До захода солнца (ЛП)

Пару секунд я наблюдала за ним, думая о его великолепии, Стефани, Космо, очевидной гордости Люсьена за свой народ, потом тихо сказала:
— Ты охотился на своих.
Его рука поднялась, пальцы обвились вокруг моей шеи, и он объяснил, будто я его в чем-то обвиняла, хотя на самом деле не обвиняла ни в чем.
— Они тоже охотились, Лия, и они охотились на смертных. Кормились и убивали. Без раздумий и угрызений совести. Отстаивая свою точку зрения, живя своей жизнью по-старому. Они не только убивали невинных, они подвергали риску все, за что мы, вампиры, боролись.
Я уставилась на него.
Тогда догадалась:
— Тебе не нравилось их убивать.
Он покачал головой.
— Независимо от того, что я не верил в их образ жизни, порабощать своих же братьев и доставлять их на казнь — невеселая работа.
Он мог бы сказать это снова.
Я поняла, что здесь было неправильное, и мне стало невероятно грустно.
За Люсьена.
Я не ожидала, что мне когда-нибудь станет жалко Люсьена, но это было так.
Почувствовала, как мое тело стало мягким, прижалась к нему поближе.
Подняв руку, чтобы коснуться его лица, я прошептала:
— Люсьен.
Когда моя ладонь коснулась его щеки, увидела, как он медленно закрыл глаза, и отразившееся глубокое чувство, столь очевидное на его красивом лице, заставило меня затаить дыхание.
Он был очень хорош собой, но, глядя на него в этот момент, он был просто поразительным.
Я почувствовала, как губы приоткрылись от благоговения, и мне отчаянно захотелось поцеловать его. И своим поцелуем я хотела отвлечь его демонов, впитать его эмоции, забрать их у него навсегда.
Прежде чем у меня появилась возможность совершить этот подвиг, его глаза открылись, и он пробормотал так, словно пытался успокоить меня, хотя я чувствовала, что он переживает кошмар:
— Это было давно, зверушка.
— Но это все еще беспокоит тебя.
Его рука скользнула с моей шеи к моей руке на его лице. Его длинные пальцы обхватили мои, и он поднес костяшки моих пальцев к своим губам, касаясь их.
Затем его глаза встретились с моими, и он повторил:
— Это все еще беспокоит меня.
Тогда я поняла, почему люди вели себя так рядом с ним, и поделилась своими соображениями:
— Ты герой — вампир. Они восхищаются тобой.
— Да, восхищаются, — согласился он небрежным тоном, который говорил, что для него это мало что значит, продолжив: — Они также боятся меня.
Я подумала, что им, наверное, следует его бояться. Это действительно было страшно, раз он смог выследить тысячи вампиров в одиночку.
— Какое все это имеет отношение ко мне? — Поинтересовалась я.
Он положил свою руку, все еще держа мою, себе на грудь.
— Из-за статуса, который они мне присвоили, люди интересуются всем, чем интересуюсь я. Плюс другие раздражающие вещи, связанные с меткой. Тебя я пометил двадцать лет назад и ждал. Это не мое обычное поведение. Твое поведение тоже не похоже на обычное поведение наложницы. Что и заинтриговало многих людей, и они начали наблюдать и ждать, что будет дальше. Теперь, боюсь, они не менее заинтригованы.
— Так что, в некотором смысле, мы похожи на смертных и вампиров Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона, без свадеб и всего такого, конечно, — пробормотала я.
Я почувствовала облегчение, когда атмосфера стала не такой напряженной, его лицо смягчилось, а губы дрогнули.
— Что-то в этом роде.
Ну, это был ответ на один мой вопрос, и, как обычно, все представлялось вполне логично.
Теперь о том, что меня очень пугало.
— Почему ты думаешь, что сможешь спасти меня от моего сна?
Он перевернул нас на бок, подтянул так, чтобы я оказалась лицом к лицу с ним, и прижал меня к себе.
— Ты помнишь разговор, который подслушала сегодня утром? — спросил он, и я кивнула.
Как я могла забыть?
Он продолжил:
— Думаю, что ты настраиваешься на меня.
— Да, я помню, как ты это говорил. Какое это имеет отношение к...?
Он прервал меня, сказав:
— Тебе снится Приговор.
Я молчала, но мое сердце замерло.
Его взгляд стал задумчивым.
— Твоя мать или одна из тетей рассказывала тебе о Приговоре?
 
Не рассказывали. Я отрицательно покачала головой, решив не лгать.
— Может Эдвина? Стефани? — спросил он.
Я снова отрицательно покачала головой, на этот раз не солгав даже не вербально.
Когда он заговорил снова, напоминало, будто он разговаривал вслух сам с собой, а не со мной.
— Тогда ты, должно быть, каким-то образом почувствовала все это от меня.
— Почувствовала что от тебя? Приговор?
Его глаза сфокусировались, и он пробормотал:
— Это некрасивая история, зверушка.
— Я уже догадалась, — ответила я.
Его губы приподнялись, прежде чем он начал объяснять:
— Доминион создал Приговор для смертных и бессмертных супругов, которые не осуждали, другими словами, не отказывались друг друга, не доносили, не признавались, называй, как хочешь. Доминион надеялся, что другие — пары смертных и вампиров, подвергающиеся пыткам или еще не пойманные, избавят своих партнеров от этого ужаса и разоблачат их. Но Доминион не учел одного, о чем я и напомнил им, как и Космо, Стефани и другие советники в то время, клятва вампира — это его или ее связь навеки. Он или она никогда не откажется от своей клятвы, что бы с ними ни случилось. — Он вздохнул, затем продолжил: — Обычно, когда спариваются вампиры, их заявления признание своей пары является обещанием, а не клятвой. Между клятвой и обещанием — огромная разница, для вампира эта разница имеет решающее значение. Хотя бы понимание того, что вечная жизнь с другим человеком может не получиться спустя столетия. При обещании всегда можно разойтись, разорвать отношения — это Заявление о разделе. Клятва же — это навсегда, навеки, от нее нельзя отказаться, ее нельзя разорвать. Однако в большинстве случаев, когда вампир брал смертную в качестве партнера, во время утверждения ее в качестве партнера, он клялся быть со своей смертной навсегда. Поэтому вампир никогда бы не предал свою смертную. Доминион, однако, обладал некоторым опытом поведения смертных, поэтому рассчитывал, что именно смертные будут доносить на вампиров. К сожалению, они ошибались, и десятки приговоров были приведены в исполнение.
— Дай угадаю, — прошептала я. — Смертную повесили, вампира сожгли.
Он сжал меня в объятиях и кивнул, но сказал:
— Хуже.
Что могло быть еще хуже?
Он ответил на мой незаданный вопрос:
— Казнь приводилась одновременно. Огонь был зажжен, чтобы смертная могла наблюдать, как начинает гореть ее партнер — вампир. Затем следовало повешение, чтобы вампир мог видеть, как его возлюбленная качается на ветру, прежде чем он умрет.
Это я тоже знала, но все равно ахнула, когда Люсьен подтвердил то, что происходило в моем сне.
— Доминион добился успеха, — сообщил он мне. — Такая смерть оказалась здоровым сдерживающим фактором от любых подобных будущих спариваний.
Я опустила голову, посмотрела на его горло и пробормотала:
— Неудивительно.
Он поцеловал меня в лоб, я запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Я не помню свой сон, но именно это чувствовала, — ответила я ему.
— Я не сомневаюсь, что так оно и было, — ответил он.
— Почему мне все это снится, я даже не знала о существовании этого Приговора?
— Понятия не имею.
— Ты можешь объяснить, что произошло прошлой ночью?
Он покачал головой, но сказал:
— У меня есть теория.
Когда он замолчал, я подсказала:
— Какая?
Он притянул меня ближе и прошептал:
— Ты связана со мной, моя зверушка, так, как я никогда раньше ни с кем не был связан.
В этом он не ошибался. И я почувствовала себя немного неуютно от этого, в то же время обнаружила, что его слова заставили меня почувствовать намного больше, чем совсем чуть-чуть в безопасности.
 
Слишком противоречивые эмоции.
Отлично, еще этого не хватало.