Лето в Михалувке и Вильгельмувке
Обычно без четверти шесть слабый шорох возвещает о пробуждении спальни, и, если немного погодя воспитатель из окна своей комнаты бросит взгляд в спальню, он и без часов знает, что пора вставать.
В углу собралось выборное начальство и оживленно обсуждает вывешенный распорядок дня: кто сегодня дежурит, кому после завтрака идти на перевязку, потому что во время игры в лапту он ссадил себе коленку; обсуждаются предстоящее купание и кросс, прогулка в ольховую рощу и письма домой.
Кто-то разглядывает цветы на окне, не подросли ли за ночь. Один мальчик, сидя на кровати, чиркает кремнем о кремень и удивляется, что нет искры, а сосед объясняет ему, в чем тут дело. Двое гоняются друг за другом между кроватями, стараясь при этом не очень шуметь.
И вдруг кто-нибудь крикнет: «Воспитатель смотрит!» — и все ныряют в постели.
По утрам тоже нельзя шуметь в спальне, но не так уж нельзя, потому что все равно скоро вставать.
Многие еще под одеялом спустили рубашку до пояса, чтобы по первому сигналу вскочить и занять кран в умывальной.
Из десяти кранов самые лучшие — средние; из двух последних вода льется тонкой струйкой, а из двух первых бьет слишком сильно и брызгает. А вода холодная, колодезная.
— Первый ряд, вставать!
Никто не замешкался. Бегут, громко шлепая босыми ногами. Кто-нибудь поскользнется на каменном полу умывальной — все засмеются, и он смеется.
— Господин воспитатель, он у меня мыло взял!
— Хочешь подать на него в суд?
— Нет.
Торопятся, потому что второй ряд с нетерпением ждет своей очереди, и до завтрака столько еще надо успеть!
— Второй ряд, вставать!
Торопятся, потому что Юзеф не любит, когда зря расходуют воду, а с ним надо жить в мире: он дает ребятам метлу и грабли.
— Третий ряд, вставать! Мыть лицо, шею, уши, нос, глаза. Кто плохо умоется, того отправлю мыться во второй раз.
Третий ряд бежит к кранам, второй вытирается и одевается, первый застилает постели.
Нелегкое это дело — застилать постель! Надо встряхнуть простыню, разровнять солому в тюфяке, расстелить одеяло, поставить в изголовье подушку, а полотенце аккуратно повесить на спинку кровати. Каждый старается сделать все это как можно лучше, чтобы потом с гордостью спросить:
— Господин воспитатель, хорошо?
Младшим помогает дежурный; только маленький Адамский отказывается от помощи, и в награду за добросовестную работу он назначен старшим по полотенцам.
В спальне, когда застилают постели, как и во время умывания, всегда кто-нибудь кому-нибудь да помешает — и получает по шее.
— Господин воспитатель, он дерется!
— Хочешь подать на него в суд?
— Нет.
— Тогда бегом на веранду!
Утром у всех хорошее настроение, и потому все охотно прощают своих врагов.
Спальня пустеет, все бегут на веранду.
Мальчики молятся быстро, быстро переворачивают страницы молитвенника — «сидера».
Звонок.
— Сегодня моя очередь, господин воспитатель, — мне горбушку!
В хлебе самое вкусное — горбушки, поэтому ребята получают их по очереди.
Ох, как жалко, что у ковриги только две горбушки!
Все сидят за столами, дежурные разносят молоко.
Глава седьмая
Купание. — Цыплята. — Аист. — Камыш. — Мечты об удочке. — Лапта.
В речку смело окунуться,Чтобы чистыми вернуться,Левой, правой,Всей оравойДружно мы идем…Левой, правой,Всей оравойДружно мы идем…Вот так поют ребята, шагая парами по полянке, мимо дома, по усадебному двору, через сад и луг, мимо мельницы — на речку.
Раз-два! Мыла не жалея,Мы намылим руки, шею!Солнце греет,Ветер веет,В речку мы нырнем!Солнце греет,Ветер веет,В речку мы нырнем!Большое, ясное, доброе деревенское солнышко смотрит с ласковой улыбкой на детей, слушает их пение и не спрашивает, кто они, откуда пришли; гладит и разрумянивает золотыми лучами их бледные лица.
Стыдно холода бояться,Надо смело закаляться!Ловки, прытки,Точно рыбки,Вместе поплывем!Ловки, прытки,Точно рыбки,Вместе поплывем! [4]Купание — это тысяча взрывов смеха, тысяча радостных возгласов, сотня занимательных сценок и по крайней мере десяток происшествий.
— Господин воспитатель, что это?
Вот так диво — курица с цыплятами! Те, кто еще не бывали в деревне, видят цыплят впервые.
Поймать бы одного такого пушистенького и подержать хоть минутку! Да воспитатель не разрешит… Такой несносный, скучный человек этот воспитатель!..
Ну тогда хотя бы рассмотреть как следует вблизи. И пары разбегаются.
— Господин воспитатель, он не идет в паре!
— Ты хочешь подать на него в суд?
— Нет.
Идем дальше.
— Господин воспитатель, а это что?
Другое чудо: на крыше дома гнездо аиста на колесе от телеги — и сам хозяин гнезда, аист.
Такой большой птицы мальчики еще не видывали! Больше индюка.
— Словно воздушный шар!.. — восклицает кто-то.
А теперь — как страшно! — надо разойтись на узкой тропинке со стадом коров. Мы встречаемся с ними каждый день.
Коровы останавливаются и глядят с любопытством на белые блузы и белые холщовые шапки ребят. Некоторые поворачивают морды и поглядывают искоса, словно думают про себя: «Однако эти маленькие человечки очень забавные существа. Как им, беднягам, должно быть, неудобно ходить на двух ногах».
По дороге на речку мальчики в первый раз видят плуг и борону. Они видят, как доят коров. И наконец — диво дивное, чудо чудное! — видят жеребенка.
Маленькая лошадка бежит рядом с бричкой, а в бричке господин в чиновничьей фуражке и возница. Несколько мальчиков не удержались и побежали за бричкой, потому что жеребенок в тысячу раз красивее коровы и аиста.
— А ты кнутом их, кнутом! — говорит вознице господин в фуражке.
Мальчики остановились в удивлении, притихли, приуныли, словно припомнили что-то.
— Маленькая лошадка, которой вы так обрадовались, дочка большой лошади, — объяснил воспитатель, — а господин, который велел ударить вас кнутом, неумный человек.
Господин в чиновничьей фуражке покраснел и ничего не сказал.
Мы идем дальше.
По правой стороне дороги тянется канава, и в ней полно незабудок. Однажды Флекштрумпф, собирая цветы, залез в грязь по пояс и вернулся домой весь перепачканный, мокрый и злой.
Около речки растет камыш, из которого получаются отличные пищалки. В Варшаве камыш надо покупать на рынке, а тут знай себе растет, и никто его не сторожит.
На пригорке около речки пары разделяются, и все становятся в одну шеренгу, чтобы, когда выкупаешься, легче было найти одежду.
— Рыбы, рыбы!
Маленькие, тоненькие как спички, а живут; шмыгают у самого берега, и никак их не поймаешь: ни рукой, ни шапкой, ни сачком из носового платка.
— Вот они, вот!.. И тут, и тут!
Почему воспитатель не влезет в воду и не поймает хоть одну: ведь на него бы никто не рассердился, ему все можно. А он стоит и смотрит.
Ах, кабы удочку! У Янека из деревни есть крючок, он готов его продать за два гроша. А у Фрома есть волосы из конского хвоста — на леску. Удилища — на каждом кусту. Но что толку, если воспитатель не хочет дать два гроша!
