Зверь. Изменил мне — изменил меня (СИ)

— Да ладно тебе, — небрежно бросает брат и поворачивается.
Взгляд у него не родственный. Так на сестёр не смотрят. А вот на объект вожделения — да.
Карим мой брат, но по сути — чужой человек. Если верить его рассказу, общей крови у нас нет. Его отец сошёлся с моей матерью. Хоть и росли вместе, мы не родня.
— Отвернись! — рявкаю.
— Что я там не видел? — невозмутимо бросает и идёт помогать.
Я только булькнуть успеваю от возмущения. Одна огромная пятерня уже вероломно подсунута мне под попу, а другая деловито натягивает джинсы. М-да, непросто такими крупными пальцами справиться с бегунком на молнии.
Ох…
От манипуляций брата у меня всё внутри сжимается. А потом разжимается. И снова сжимается. Спазмы приносят стыдное удовольствие, а в палате становиться подозрительно мало воздуха, словно его кто-то одним вдохом высосал.
— Я сам-м-ма… — мычу, отпихивая от себя нахальные руки.
— Всегда пожалуйста, — довольно скалится Карим.
Справившись с молнией и пуговицей, присаживаюсь на кровати. Стараюсь дышать ровно. Но есть ощущение, что брат носом чует ни с того, ни с сего накрывшее меня возбуждение. И это совсем не метафора. Он стоит надо мной и принюхивается. Как зверь какой-то.
— Может, пойдём? — спрашиваю неуверенно.
Мне уже не надо ни объяснений, ни рекомендаций врачей. На воздух бы. И желательно побыстрее.
— Пойдём, — легко соглашается брат.
Но быстрее не получается. Ни трости, ни костылей. В качестве опоры мне предложено надёжное сильное мужское предплечье. Цепляюсь, и мы с Каримом медленно ползём по больничному коридору.
— Ненавижу это всё… — шепчу с раздражением.
— Приедем домой, клюку тебе выстругаю, — будничным тоном отзывается брат.
Что, прошу прощения? Останавливаюсь и смотрю на Карима большими глазами.
— Выстругаешь? — переспрашиваю в надежде, что мне послышалось.
— Ну да, — он только плечами пожимает. — Найду подходящую ветку и сделаю трость.
— Стоп, — зажмуриваюсь. — Мы что, за городом живём? — открываю глаза.
— Можно так сказать, — хмыкает.
Ох, что-то не нравится мне его ответ. И глаза хитрые. В чём подвох?
— Подробнее, — требую.
— Увидишь, когда приедем, — снова сверкает хитрющими глазами. — А может, и вспомнишь, — добавляет загадочно.
— Так не пойдёт, — мотаю головой. — Рассказывай сейчас.
Вместо слов Карим предпочитает дело — подхватывает меня на руки и бодрым шагом топает к выходу. Это лучше, чем плестись со скоростью улитки. И, чёрт возьми, я чувствую себя в крепких объятиях брата под надёжной защитой. А ещё у меня снова эти непонятные ощущения. Приятные. Это пугает до чёртиков!
Всего несколько минут, и я уже сижу на переднем сиденье большой машины. На такой не застрянешь даже в болоте. Только грязноватая она. М-да… Бардак в салоне конкретный.
Но напрягает не пыль на приборной панели. Не глиняное крошево на ковриках. Бензопила! Рядом с не самой свежей одеждой на заднем сиденье она смотрится зловеще. Я потеряла память — не помню ничего о себе, но эмоции от фильмов ужасов забыть невозможно. Кажется, они отпечатываются на уровне подсознания.
— Это… зачем? — спрашиваю, поглядывая в зеркало дальнего вида.
— Что — это? — Карим ищет взглядом причину моего беспокойства. — Пила, что ли? — оборачивается.
— М-м-угу, — поджимаю губы.
— Дрова пилить, — он смотрит на меня как на умалишённую. — А ты что подумала, сестрёнка? — улыбается.
Жуть всякую. Что завезёт в лес и этой вот бандурой вжик-вжик меня, а не дрова. Тут, случаем, маска хоккейная не завалялась нигде?
— Не обращай внимания, — выдыхаю с дрожью и обнимаю себя за плечи. — У меня, наверное, паранойя.
Не наверное — точно. Но моей власти над параноидальными мыслями нет. Оно само! Я чувствую опасность, но понять её не могу. Ужасные ощущения.
Едем по городу. Виды вызывают лёгкое дежавю, не больше того. Я пытаюсь напрячь извилины, но голова снова начинает болеть. Нет уж, хватит. Разбитый затылок, амнезия, заплетающиеся ноги — этого больше чем достаточно. Со временем память вернётся, никуда не денется. Надеюсь.
  
Выезжаем из города, двигаемся по трассе. По обочинам лес, на горизонте лента шоссе. Машин практически нет. Только изредка нам на встречу попадаются фуры. А потом вообще начинается гравийка. Становится всё тревожнее.
Финиш паники случается, когда Карим сворачивает на разбитую лесную дорогу. Да, он взял и свернул в густой тёмный лес! Дом за городом в каком-нибудь посёлке — это я ещё поверю, но, чёрт подери, не в тайге же мы живём!
— Куда мы едем? — выкручивая себе пальцы, кошусь на брата.
— Едем домой, — он повторяет уже известную мне мантру.
— Но мы… в лесу, — шепчу из-за сдавленного от ужаса горла.
— Так и есть, — соглашается невозмутимо и останавливает машину.
Карим глушит мотор, а у меня сердце уходит в пятки и умирает там.
Что?.. Зачем? Почему мы остановились?!
Брат выходит из авто, открывает заднюю дверь и берёт бензопилу. Всё, кажется, приехали. Конечная…
— Дрова приметил, — брат кивает на поваленный ствол дерева, который лежит неподалёку, — надо распилить.
Господи, какая же дура! Я уже готова была дёрнуть рычаг на двери и бежать… Ползти, если точнее. Бегать я не в состоянии. Каждому ежу в этом лесу понятно, что далеко я бы не уползла.
* * *
Дров у меня хватает, но я остановился распилить поваленное дерево. Пока я работаю, пусть девочка пораскинет мозгами и догадается, что теперь её дом в лесу.
Не хочу объяснять. Все мои объяснения сведутся ко лжи. Язык не поворачивается врать бедняжке. Лучше пустить всё на самотёк. Сестрёнка сама придумает несуществующую жизнь, а я поддакну в нужный момент.
Загружаю деревянные чурки в багажник и плюхаюсь за руль.
— Всё, можем ехать, — завожу мотор.
— Значит, мы живём в глухом лесу? — сестра кусает губы.
— Да, — мысленно выдыхаю с облегчением.
— Почему? — поворачивает ко мне голову.
— Так сложилось, — всё, что могу ответить.
— У тебя нет семьи? — хлопает ресничками.
— Ты моя семья, — выдавливаю из себя враньё.
— Я имела в виду жену и детей.
— Жены и детей у меня нет. Ты тоже не замужем. И ни с кем не встречаешься, — следующая порция лжи тоже идёт с трудом.
— Ну-у, неудивительно… — девочка кривится. — В таком месте можно разве что за волка замуж выйти.
Это точно. Волки тут водятся. Один даже с человеческим паспортом. Хоть сейчас под венец.
— Я не спешу связывать себя узами брака, — решаю технично съехать с темы. — Сначала надо денег заработать, жизнь наладить.
— Угу, и чем мы в лесу зарабатываем? — тоном махрового скептика спрашивает сестрёнка.
— Охотой, — говорю правду.
Несколько мгновений молчания на раздумья, и моя новая родственница вздыхает:
— Брат и сестра живут в тайге, зарабатывают охотой. Это бред какой-то, — разводит руками. — Если нет жилья, можно устроиться на работу в городе и снять квартиру. Я не понимаю.
Да, согласен — звучит как отборный бред. Надо исправлять ситуацию.
Глушу мотор, сжимаю баранку до скрипа и смотрю сквозь лобовое стекло. Снова придётся импровизировать, перемешивая правду с ложью.
— Меня не возьму на нормальную работу, — приоткрываю занавесу тайны.
— Это почему? — девочка в недоумении. — Надо просто приложить усилия и…
— У меня семь лет отсидки, — перебиваю её жёсткой правдой.
— Оу-у… — глазёнки становятся круглыми. — За что?
— За убийство.
— Ты серьёзно? — сестра бледнеет.
— Слетел с катушек, защищая близкого человека.
Девочка переваривает информацию, кусая губы.
— Можно узнать, кого ты защищал? — наконец, решается спросить.
— Можно. Но не сейчас, — отвечаю сухо.
От давно пережитых эмоций меня начинает крыть. Не хватало только, чтобы от воспоминаний крыша поехала.