Честное пионерское! Часть 1 (СИ)

А затем, в отместку за моё ворчание, конопатый гадёныш рассказал усатому врачу о моих упражнениях (хотя я просил его ничего не говорить медикам: предвидел, что мне посоветуют «не бежать впереди паровоза»). Доктор на дневном обходе пожурил меня за излишнее рвение (я мысленно пообещал отвесить рыжему мальчишке «хорошего тумака»). Но похвалил за успехи. Он напророчил мне выздоровление «ещё этим летом». Помог моему телу занять сидячее положение (медсестра затолкала мне под спину подушку).
Мир вокруг меня преобразился (стал походить на тот, из видения, где я очутился в шкуре рыжего паренька). Палата с нового ракурса выглядела непривычно. Потолок стал ближе к моей голове (я лучше рассмотрел на нём линии трещин). Подоконник уже не нависал надо мной. Доктор и медсестра будто вдруг стали пониже ростом. А уж как преобразился вид из окна! Я увидел теперь не только небо и зелёные ветви — сумел рассмотреть деревянные стенды в больничном дворе. Прочёл на них: «С Днём Победы!» и «Слава КПСС!».
* * *
Вечером я принял сидячее положение уже самостоятельно. Пусть и пришлось ради этого попотеть. Не поспешил откинуться на подушку — немного потренировал мышцы спины. Руки с каждым часом слушались моих приказов всё лучше (хотя мышцы на них слегка побаливали). Я расправил плечи, горделиво приосанился. Отметил, что недалёк тот день, когда смогу без посторонней помощи не только слезть с кровати и посетить больничный туалет. Но и прогуляюсь в больничную столовую, куда трижды на дню уходил мой сосед по палате.
Я посмотрел в окно, где увидел стенды с уже знакомыми мне надписями. «С Днём Победы!» намекала на то, что совсем недавно страна любовалась очередным парадом на Красной площади в Москве. А вот «Слава КПСС!» почему-то напомнила мне о детстве — тогда подобные «славы» маячили по всему Великозаводску. Отметил, что восславлявший коммунистическую партию баннер слегка выгорел на солнце. Но вовсе не выглядел древним: он точно не провисел на стенде десятки лет — какой-то шутник повесил его там в прошлом или позапрошлом месяце.
Подумал, что ещё пять-семь лет назад городские власти не потерпели бы около больницы подобные советские лозунги. Ну а сейчас… страна озаботилась иными проблемами. Да и тематика СССР в народе становилась всё популярнее. Я бы не удивился, узнав, что пропагандировавший идеалы Советского Союза плакат повесил рядом с больницей вовсе не пенсионер. Такое сейчас могли бы проделать и подростки (те, что не застали пустые полки в советских магазинах, но слышали от дедов о «бесплатных» квартирах).
Мысли на политические темы пробудили во мне желание ознакомиться с новостями. С декабря прошлого года в мире случилось много интересного — в этом я нисколько не сомневался. Надя Иванова о политике не рассказывала. Да и о спортивных событиях не проронила ни слова. Я не сомневался в том, кто выиграет нынешний чемпионат страны по футболу — интрига в этом сезоне отсутствовала. Но вот о результатах встреч в Кубке России я бы послушал. Мне думалось, что у «ЦСКА» в этом году появились шансы — после вылета из Кубка питерцев.
Вернулся из столовой рыжий сосед. Он жевал на ходу булку — сорил крошками на пол. Я поинтересовался у него, ловит ли в нашей палате интернет. Парень похлопал глазами, ответил мне с набитым ртом — неразборчиво. Но по его лицу я понял, что с интернетом в детском отделении — беда. Да и разве сидел бы конопатый в палате без планшета, будь отсюда доступ в «сеть». Спросил у рыжего, где он прячет свой телефон (ведь не бросили же его родители здесь совсем без связи). Парень прожевал булку — покрутил пальцем у виска.
— В тумбочке его держу, — сказал он. — Вместе с телевизором.
Я не понял: пошутил ли он, или парень говорил серьёзно. Не поверил в полное отсутствие у него связи с родителями. В то, что он изнывал от скуки, но при этом не «мучал» лежавшие в тумбочке гаджеты — тоже не верилось. Конопатый мальчишка мне и раньше казался странноватым. Теперь же я всерьёз задумался: действительно ли находился сейчас в педиатрии. Или же меня упекли в иное отделение, где у больных отбирали все «опасные» вещи. Масло в огонь сомнений подлило воспоминание о моих «приступах».
 
«Доктор говорил, что с возрастом это пройдёт», — говорила Надя Иванова. Мне померещился в этих её словах новый смысл. Если доктор знал о моих «проблемах»… Не от этих ли «видений» меня тут лечили в первую очередь? Рыжий мальчишка затолкал в рот остатки булки. Вытер об штаны руки. Я напомнил себе, что парнишка свободно прогуливался по больничным коридорам. Да и решёток на окне нашей палаты не было — это обстоятельство не соответствовало моим представлениям о психбольнице.
* * *
В этот же день я попросил телефон у Нади Ивановой — не в «вечное пользование», а чтобы разок позвонить. По изменившемуся выражению на лице женщины сообразил, что затронул «щекотливую» тему. Мама Миши Иванова взглянула на меня с нескрываемой тревогой. Погладила меня по голове (проверила, не поднялась ли у меня температура?). Ответила она не сразу — с десяток секунд задумчиво смотрела мне в глаза. Надежда Сергеевна либо не хотела, чтобы я поддерживал связь с «внешним миром», либо в больнице всё же существовал запрет на пользование электронными устройствами (в подобных местах я бывал редко, поэтому не представлял, нормальное ли это явление).
Надя Иванова сказала, что в моём отделении есть телефон. Вот только «его шнур не дотянется до палаты». Пообещала, что когда я стану на ноги, она проводит меня к сестринскому посту — договорится с медиками, чтобы мне позволили сделать звонок. Улыбнулась, поцеловала меня в лоб (уже смирился с этой её привычкой). Спросила, с кем именно из своих друзей я хотел бы пообщаться. Высказала предположение о том, почему меня не навещали в больнице одноклассники. Сказала, что навещать меня детишкам запретили родители: испугались «поднявшего голову» этой весной вируса гриппа. При упоминании вируса Надя смущённо отвела взгляд — я сделал вывод, что лгать она не умела.
* * *
Утром, после завтрака, я не улёгся отдыхать, как посоветовала санитарка. Уселся на кровать, дотянулся до лежавшей на тумбочке книги. Надя Иванова вчера продолжила чтение. Но одолела лишь пару глав: много времени потратила на болтовню о наших с ней «наполеоновских» планах на лето. Оказалось, что они с сыном хотели в июне поехать в Москву — мечтали посетить Большой Московский государственный цирк и зоопарк. Однако «очередной приступ» спутал их планы. Надя «успокаивала» меня — убеждала, что мы непременно осуществим свою мечту в следующем году. Говорила, что Москва «никуда от нас не денется».
Чуть не ляпнул в ответ, что семь лет назад исходил Московский зоопарк вдоль и поперёк (в компании с младшим сыном). Но вовремя прикусил язык. Потому что решил для себя: стану изображать в этом своём «видении» шаблонное поведение десятилетнего ребёнка. Пришёл к выводу, что происходившие в этом «медикаментозном сне» события придерживались привычной для меня логики, как в реальности (если отбросить тот факт, что я очутился в теле школьника). А потому рассказы о «другой» моей жизни выглядели бы более чем странно. Я не делился с Надей своими воспоминаниями: не желал сменить педиатрическое отделение на психиатрическое.
В том, что Москва подождёт, я с Надеждой Сергеевной согласился. Объявил женщине, что «совсем не расстроился». Получилось убедительно. Ведь я действительно не желал толкаться и потеть летом в метро. Великозаводск в двадцать пять раз уступал столице в численности населения. Хотя по площади был меньше всего раз в десять. Маленьким городом я его не считал. Но лишь в шумной и суетливой Москве понимал, что привык к провинциальной жизни. Незаметно для самого себя вошёл в роль десятилетнего школьника. Но говорил мало: боялся наболтать «лишнего». Всё больше кивал головой, улыбался и поддакивал.
Убедил Надю Иванову, что это лето с удовольствием проведу в Великозаводске. Покатаюсь на велосипеде, побегаю во дворе, покупаюсь в реке. О компьютере не сказал: раз уж велосипед со слов Мишиной мамы был едва ли не роскошью — допускал, что в комнате парня собирала пыль не «игровая» машина, а допотопный большой калькулятор. Выслушал Надино обещание накормить меня мороженым в «Снегурочке». Название кафе пробудило воспоминания из детства. Была когда-то «Снегурочка» и рядом с папиным домом. Но превратилась в зал игровых автоматов (в девяностых). А потом и вовсе уступила место отделению «Сбербанка».