Юрий Долгорукий
Он вызвал к себе Ивана Симоновича.
– Помнишь Переяславль, когда после свадьбы дрались против посадских?
– Как же! Такое не забывается. Крепко мы им тогда всыпали!
– А черниговского княжича Святослава не забыл?
– Тоже помню. Он как раз рядом со мной бился.
– Ну и как – храбро бился или труса праздновал?
– Нет, не из боязливых. С виду такой мямля, прямо девочка, а как лицом к лицу с посадскими сошлись, попер вперед, не остановишь! А к чему ты это спрашиваешь?
– Да вот записочку от него получил. Брата его великий князь Изяслав в темнице держит, а он его хочет освободить. Помощи просит. Как ты на это?
– Я бы рискнул. В случае успеха мы такого сильного союзника получаем!
– Я тоже к этому склонялся… Что ж, начнем готовиться к походу на юг.
Весть о сборе войска в Суздальской земле дошла до Киева. Изяслав не стал ждать вторжения и нанес упреждающий удар: по его наущению Рязанский и Муромский князья напали на владения Юрия. Пришлось основные силы бросить совсем в другом направлении, а на помощь Святославу был отправлен сын Иван с дружинниками. Святослав был чрезвычайно обрадован приходу суздальских войск, встретил князя со всевозможными почестями и торжественно объявил о передаче Ивану Курска с прилегающими землями.
16 января 1147 года объединенное войско Святослава и Ивана возле города Карачева встретило силы великого князя Изяслава, которые вел князь Изяслав Давыдович, двоюродный брат Святослава. Это был один из тех черниговских князей, которые предали его, Святослава, и переметнулись на сторону Киева. На путь воинских подвигов его толкнула обычная жадность – желание поживиться богатством своего двоюродного брата. «Пусти меня на него, – убеждал он великого князя. – Убежит он от меня, его жену и детей отниму и имение его отберу».
Молодой и неопытный, он в самом начале сражения неумело бросил в наступление конницу берендеев. Степняки засыпали противника тучей стрел, но Святослав предугадал замысел Изяслава и ударил бронированной дружиной в бок легковооруженным всадникам. Те смешались и побежали, в панике наскочили на киевскую пехоту, смяли и расстроили ее ряды. Тогда Святослав двинул свои полки вперед. По сути, это было не сражение, а избиение дезорганизованного неприятеля. Святослав не стал преследовать поверженные войска Изяслава (это же были в основном русы!), но победу отметил с показной пышностью.
Однако силы великого князя нависали над Новгород-Северским и Суздальским княжествами со стороны Смоленска и Новгорода. На исходе зимы и в начале весны 1147 года, пока еще не сошел снег и не началась весенняя распутица, Юрий вторгся со своим войском в Новгородскую волость и захватил Новый Торг и Помостье (земли по реке Мсте). Одновременно Святослав развернул военные действия в Смоленской земле. Ему тоже сопутствовала удача. Он повоевал верховья Протвы, причем захватил в плен и вывел проживавшее там балтийское племя голядь.
Воодушевленный успехом, Юрий пригласил своего союзника в Москву. «И прислав Гюрги, рече: «Приди ко мне, брате, в Москов». Это и есть та историческая фраза, в которой впервые упоминается Москва в русских летописях.
Святослав тогда находился в городке Лобынске, при устье Протвы, левого притока Оки. Сначала он направил в Москву своего сына Олега со свитой, тот привез Юрию подарки, в том числе «пардуса», по-видимому, высокоценную шкуру барса.
На следующий день, 4 апреля 1147 года, в пятницу, в канун праздника Похвалы Святой Богородицы, в Москву приехал Святослав Ольгович. Встреча была радостной. Юрий некоторое время восхищенно смотрел в лицо Святославу, потом проговорил:
– Ну что, побили мы ворогов наших?
– Побили, князь. Крепко побили.
– А как они бахвалились! Изяслав полководцем великим считал себя! Щенок… Где ему против меня!
– Посмотрел бы, князь, как смоляне бежали от меня. Любо-дорого вспомнить!
– Отметим нашу победу за столом. Славный пир закатим!
Через день Юрий устроил обед в честь прибывших. «Повеле Гюрги устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы с любовию, и сынове его Олгови, и Володимиру Святославичю, и муже Святославе учреди, и тако отпусти их».
Весной 1147 года, дождавшись установления путей и получив подкрепление от Юрия Долгорукого, Святослав Ольгович начал наступление на черниговских князей. Терпя поражения, черниговские князья пошли на переговоры со Святославом. Под Спашью был заключен мир, по которому Святославу Ольговичу были возвращены все его владения. Более того, черниговские князья решили заманить великого князя киевского в ловушку и расправиться с ним.
Весть об их измене породило сильное волнение в Киеве. Распространился слух, будто кто-то в угоду изменникам-черниговцам хочет свергнуть Изяслава Мстиславича, вызволить из неволи Игоря и посадить его на престол. Вспомнили, что нечто подобное случилось в 1068 году, когда толпа освободила томившегося в порубе полоцкого князя Всеслава; Всеслав разжигал феодальную смуту, за что и был захвачен киевскими дружинниками. Тогда это привело к большим бедам для киевлян. Пользуясь смутой в стране, совершили набег половцы, жгли селения, грабили и уводили пленных. Свергнутый народом князь Изяслав бежал в Польшу и вернулся с большим войском, похватал и казнил зачинщиков смуты, а заодно с ними пострадали многие невинные люди. Неужели и сегодня это повторится? Нельзя этого допустить!
19 сентября 1147 года киевляне «от мала до велика» собрались на площади у Святой Софии, где обычно проводилось вече. Площадь не вместила всех желающих, толпы людей заполонили прилегающие улицы.
Великий князь был в это время в черниговских землях, а вместо себя оставил пятнадцатилетнего брата Владимира. Юный князь взбежал на помост, оглядел толпу. Перед ним волновалось людское море, возбужденное, яростное. Он подошел к посаднику Василию, спросил:
– Не пора ли открывать вече?
– Какое же это вече? – встревоженно ответил посадник. – На вече приходят одни мужчины. А тут набежали и мужчины, и женщины, и дети. Собрался без малого весь город. Беды бы не натворили!
– Какая беда! – беспечно вымолвил Владимир. – Передадут посланцы от моего брата просьбу о присылке войска, все и разойдутся.
– Дай-то Бог, дай-то Бог! – озабоченно проговорил посадник и направился к краю помоста, чтобы утишить толпу и начать разговор.
Но народ долго не успокаивался. Гул волнами перекатывался из одного края площади в другой, пока наконец не затих в отдаленном уголке.
– Господа киевляне! – громко выкрикнул посадник. – Прибыли от великого князя нашего Изяслава Мстиславича гонцы с просьбой о помощи. Выслушайте внимательно и ответ дайте достойный!
Стоявший в сторонке боярин Михаил, долговязый, долгобородый, степенно прошел на средину помоста, развернул свиток и стал читать, медленно и внятно:
– Пойдите со мной к Чернигову на князей Ольговичей, доспевайте от мала и до велика. Кто имеет коня, тот на конях, а кто не имеет, тот в лодьях. Потому что они хотят не только меня убить, но и вас искоренить!
Толпа охнула, взревела, взвыла. На помост выскочил худенький мужичишка, потрясая кулачком, стал выкрикивать истошно:
– Идем мы все как один по зову великого князя! И не только сами, но и с детьми, коли он захочет!
И, поддержанный одобрительным гулом, продолжал:
– Но только сначала надо расправиться с теми врагами, которые сидят в Киеве и норовят ударить нам ножом в спину! Перво-наперво это Игорь, который ныне не в порубе, а пребывает в Федоровском монастыре. Убьем его, а потом спокойно пойдем к своему князю! Кончаем его сейчас же, кияне!
Видя такой неожиданный оборот дела, встрепенулся князь Владимир, оттолкнул мужичишку и закричал ломким еще голоском:
– Не поддавайтесь на злые уговоры, господа кияне! Не замышляет ничего плохого Игорь против моего брата, я это доподлинно знаю! Ушел он от мирских дел и только с Господом Богом общается!
– Неправда! Ворог он наш! Убить его! – гремела толпа.