Юрий Долгорукий
Среди бескрайних полей заложил Юрий крепость, которую назвал своим именем – Юрьев-Польский. Оборонительные сооружения – ров, вал и крепостные стены – имели почти круглую форму. В нем был построен Георгиевский храм, правда, простоявший недолго, всего около семидесяти лет. На его месте внуком Юрия – Святославом Всеволодовичем, был основан белокаменный храм Святого Георгия, который послужил прообразом первого Успенского собора в Московском кремле, возведенного Иваном Даниловичем Калитой в 1326 году.
В 1152 году летописец сообщал о деятельности Юрия Долгорукого: «Тогда же князь Юрий был в Суздали, и Бог открыл его разумные очи на построение церквей. И были поставлены в Суздальской стороне многие церкви: он поставил каменную церковь на Нерли Святых Мучеников Бориса и Глеба, а в Суздали каменную церковь Святого Спаса, а во Владимире каменную же церковь Святого Георгия. Он перевел город Переяславль от Клешина и заложил великий город и церковь каменную построил в нем Святого Спаса». А затем летописец добавил: «И дивно наполнил ее книгами…» Многозначительное добавление!
По указанию Юрия Долгорукого была построена крепость в Москве. В 1156 году летописец сообщает: «Того же лета князь великий Юрий Володимеричь заложил град Москву на устниже Неглинны выше реки Аузы». Вдоль Неглинной и Москвы-реки был возведен вал, на котором были сооружены деревянные стены с тремя башнями: две вели к рекам, а третья – через Кучково поле на Суздаль. Внутри кремля, ближе к мысу стоял княжеский двор, а кругом построили дворы приближенные князя. Возле княжеского двора стояла церковь Ивана Предтечи, небольшая, деревянная. Остались в кремле несколько домишков ремесленников и торговцев, но основная их масса заселила посад за крепостными стенами, подальше от князя и княжеских слуг, где было удобнее жить и работать свободным мастерам. Здесь были ювелирные, кузнечные, кожевенно-сапожные, гончарные и иные мастерские, изделия которых шли как горожанам, так и окрестным селянам; часть продавалась приезжим купцам.
Торговая площадь располагалась на подоле. На ней торговали как местные, так и заезжие купцы из русских княжеств, Булгарии, стран Западной Европы и Византии. На торговой площади была поставлена еще одна церковь – Пятницы. На Москве-реке находилась пристань.
Во время этих хлопот и разъездов зашел князь Иван Берладник. Юрий слышал об этом князе-изгое, но мало о нем знал, поэтому встретил хотя и приветливо, но настороженно.
– Какими ветрами занесло тебя, князь, в Суздальскую землю? – спросил он, пытаясь вглядеться в плутоватые глаза Ивана. А тот тоже хотел отгадать по лицу Юрия, знает ли он от своего друга и соратника Святослава Ольговича о том, что он, Иван, украл у него казну или об этом речь не заходила? Поэтому начал темнить:
– Служил Смоленскому князю Ростиславу, да вот как-то не сложилась моя служба у него, перестали понимать мы друг друга, а это уж последнее дело в отношениях князей, какого бы рода деятельностью они ни занимались. Тем более в таких сложных условиях междоусобной борьбы…
– А в чем вы разошлись с князем Ростиславом? – перебил его Юрий, не любивший многоречья.
– Нападал он на тебя, князь, в словах своих, а мне это было неприятно слышать…
– Да как не нападать, когда он вместе со своим братцем Изяславом воевали против меня?
– Да оно конечно так, но все-таки…
На самом деле, Иван попытался присвоить себе часть драгоценностей, выделенных на оборону города Минска, во главе которого он был поставлен, однако был пойман за руку. Пришлось снова бежать. Но здесь Иван был спокоен: Ростислав был врагом Юрия, поэтому о нем ничего не передаст.
– И с какой просьбой ко мне явился, князь? – спросил Юрий, чувствуя, как холодок неприязни закрадывается ему в сердце: чем-то не нравился этот пронырливый человек!
Наступил решающий момент, для Ивана важно было не прогадать с должностью у нового князя. Об этом они не раз говорили с Агриппиной. Она не могла забыть казнь боярина Кучки, поэтому убеждала его:
– Мне нельзя встречаться с князем Юрием. Он зол на меня и при случае не помилует. Не соглашайся на службу в Суздали, просись куда-нибудь в дальнюю крепость. Будем жить с тобой спокойно, я буду хорошей хозяйкой и женой…
И он сказал:
– Хочу послужить тебе, князь, верой и правдой. Не за высокими теплыми местечками в столице гонюсь, а хочу, чтобы ты послал меня на границу, на самые опасные направления, Буду биться с ворогом, презирая смерть.
Юрий подивился его словам и не стал этого скрывать:
– Ты первый обращаешься ко мне с такой просьбой. Другие все норовят возле меня пристроиться, поближе к подаркам и наградам… Что ж, князь, будь по-твоему! Самый опасный и неспокойный рубеж у меня проходит с Новгородской землей. Садись в Твери и налаживай оборону по всей линии границы.
В тот же день Иван Берладник выехал из Суздаля. Юрий в то время находился в своей конюшне и через ворота видел, как он подсаживает в седло какую-то женщину. Женщина стояла к нему спиной. Вот она ловко закинула ногу через коня, уверенно уселась и стала перебирать в руках поводья. Что-то знакомое почудилось в ее стане, повадке, движениях. Где-то видел он эту женщину… Всадники тронулись с места и двинулись в сторону крепостных ворот. И тут Юрий узнал: это была Агриппина! Он не мог ошибиться, это была она! Но как она сюда попала да еще с князем-изгоем?
И тут вспомнил Юрий, что неожиданно пропала куда-то его бывшая любовница. Куда уехала, никто не мог сказать, да Юрий и не пытался дознаваться. Уехала и уехала, Бог с ней. Зла он на нее не держал, поступила она, конечно, подло, но чисто по-женски, какие могут быть счеты? Человек не мстительный и не злопамятный, он не собирался преследовать ее; ему было просто интересно, как сложилась ее дальнейшая судьба и что привело ее к нему в стольный город.
Некоторое время постоял он, вспоминая те события, что были связаны с этой женщиной, а потом дела отвлекли его и он больше к мыслям о ней не возвращался.
Глава третья
И бысть тишина в Русьстеи земли…
I
В начале весны 1153 года прискакал из Галича нарочный и сообщил весть о кончине князя Владимирко. Рассказал он чудные вещи. Против Владимирка пошли войска Изяслава и венгерского короля Гезы. Галицкий князь потерпел поражение и закрылся в крепости Перемышль. Во время осады он сумел подкупить Гезу, тот пошел на мир, хотя Изяслав был против. Состоялось крестоцелование. Владимирко пошел на хитрость, сказался тяжелобольным и крест целовал, лежа в постели. И, когда осада была снята и вражеские войска ушли, он с легкостью отказался выполнять условия мира, потому что, утверждал он, никакого крестного целования не было: он же лежал в постели! Тогда в феврале 1153 года Изяслав послал к Владимирко своего боярина Петра Бориславича, который стал упрекать князя:
– Княже, крест еси к брату своему к Изяславу и к королю целовал. Почему ты отступил от крестного целования?
На что Владимирко ответил с усмешкой:
– Что мне сей крест малый?
– Княже! – изумленно проговорил боярин. – Аще крест мал, но сила велика его есть на небеси, на земли. А отступишь, то не будешь жить!
Слова эти не на шутку разгневали князя:
– Ты досыта здесь молвил. А ныне поезжай вон! Поезжай к своему князю!
По приказанию Владимирко боярину не дали ни подвод, ни корма для лошадей, то есть ничего из того, что положено княжескому послу. Когда Петр Бориславич выезжал с княжеского двора, князь Владимирко шел в церковь.
– Вон, поехал муж русский, – воскликнул он со смехом, указывая на боярина. – Все волости мои забрал!
После службы князь возвращался к себе домой. И когда он шагнул на ту же ступень, с которой говорил поносные слова, его внезапно поразил удар.
– Некто меня ударил по плечу, – простонал князь и начал оседать.