умножая поводы для встреч и служа им обрамлением, исполняли также функцию подобной помехи, не давая сильному чувству сосредоточиться на одной персоне. Запуская процесс обольщения, балы сами же его тормозили.
Обязательность на всем протяжении вечера менять кавалеров умеряла эффект этого будоражащего открытия противоположного пола, телесного контакта с ним, пьянящего кружения. Девушка вскоре понимала, что источник ее смятения — не какой-то определенный мужчина, а скорее вальс, сама атмосфера бала. К тому же родительский надзор и общественные условности исключали возможность каких бы то ни было отклонений от установленного ритуала. Правило, согласно которому девушка заранее распределяла между кавалерами свои танцы, предохраняло от назойливости внезапно воспылавшего поклонника, способной разрушить ее репутацию. По сути, чинность бала явилась ответом высшего света на неистовства салонных соблазнителей романтической эпохи, которые завоевывали неискушенные сердца, пользуясь кто престижем военного мундира, кто авантажной наружностью.
  
Золотой век бала совпал с быстрым ростом крупной буржуазии. Затем война и кризис 1929 года так подкосили бал, что он едва выжил. Отныне у молодежи появились другие места для кадрежа, и она уже без энтузиазма приносила жертвы бальному ритуалу, лишь бы «обставить свою жизнь»: так, не имея вкуса, идут на распродажу, чтобы обставить свою комнату мебелью. Верить, будто, именно танцуя, встретишь женщину по душе, все равно что надеяться застать в Лурде чудо исцеления, «которого все так ждут, — саркастически замечает Эмиль Фенуйе, — что оно в конце концов является».
  
РЕВОЛЮЦИЯ ФЛИРТА
 
В свои 16 лет Катрин Поцци записывает в дневник определение того, благодаря чему в обществе ее находят приятной наперекор физическому убожеству, которое она оценивает, нисколько себя не щадя. Эта девушка тонкий психолог, чутье подсказывает ей, что весь секрет в ее умении подладиться к собеседнику. Со спортсменом она говорит о спорте, с серьезными людьми толкует о морали. «С престарелыми господами в ход идет галантность, с господами помоложе — шутки и разговоры о театре, иногда флирт, это уж как получится». Чувствительная и образованная девушка быстро поняла разницу между галантностью на французский манер и флиртом в американском духе: эти пристрастия — вопрос смены поколений. Ни то, ни другое по большому счету ни к чему не обязывает: простая учтивость, принятая в обществе, удовольствие слегка пококетничать, чтобы убедиться, что можешь нравиться («уже» — для нее, «еще» — для престарелых господ). Что до природы флирта, это игровое проявление чувственности, принимающее форму кадрежа, не предполагая, однако, ни любви, ни желания. Спустя пять лет та же Катрин оставит в дневнике следующую запись: «Флиртую. В частности, с Андре Бурде — в иные минуты я его почти ненавижу, но по вечерам, расслабившись, подзадориваю, дразню мимолетными касаниями, с удовольствием презирая себя».
Этимологически слово «флирт» — английская версия сходного французского выражения, модного в классическую эпоху, и также, может быть, восходит к позднейшей легенде о некоей Флеретте, возлюбленной молодого Генриха Наваррского, будущего Генриха IV. Но, начиная с романтической эпохи, пришло осознание фундаментальных различий между французской и англосаксонской традицией любовного сближения. Алексис де Токвиль усматривает связь между протестантизмом и свободой, которой там пользовались девушки, а также принимает в расчет демократические обычаи народов, привыкших к самоуправлению. Ипполит Тэн, со своей стороны, отмечает, что в Англии девушки берут инициативу сближения на себя («дичь» становится «охотником») и что «молодежь обоего пола свободно видится и навещает друг друга без присмотра».
Жених и невеста действительно уже имели тогда возможность узнать друг друга, прежде чем принести супружеские обеты. Девушка свободно могла навещать своего возлюбленного, присутствие родителей не считалось обязательным, доходило даже до ласк и поцелуев, однако приличия соблюдались, общественное мнение имело вес. Согласно Тэну, суть различия зиждется на чувстве долга, которое в Англии еще крепко, тогда как французам присуще в лучшем случае чувство чести. Только первое строго и надежно. Католицизм приучил французов к мысли, что плоть слаба, вот они и не доверяют своим дочерям. Лишь монастырское затворничество да раздельное обучение могут уберечь их добродетель. Вот и Токвиль находит, что протестантизм внушает девушкам стойкость разума, они вооружены против соблазнов и потому более свободны, чем католички.
Такая свобода свойственна всем протестантским странам. Фредерик де Карей, влюбившись в голландку, осознал это, когда поговорил с матерью своей суженой. «Я слышала, — сказала она, — что во Франции, чтобы получить руку дочери, ухаживают за ее мамашей. В Голландии ухаживать надо за самой девушкой. Здесь матери остается только сказать «Да», у нас же ее роль сводится к «Нет», если она видит в предлагаемом браке условия, неприемлемые с точки зрения престижа или особенностей семейства». Слегка удивленный, но более обрадованный, француз принялся ухаживать «на голландский манер», пользуясь возможностью безо всяких помех видеться с милой ежедневно.
По свидетельству того же де Карей, в царствование Луи-Филиппа французов очень прельщала свобода американских нравов. Сен-Жерменское предместье и Шоссе-д’Антен в ту пору давали приют высокопоставленным американским семействам, выброшенным с родины событиями 1830 года. Вследствие этих пертурбаций в «наивысшем свете» образовалась «американская группировка», где удовольствие не считалось чем-то предосудительным. Свобода, царившая там, «привлекала нас больше, чем преувеличенная благовоспитанность, навязанная знатным девушкам нашими французскими обычаями». Да французы в ту пору и редко устраивали приемы. Крупные функционеры, рекрутированные «из обломков Первой империи», были еще не способны вести светскую жизнь. Времена, когда финансовая элита станет устраивать праздники, достойные аристократического предместья, наступят позже.
Таким образом, Франция уже видела примеры относительной независимости девушек, а у влюбленных она вызывала особую зависть. Эдмон Абу вспоминает, какое замешательство он, сверх меры застенчивый уроженец Страсбурга, испытывал, не смея объясниться с девушкой без одобрения родителей. «В Англии, полюбив Эдду, я бы сначала должен был завоевать ее сердце, а уж потом с ней вместе пойти к ее родителям и просить их согласия. А во Франции было бы дурно заговорить о браке с девушкой, не заручившись прежде одобрением ее родителей». Он подчинился французским обычаям, и ему было отказано в руке любимой; девушке, которая тем не менее отвечала на его чувства, даже не сообщили об этом сватовстве. Представление о раскованности и предприимчивости англосаксонских девиц распространилось, став общим местом. Мсье Дюк, основавший в 1876 году в Марселе брачное агентство, ссылается на это, как на общеизвестный факт: «У нас общественные установления, служащие защитой семейной чести, не столь прогрессивны, как в Англии, где девушки пользуются полной свободой; это сковывает нас, мешая прямиком идти к цели; сколько молодых людей из-за этого так и не вступают в брак по причине недостатка времени, связей и решительности!»
Во второй половине столетия развитие транспортных средств способствовало путешествиям и созданию интернационального общества богачей, не слишком чувствительного к вдохновлявшему Тэна понятию «долга». В этом кругу, имеющем много свободного времени, для обольщения открылись новые просторы. Флирт стал излюбленной забавой богачей, отдыхающих и путешествующих: он захлестнул такие ныне мифические в этом отношении места, как пакетботы, казино, бальнеологические и термальные курорты, Восточный экспресс, зрительные залы (которые несколько позже, когда сменится поколение, весьма кстати станут темными). «Для наших нынешних богатых бездельников на водах, во время игры и прочих развлечений, в отелях высокого класса и даже в некоторых санаториях флирт положительно играет доминирующую роль и при всех нюансах составляет основное занятие изрядной части, если не большинства постояльцев», — пишет Огюст Форель.