До захода солнца (ЛП)

Ладно, можно было с уверенностью сказать, что он пугал меня до чертиков.
Но он либо не замечал, либо ему было наплевать, потому что продолжал.
— Затем произошел сдвиг в приоритетах, приведший к Революции. Существовали вампиры, уставшие жить постоянно в темноте, понимая преимущества вечной жизни, и хотели ими воспользоваться. Эти вампиры на протяжении веков сколачивали огромное богатство, обладали хорошими манерами, стали продвигаться в мире смертных. Они стали значительно более цивилизованными, чем хищные вампиры, дошли до того, что у них появились наложницы без контрактов, конечно, и без ограничений. У многих вампиров было несколько наложниц, иногда десятки.
— Об этом рассказывали на том уроке? — Прервала я Люсьена, он отрицательно покачал головой в ответ на мой вопрос, продолжая рассказывать историю вампиров.
— Другие вампиры предпочитали жизнь охотников, понимая, что эта зарождающаяся часть нашей культуры, желающая чего-то большего, угрожала их образу жизни. И они оказались правы. Это и послужило причиной для Революции. Вампиры, которые хотели получить большего от бессмертной жизни, объединились со смертными, начав сражаться с хищными вампирами. Союз Вампиров и Смертных, тот, который создал Соглашение как документ после Революции, понимал, что должны существовать законы, регулирующие взаимодействие между нашими культурами. Их намерения были хорошими, даже справедливыми. Приоритетом этого Союза Вампиров и Смертных было защитить нашу добычу — то есть вас, а также защитить наш собственный вид, способствуя Предъявлению права Вампиров или, говоря словами смертных, вступлению в брак. Вампиры нечасто производят потомство, там все не просто, со смертным это невозможно. Чтобы наш вид процветал, они навязали нам эти законы.
У меня крутился миллион вопросов. Может даже миллион и два вопроса.
Но я начала с первого.
— Зачем вам нужно размножаться, если вы бессмертны?
— Мы умираем. Иногда случайно, например, при пожаре в доме. Но обычно это самоубийство. Вечная жизнь не для всех. — Я потрясенно втянула воздух, а Люсьен тихо продолжил: — Это почетная смерть, Лия. Ни в коем случае не осуждается. Вечная жизнь может стать очень трудной задачей. — Я кивнула, потому что в этом тоже был какой-то странный смысл. — И казни применяются к тем, кто нарушает законы, в основном, если они охотятся. Такое случается нечасто. И, наконец, есть права, которые вампиры используют против своих же соплеменников. Например, если наложницей злоупотребляет другой вампир, ее вампир имеет полное право потребовать возмездия, которое может закончиться убийством.
Последнее я уже знала. Стефани рассказала, включая тот факт, что Люсьен сам совершил два таких убийства.
Тогда мне кое-что пришло в голову. Я хотела выяснить, раньше никогда об этом не думала. Но от одной только мысли моя кровь превратилась в горячую лаву, крайне неприятное ощущение.
Я не хотела спрашивать, действительно не хотела, но поймала себя на том, что уже губы двигаются.
— Ты и твоя, э-э... — Я постаралась не подавиться этим словом, к счастью, мне это удалось: — У твоей пары есть дети?
По какой-то причине я ненавидела саму мысль о его паре. По сути, жена где-то там в любую минуту может предъявить на него права на уровне, который мне никогда не светит. Почему мне не нравилась сама мысль о его паре, я понятия не имела, и это пугало меня больше всего.
Он покачал головой, но облегчения я не почувствовала. Его следующие слова, сказанные так небрежно, хотели казаться небрежными, еще больше укрепили во мне это чувство.
— Не с Катриной, нет. Давным-давно от двух других союзов у меня родились сын Джулиан и дочь Изобель, оба живут в Англии.
О боже мой!
Люсьен был отцом.
Я вообще не могла это осознать.
Я отвела глаза в сторону и спросила:
— Ты общаешься с ними?
— Часто.
Я старалась не смотреть в его сторону.
— Вы близки?
— Очень.
— Ты... поддерживаешь связь с их матерями?
Почему я задавала все эти вопросы?
Он не колеблясь ответил.
— Мать Изобель покончила с собой тридцать лет назад.
 
Мои глаза снова метнулись к его лицу, но в них не было чувств — ни печали, ни раскаяния.
Он продолжил:
— Я общаюсь и иногда встречаюсь с Крессидой, матерью Джулиана.
Я больше не хотела говорить на эту тему. И в надежде закончить дискуссию и мой урок, который начался так отлично, но потом все пошло наоборот, я больше не задавала вопросов, а просто произнесла:
— Хорошо.
Мгновение Люсьен изучал мое лицо.
Затем тихо спросил:
— Уже хватит, зверюшка?
С меня хватит.
Боже, мне и так всего хватает.
Я кивнула.
— У тебя есть вопросы? — Спросил он, я отрицательно покачала головой.
Это неправда. У меня все еще имелся миллион вопросов, но ни на один я не хотела получить ответ в данный момент. И первым в списке среди вопросов был существование Катрины. Кем она была. Где она жила. Что она думала обо мне. Как долго они были вместе и почему Люсьен ночами находился в моей постели, а его одежда заполняла мою гардеробную, и почему он сию минуту лежал здесь со мной на диване, который он мне и предоставил.
Хотя я понимала, что мне определенно не нужен ответ ни на один мой вопрос.
Пока я разбиралась в этом новом бардаке в своем мозгу, он приподнял голову, и его лицо исчезло у меня на шее.
— Хорошо, дорогая. Урок окончен.
Я вздрогнула главным образом потому, что его глубокий голос звучал так чувственно на моей коже, это было приятно. А также потому, как он произнес свои слова, его язык попробовал мою кожу, и это было приятнее. Наконец, потому что он назвал меня «дорогая», и мне понравилось, когда он так меня называл.
В попытке самосохранения, чтобы положить конец предательской реакции моего тела на него и его слова и в попытке взять ситуацию под контроль, я спросила:
— Могу я теперь одеться?
— Нет.
Я моргнула.
— Нет?! — хрипло переспросила я.
Его губы путешествовали вверх по моей шее, по моему подбородку, встретившись с моими губами.
— Нет. Я решил, что большую часть сегодняшнего дня ты будешь голой.
«Что?!» — Проорал мой разум.
— Что? — прошептали губы.
Я почувствовала его улыбку на своих губах.
— Ты будешь голой. Очевидно же, что ты усвоила урок и перестала мне противоречить. Это заслуживает награды, — его голос понизился, когда он сообщил мне, — и я собираюсь потратить весь день, награждая тебя этой наградой.
О боже мой.
Что же я наделала?
Игра, которую затеяла, приняла скверный оборот. Потому что он играл в нее намного лучше меня.
Проклятый вампир!
— Люсьен... — Я вздрогнула, но его рука коснулась моего обнаженного бедра, скользнув вверх под халат, обхватив за задницу.
Он прервал мою концентрацию на движении его руки, потребовав:
— Поцелуй меня, зверушка.
— Поцеловать тебя? — прошептала я.
— Я хочу, чтобы твой язык был у меня во рту.
О боже мой.
— Люсьен... — снова начала я, но он прервал меня.
— Ты собираешься меня ослушаться? — Его слова прозвучали как мягкая угроза или, возможно, вызов.
Что мне делать?
Мой выбор заключался — или остаться Послушной Лией, или поцеловать его и стать Настоящей Лией, скорее всего, потом быть наказанной.
Я и так уже раз облажалась!
— Можем мы?.. — Опять начала я, но меня снова прервали.
— Поцелуй меня, Лия.
— Дай мне две…
Его рука прижала мои бедра к себе, и я почувствовала его твердый член. Тело отметило, что мне нравится, что он твердый, что я могу сделать его твердым, просто лежа рядом и разговаривая.
Это отметило мое тело, но в ту же минуту мой разум отметил полный и абсолютный страх.
 
Я видела, как его глаза потемнели и стали напряженными.
Затем он прорычал:
— Делай, что я говорю, или...
На этот раз я прервала его поцелуем.
В ту минуту, когда мой язык, как обычно, коснулся его языка, я задалась вопросом, почему я все время борюсь с ним. Наши головы склонились в разные стороны. Языки боролись за превосходство, брали, брали, брали, такие голодные, в то же время отдавая так много, что я почувствовала, как мое тело потрясло от дара его поцелуя.